Леди и война. Цветы из пепла - Карина Демина

…с черноволосой Кайса точно не уживется. Попробует приворожить чужака, а там, глядишь, еще до какой глупости додумается. Хуже нет обиженной бабы под боком…

– С остальными ты тоже знаешь, что делать? – Чужак отвел взгляд от Кайсы и подал знак той, которая с ножами. – Идем. Расскажешь по пути.

Старая крепость тяжело отходила от сна. Дар слышал ее, как и храм, расположенный чуть дальше, занесенный землей, заросший мхом и низким ломким вереском. Он слышал и сами острова, каменное ожерелье, брошенное в кипящие северные воды, каждый отдельно и все вместе.

Это была его земля.

Последние несколько месяцев дались тяжело. На нейтралке было тесно. Душно. Дар много ел, много спал, но все равно уставал быстро, быстрее, чем до превращения. Он был слишком стар, чтобы долго жить без источника, и сейчас с благодарностью впитывал силу.

Делился с крепостью.

И та отзывалась, роняла щиты ставен. Со змеиным шипением выдыхала спертый воздух, позволяя свежему ветру переступить пороги окон. Еще день-два, и стены ее согреются, на полу прорастут ковры, а внутреннее убранство изменится, подстраиваясь под нужды новых хозяев.

Меррон прижала ладонь к черному камню и не убрала, даже когда камень стал мягким, обволакивающим. Крепость знакомилась. И Меррон готова была к этой встрече.

Хотя ей все равно было немного не по себе.

– Мы сюда чуть позже вернемся. – Дар помнил, что надо делать, хотя не был вполне уверен в том, что у него получится. – Ей нужно время.

И ему тоже. Трех дней, проведенных на берегу, недостаточно, чтобы стабилизировать потоки.

В трофейном доме дверь до того низкая, что и Дару приходится нагибаться. Внутри темно и дымно. В нос шибает кисловатая вонь человеческих тел, скота – коз держат здесь же, за перегородкой – перебродившего пива, бочки которого стоят вдоль стен, шкур и мехов, металла, жира…

– Может, лучше все-таки на берегу? – Меррон сжимает его руку.

Ей неуютно здесь. И пугают женщины, которые смотрят из темноты, белые лица, белые глаза…

Тот человек был силен, видать, и вправду из младшей ветви, вырожденец, но Островам требовался хоть кто-то, они и делились силой.

Ее было много. Чистой. Живой. Пьянящей.

И Дара слегка вело с непривычки.

Тьму разогнали факелы, и перед Даром появилась та девушка, которая разглядывала его на берегу. Правда, на берегу она была хотя бы относительно одета. Как ему сказали? Сильна, молода и красива? Пожалуй. Светлые волосы собраны в узел. Светлая кожа смазана жиром, и тусклое ее сияние лишь оттеняет великолепие золота, которого на девушке слишком много.

Она и вправду была любимой женой.

И конунг, должно быть, сам нанизывал перстни на тонкие ее пальцы, показывая, что руки эти никогда не будут знать тяжелой работы. Он украсил шею ожерельем из золотых монет и топазов. Надел витые браслеты и массивные серьги, застегнул широкий пояс с золотой чешуей, с которого спускались нити хрустальных бус. При каждом движении девушки нити шевелились, отражая рыжий свет.

– Мы рады встретить нашего мужа, – произнесла она, протягивая золотой рог, наполненный до краев темным пивом.

И не только пивом.

От Дара не укрылось терпкое, совсем не пивное послевкусие. И то, как вспыхнули глаза красавицы. Неужели отравить думает? Нет, в этом смысла немного. Приворожить.

Дар надеялся, что у нее осталась еще волшебная трава: пригодится. И если до этого момента оставались еще сомнения – ему никогда не приходилось дарить людей, – то теперь они исчезли. Не хватало, чтобы эта светловолосая подлила что-нибудь Меррон. И действительно, на берегу пока безопаснее.

Впрочем, Дару нужно было заглянуть еще в одно место, которое не откажется его принять.

Храм находился под убежищем: Острова не так велики, чтобы имело смысл разделять основные узлы. Он толкнул дверь и вошел.

Мурана разрослась… потянулась к нему, спеша обнять, удостовериться, что Дар – действительно тот, кто способен помочь. Гибкие плети обвивали ладони, гладили шею, лицо, делясь накопленной силой. От нее Дар пьянел еще больше. И, наверное, опьянел совсем, потому что очнулся, когда обняли.

– Не помешаю? – спросила Меррон.

– Помешаешь – подарю кому-нибудь…

Вырвалось. Из-за того, что сила бушует в крови, и шум в голове, и много всего сразу. А Меррон замолчала. Несмешная шутка. Злая. И глупая, а ведь вроде не дурак.

– Тогда тому, который эрл… или ярл? Такой светленький. С бородкой колечками. Симпатичный. У него еще плащ ярко-красный… а глаза синие. Всегда слабость к синим глазам испытывала.

Договорился на свою голову.

Меррон попыталась увернуться, но он был быстрее. И сильнее. Упасть не позволил, уложил на пол, придавив собственным весом.

Синеглазый, значит.

– Ты моя.

– У тебя еще четырнадцать имеется… по наследству отошли.

От Меррон пахло не только Меррон. Мясом. Кислым молоком. Человеком… Мужчиной.

– Дар… – Она потерлась носом о щеку. – Да-а-ар…

Высвободив руку, Меррон провела пальцами по горлу.

– Ревнуешь?

Это глупо. Нерационально. Бессмысленно.

– Ты же сам говорил, что выбора у нас нет.

Дар знает. И готов повторить. Только почему-то знание не успокаивает.

– Эх ты, подар-р-рочек. – Ее голос успокаивает. – Пойдем, там тебе поесть принесли…

– Я долго здесь?

– Уже стемнело… давно уже стемнело.

Проклятие!

– Бьярни костер развел… я бы не стала тебе мешать, просто волновалась. Ты опять меняешься, да?

Давно стемнело. А в храм он пришел где-то после полудня. И выходит, все это время Меррон ждала? Одна. Практически без охраны. Без защиты. И кто угодно мог…

– Со мною Лаашья. И если бы что-то случилось, я бы тебя позвала. Я же видела, что тебе здесь стало лучше…

О да, настолько хорошо, что Дар почти позабыл обо всем. И чудо, что ничего не случилось.

– Дар, – Меррон прикусила ухо, – если ты и дальше так лежать будешь, чувствую, в храме имени тебя свершится святотатство…

– Прости.

Она все еще слишком легкая и слишком худая. И не любит перемен. На ее шубе клочья пыли. И паутина тоже. Но Меррон не замечает этих досадных мелочей.

– И ты… я… я просто за тебя волнуюсь.

Костер в кольце камней горит ярко.

И давешний знакомый что-то говорит Лаашье, не забывая подкармливать огонь сосновыми сучьями. С треском вспыхивают длинные иглы. Тлеет сырая середина, а рыжая кора сочится живицей.

Рядом с костром – гора еловых лап, бережно укрытая медвежьей шкурой.

И Бьярни, бросив быстрый взгляд на Меррон, прощается.

– Спасибо. – Остальное Дар скажет завтра.

Лаашья уходит следом. На берег вернется, к лодке и тоже костер разложит, сигнальный. Завтра с корабля переправят людей, тех немногих, которые пожелали пойти, Снежинку и запасы зерна.

– Я его осмотрела… в том смысле, что раны осмотрела.

После Краухольда Меррон избегала вспоминать, что умеет лечить. И сейчас она маялась неуверенностью в том, что имеет право. Что вовсе помнит, как это делается.

– Язвы заживут. Нужно вычистить хорошенько и мазь сделать… я взяла травы.

И не только травы. Не стала отказываться и от набора инструментов, переданных Ллойдом, как не стала спрашивать, откуда этот набор взялся и из какого материала инструмент сделан.

– А с рукой сложнее. Кость срослась неверно. И надо ломать наново. Но я не уверена, что не начнется сепсис. Тогда руку придется вовсе удалить…

– Скажи ему. Пусть сам решает.

Лежбище из еловых веток и шкуры прогибается под двойным весом.

– Если получится… он не пойдет против тебя? Он многих знает. И его послушают.

– Он неглуп. И понимает, что я сильнее. Его. Их всех.

Меррон только хмыкает.

– Женщина, когда ты в меня верить начнешь?

– Я верю.

Иначе не пошла бы на край мира, на остров, о котором и не слышала. Только вслух не скажет из врожденной вредности, а ему и не надо – Дар и так ее слышит. И сомнения. Нерешительность. Боязнь подвести и надежду, что все получится, что этот дом наконец навсегда. У нее ведь нет другого. Во всяком случае, она так думает.

– Я кое о чем тебе не сказал. – Отросшие прядки выскальзывают из-за ушей, и Дар ловит их. – Твой отец умер…

– Да?

– Да. Несчастный случай… но у тебя сестра есть.

Девочка с треугольным лицом и плоскими скулами.

– Они с матерью живут в поместье твоей тетки…

…где остались и его люди. Так женился на той женщине, все-таки Дар не способен держать в голове имена. А Сиг присмотрел себе невесту в городе… после войны всегда остаются женщины, которым нужна помощь. Наверное, это неплохой вариант. Только Лаашье на месте не сиделось. Может, хоть здесь найдет себе кого по нраву.

Или построить корабль.

– Про сестру я знаю. – Меррон ёрзает, пытаясь улечься поудобней, но в шубе тяжело двигаться, и она избавляется от шубы. – Только… она мне чужой человек. Совсем чужой, понимаешь?

Дар боялся, что Меррон, узнав, захочет увидеть. Поехать. А он не сможет отправиться за ней. И удерживать тоже будет не вправе.