Стена - Мэри Райнхарт

— Возможно, им не представилось случая, — отозвалась я. — Часть времени комнаты были заперты, а ключ был спрятан в моей комнате. Затем, когда они попали-таки туда, им, возможно, не хватило времени. Но тут есть и еще над чем поломать голову, — добавила я. — Что бы там ни находилось, оно, видимо, исчезло.

Он улыбнулся, впервые за время нашего разговора.

— А у вас задатки приличного полицейского, а? Что ж, я готов согласиться: там, возможно, что-то было, и кто-то чертовски усердно старался, чтобы это что-то раздобыть. Но мы не знаем, раздобыл ли он это. — Шериф обратил на меня взгляд своих синих глаз. — А ежели он раздобыл эту штуковину, — продолжал он, — тогда кто же перетряхнул те комнаты у вас в Нью-Йорке?

— Кто вам об этом сказал?

— Вам следовало бы знать, — заявил он, и в глазах его забегали озорные огоньки. — Вам следовало бы знать множество вещей. Как я понимаю, вы у нас теперь общаетесь с духами!

Меня хватило лишь на то, чтобы изумленно на него уставиться. Он хмыкнул. Потом снова посерьезнел.

— А теперь послушайте, Марша, — заговорил он. — Рано или поздно, но карты нам с вами все равно раскрыть придется. Что вы скажете насчет этого Данна? И зачем вы к нему отправились? — Я молчала, и он сделал нетерпеливый жест. — Нельзя играть с человеческой жизнью. Для Фреда Мартина все, похоже, складывается очень плохо. Артур вне подозрений, и больше никого нет. А тут вдруг Аллен Пелл выписывается из больницы и исчезает. Почему? Он кого-то боится? Или же что-то скрывает? И почему? Не пора ли вам заговорить?

Но я не стала ничего говорить. Все, что я могла сказать, — это «не знаю», и несколько минут спустя, услышав, как он хлопнул парадной дверью, я поняла, что его переполняет не только гнев, но и подозрения. 

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

В тот же самый вечер был убит доктор Джеймисон.

Сейчас я могу об этом писать. Еще несколько недель назад не могла. Возможно, самое ужасное в смерти— это то, что к ней привыкаешь. Острота восприятия проходит, а пустота постепенно заполняется. Теперь в городке уже новый врач. Он ездит на машине старого доктора и, наверное, больше понимает в современной медицине и лекарствах, о существовании которых доктор Джеймисон не имел понятия. Он оборудовал небольшую лабораторию в комнатке, где старый доктор держал свои рыболовецкие снасти и резиновые сапоги—для посещения в непогоду деревенских больных; и люди на острове уже принимают его и относятся к нему благосклонно— как будто и не было никакого убийства, будто он не занял место умершего.

А это действительно было убийство. Доктора—с пулевым ранением в сердце— обнаружили у обочины шоссе, его машина стояла возле стены, огораживающей имение Пойндекстеров, словно он сам ее там остановил. Стреляли с близкого расстояния, но никакого оружия поблизости не обнаружили. Доктор сполз с сиденья, тело его слегка наклонилось влево, как будто он с кем-то разговаривал. Одна рука была перекинута через дверцу. Похоже было, что он привычно и небрежно оперся ею либо же слишком поздно вытянул руку, чтобы защититься.

Его нашли в половине девятого. В тот вечер в клубе устроили бал-маскарад— для местных благотворительных целей, и мимо доктора, должно быть, проехали дюжины машин, направляясь на тот или иной званый обед перед балом. Случилось так, что обнаружили его в конце концов Марджори Пойндекстер и Говард Брукс.

Говард сидел за рулем, а машина доктора стояла всего в каких-то десяти ярдах в стороне от их ворот. Марджори первая ее заметила. К тому времени они уже проехали мимо, и она попыталась обернуться.

— Это разве не машина доктора? — спросила она.

— Похоже на то, — отозвался Говард. — Давай остановимся. Вдруг у него движок забарахлил.

Они дали задний ход и выбрались из автомобиля, две фантастические фигуры: Марджори—в костюме царицы Савской и Говард в облачении средневекового рыцаря, в оловянных доспехах. Мимо них продолжали не останавливаясь ехать автомобили. В свете фар одного из них они и увидели, что доктор сидит на месте водителя.

— Ему плохо, — сказала Марджори. — Доктор! Мистер Джеймисон! — позвала она испуганно.

Тот не шелохнулся, и Говард принялся обшаривать свое нелепое одеяние в поисках спичек, но ничего не нашел. Он на ощупь протянул свою руку, она стала липкой от крови. Минуту он стоял словно оглушенный.

— Слушай-ка, Мардж, — заговорил он. — По-моему, с ним что-то не в порядке. Бери машину и поезжай дальше. Вызови «скорую». А я вернусь домой и попытаюсь связаться с врачом из отеля.

Однако возвращаться в дом он не стал. Подождал, пока Марджори не отъедет подальше; ее роскошный головной убор, украшенный драгоценными камнями, покоился рядом с ней на сиденье. Затем, избавив ее таким образом от потрясения, он остановил следующую машину. К несчастью, там оказались Дины, также направлявшиеся на званый ужин, а ему было известно, что у Агнесс Дин больное сердце. Говард стоял в нерешительности, доспехи его поблескивали — в свете фар; в конце концов, поискав носовой платок, он вытер запачканную в крови руку.

— Тут, кажется, человеку плохо, — сказал он. — Если бы миссис Дин согласилась ехать дальше одна, я бы попросил вас помочь, Мэнсфилд. Мне нужно отлучиться позвонить, а оставлять его одного я не хочу.

Договорились таким образом: Агнесс Дин, хоть и протестуя, поехала дальше, а Мэнсфилд вылез из машины. Он был выряжен в костюм какого-то посла, спереди его одеяние по диагонали пересекала широкая красная лента с целым рядом орденов и прочих знаков отличия; на голову был нахлобучен парик. К счастью, у него оказались спички, одну из которых он зажег и заглянул внутрь автомобиля.

— Боже правый, да это доктор! — воскликнул он.

— Да. И по-моему, в него стреляли.

Спичка потухла. Мэнсфилд Дин замер в темноте, не двигаясь и не проронив ни слова.

— Если вы побудете здесь, я вернусь в дом и позвоню в полицию, — сказал Говард. И добавил мрачно: — Похоже, произошло еще одно убийство.

— Вы думаете, он мертв?

— Я знаю, что он мертв, — отрезал Говард.

Я на бал не поехала. После поездки в Нью-Йорк у меня было неподходящее для вечеринок настроение. Однако история эта в тот же вечер постепенно просочилась в клуб. Бал продолжался. Оркестр играл, кое-кто из молодежи танцевал, но большого шествия в тот вечер не было и, уж конечно, не было веселья. Снаружи, на шоссе, пространство огородили канатами. Полицейские регулировали движение транспорта, а представители штата и местные стражи порядка собрались вокруг трупа. В половине десятого с диким завыванием сирены прибыл шериф. С ним были два его помощника, и он выскочил из машины прежде, чем та остановилась.

Все расступились, пропуская его, ибо это дело вновь оказывалось в компетенции округа. У него с собой имелся фонарик, хотя вокруг ими кишмя кишело, и какое-то время он просто стоял и смотрел на покойного.

— Док! — осипшим голосом выговорил он. — Кое-кто за это ответит, даже если мне самолично придется отправить его в ад.

Народу там было полным-полно. Полицейский фотограф делал снимки, то и дело сверкала его вспышка. Детективы осматривали автомобиль, дорогу, тропинку. Другие прочесывали кусты в поисках оружия. А доктор сидел ссутулившись в своей машине, как человек, решивший основательно ОТДОХНУТЬ.

Оружия так и не нашли. Вообще ничего не нашли. Рана была смертельной, смерть наступила мгновенно. Пуля насквозь прошла сквозь сердце. Кроме того, однако, обнаружились и еще некоторые обстоятельства.

Машину он остановил сам. Тормоз был отжат. И он не предполагал никакой опасности. Не сделал даже попытки выбраться из машины, защититься. Кто-то остановил его. Он вырулил на обочину шоссе и был убит без борьбы.

— Итак, вот что мы имели, — рассказывал позднее шериф. — Вероятнее всего, доктор знал убийцу, но ничего подобного не ожидал. Он возвращался домой, в городок, навестив Дороти Мартин. Даже не пообедал.

Выстрела никто не слышал. Доктора не ограбили. Его старый потрепанный бумажник лежал у него в кармане, а в нем— маленькая черная книжечка, куда он записывал свои вызовы. Когда наконец-то приехал врач, он установил время смерти—сразу после восьми, но это было не более чем приблизительное допущение.

— Вот в таком мы оказались положении, — рассказывал шериф. — Сделать это мог кто угодно. Только вот кому это понадобилось?

К счастью, доктор Джеймисон был вдовцом. Его единственный сын был женат и жил в Бостоне. Но его престарелая экономка, миссис Вудс, была просто безутешна.

— Кто же мог сотворить с ним такое? — причитала она, и в ее заплаканных глазах читалась растерянность. — У него не было врагов. Все его любили.

Однако кое-какие сведения она для следствия все же сообщила. Уже примерно с неделю доктор был чем-то очень обеспокоен. Ел он совсем мало, и она не раз слышала, уже лежа в постели, как он часами ходит взад-вперед по комнате внизу.