Гиппопотам - Стивен Фрай

– Ох, Дэви… – прошептала Энни. Об этой особенности сыновней миссии она ничего не знала, и я, прилюдно открывая ей глаза, чувствовал себя свиньей.

– Прости, но должен сказать, что, скорее всего, он проделал тот же трюк и с Сиренью, – добавил я.

Нижние челюсти всех и каждого попадали в тарелки, а Оливер начал метать в меня мысленные кинжалы.

– И только Оливер может поведать вам, – сказал я, считая, что он это заслужил, – какая метода использовалась в его случае.

Все лица обратились к нему. Бедный Оливер, притворщиком он всегда был никудышным.

– Послушайте, – облизав губы, произнес он. – Ведь мы же все верили, так? Некоторые из нас верят и сейчас. Все сказанное Тедом основано на нетерпимости и побочных обстоятельствах. Он так ничего и не доказал.

– Ты совратил моего сына? – осведомился Майкл.

– Нет, чтоб я сдох, это он меня совратил! Он сказал мне… Иисусе, когда вот так это излагаешь, получается полный абсурд… Ладно, если ты хочешь, чтобы я описал происшедшее на языке, понятном Уоллису, то да, Дэви поимел меня в зад. И мне стало лучше, разве не так? И опять-таки, это был Дэви. Саймон ко мне даже близко не подходил. Я с этим охламоном за всю неделю и двумя словами не перемолвился. Все Дэви! Конечно, Дэви. Какого дьявола вы слушаете этого толстого проходимца? И как насчет Джейн и Сирени?

Мери и Макс обменялись полными ужаса взглядами. Это они о Кларе вспомнили, бедняжки.

– Насчет Сирени могу объяснить, – сказал я. – Боюсь, во всей этой истории повинен исключительно я.

– Ты? – Майкл нахмурился.

– Да, преглупейшая вышла штука. Я нынче вечером позвонил коновалу, Найджелу Огдену. Попросил его подтвердить, что Сирень действительно страдала от отравления крестовником. Он сказал, что ее подавленность, кровотечение изо рта, бесцельное кружение на месте, потребность то и дело прислоняться к стене, боли в животе, утрату аппетита, понос, жуткую жажду – в общем, все – ничем другим объяснить невозможно. Но меня, видите ли, когда я принимал нынче вечером ванну, посетило вдохновение. Как Архимеда. Я, может, и не ветеринар, но в том, что я пьяница, мне никто не откажет. А что, если, спросил я у него, что, если Сирень напилась? Нарезалась самым настоящим образом? Ударилась во все тяжкие и налилась по самую гриву? Он подумал-подумал и сказал, что пьяной лошади до сей поры не встречал, однако симптомы опьянения вполне могут быть схожими с теми, какие он наблюдал у Сирени. Выпивка, по его представлениям, плохо действует на лошадей еще и потому, что им очень трудно блевать. Правда, это не объясняет кровотечения изо рта. Однако у меня имелся ответ и на это. Не буду рассказывать вам о причинах, но рано утром, на второй день моего пребывания здесь, я выбросил в кадку в западном парке – там, где после того паслись Сирень и ее четвероногие друзья, – полную бутылку солодового виски десятилетней выдержки.

– Что вы сделали? – ахнула Патриция.

– Да, я понимаю, смахивает на бред сумасшедшего, однако в ту минуту этот поступок представлялся мне правильным. Мы можем обсудить его позже. Суть в том, что, принимая ванну, я вдруг вспомнил то утро, и все встало по местам. Перед обедом я тайком сбегал туда и заглянул в кадку. Бутылка разбилась, виски вытекло. На осколках еще сохранились следы крови. Сирень, с ее безупречным вкусом, должно быть, обнаружила позавчера неожиданное сокровище и всю вторую половину дня выхлебывала, высасывала и вылизывала его. Ей никогда еще не случалось полакомиться ячменем, принявшим обличье столь приятное. Думаю, и вам приятно будет услышать, что употребила она не всю бутылку, однако выпила достаточно, чтобы от души повеселиться и познакомиться с настоящим жестоким похмельем. Все проще простого.

Некоторое время все молча взирали на меня. Потом Саймона одолел смех.

– Напилась! – прыснул он. – Значит, Сирень напилась. А знаете, я ведь и думал, что крестовник тут ни при чем. Мы с Алеком целый день обшаривали поле, потому что там он и растет. Надо же было проверить. Гербицид использовать без толку, потому что от него, как ни странно, это растение лишь начинает казаться лошадям еще более вкусным. Напилась!

Оливер ударил кулаком по столу.

– Ладно! – рявкнул он, лицо его было белым от гнева. – Может, и так. Может быть. Но…

– Клара, – трагическим тоном перебил его Макс. – Как насчет Клары? Ты хочешь сказать, что мальчишка посмел…

Тут следовало быть осторожным.

– Рад сообщить тебе, что Дэви не пытался проделать с Кларой то, что проделал с Джейн, Оливером и Сиренью. Он попробовал скормить ей некое снадобье, имеющее отношение к его духу… – Я решил, что это достаточно близко к истине, чтобы оказаться приемлемым, а уж как они поймут сказанное – буквально или метафорически, – это их забота. – Однако ему помешал Саймон. Что вы себе думали, посылая бедную девочку к Дэви, я и вообразить не могу.

– Мы хотели как лучше, – беспомощно пролепетала Мери. – Это казалось таким правильным.

– Послушайте, я не собираюсь читать вам нотации, – сказал я, – но более затурканного существа, чем Клара, я в жизни своей не встречал. Вы с исчерпывающей ясностью даете всем понять, что стыдитесь ее, вы на людях корите ее за неуклюжесть, отчего таковая, естественным образом, возрастает десятикратно, и, на мой взгляд, вы совершенно ничем не показываете ей, что любите ее или получаете удовольствие от ее общества.

– Да как ты смеешь? – взвился Макс. – Как ты смеешь, черт подери?

– Ой, Макс, угомонись, он прав, и ты это знаешь, – сказала Мери. – Конечно, прав. Клара не отвечает твоим представлениям об идеальной наследнице, и тебя это бесит.

Макс хотел было парировать, но публичная свара с женой явно не отвечала его представлениям о себе, и потому он только пожал плечами и вновь погрузился в молчание.

– За последнюю неделю Саймон сотворил с Кларой чудо, – продолжал я. – Он подрядил ее помогать в конюшне, кормить цыплят, выгуливать щенков, он купался с ней в озере. Он внушил девочке веру в себя и показал, что любит ее без всяких оговорок.

– Нет, ну правда, я же ничего… – забормотал Саймон.

– Сегодняшний случай с Дэви сильно ее потряс, – продолжал я. – Она сказала мне об этом, когда я перед самым обедом заглянул в ее комнату.

– Надо же, какой нам выпал хлопотный вечерок, а? – произнес Оливер. – Совершенный…

– Как, собственно, выглядел этот «случай»? – перебила его Мери.

– Ну, как я уже говорил, Дэви бывает очень настойчивым. Это ее испугало. Да еще и унизило, сколько я понимаю. Вы посылали Клару к врачам, к психиатрам, в особые летние лагеря и религиозные приюты, словно она больна и безумна почище взбесившейся собаки. А теперь еще и велели отправиться с Дэви в лес, чтобы он там лечил ее, точно прокаженную. Саймон случайно наткнулся на них и увел Клару. Он сказал девочке, что в ней абсолютно ничего неправильного нет. Что обожает ее именно такой, какая она есть, и что если она посмеет хоть что-то в себе изменить, он ее никогда не простит. Конечно, она преклоняется перед Саймоном, она впервые в жизни почувствовала себя любимой, просто, по-человечески любимой. И думаю, это действительно чудо.

Мери смотрела на Саймона.

– Послушайте… – сказал он. По лицу его текли крупные слезы. – Вы не… не сердитесь на Дэви. Он же ничего плохого не думал. Просто старался помочь. Он не испорченный или еще что. Просто запутался, вот и все.

Энн погладила его по руке. Теперь Оливера просто трясло.

– Да что с вами со всеми такое? – вскричал он. – Самое-то важное ты все равно не объяснил. Джейн. Да и не можешь объяснить, ведь не можешь?

Я примирительно пожал плечами:

– Бывают же и ремиссии, Оливер.

– Ремиссии бывают! Бывает, и хлеба обращаются в рыб. Бывает, покойники ходят. Бывает, что свинья летает. Херня это твое «бывают ремиссии»!

– О Джейн могу сказать я, – произнес Майкл голосом столь тяжким, что все лица повернулись к нему. – Мне очень жаль, Бекс. Тот телефонный звонок. Джейн умерла. В больнице. Не просыпаясь. Я должен был подождать, пока не услышу, что скажет Тед.

Я уставился в винный стакан. Наверное, где-то в глубине моего сознания шевелилась догадка о чем-то дурном. Особенно когда я думал о чрезмерно радостных словах, которыми заканчивалось ее последнее письмо. «Улыбайтесь! Мы любимы. Мы любимы. Все будет замечательно. Все сияет. Все именно так, как только может и должно быть». Глупенькая девочка.

– Давайте уйдем отсюда, – сказала Энн. – Не думаю, что нам захочется съесть еще что-нибудь.

Молча поднялись мы из-за стола и перешли в гостиную. Майкл утешал плачущую у него на плече Ребекку, я обнимал за плечи Патрицию.

Я чувствовал себя странно виноватым, как будто именно то, что я разрушил чары Дэви, вызвало смерть Джейн и внезапно погрузило весь дом в горе. Мы расселись по софам, стоящим вокруг большой центральной оттоманки, на которую все печально уставились, чтобы не встречаться друг с другом глазами. Дождь, хлеставший за стенами дома, и ветер, бивший в окна, придавали нашей нахохленной компании сходство с группкой глядящих в огонь пещерных людей.