Царь нигилистов 3 - Наталья Львовна Точильникова

Я родом из Ирландии,

Святой земли Ирландии, —

Звал голос нежный и шальной,

— Друг дорогой, пойдем со мной

Плясать и петь в Ирландию!

— А у вас это на музыку положено? — спросила Жуковская.

— Да. Но сегодня же все меня должны развлекать, а не наоборот, так что я не взял гитару.

Из Йейтса Саша помнил еще только «Похищенное дитя», и на этом Йейтс кончился.

Но делать десятый круг по катку тоже поднадоело, так что Саша с Жуковской свернул в одну из аллей, тоже залитых для катания публики. Здесь было потише и поменьше народу.

— Вы последние годы прожили в Германии? — спросил Саша. — В каком городе?

— В Бадене.

— В Баден-Бадене?

— Он называется Баден в Бадене. Город Баден в герцогстве Баден.

— Вам там нравилось?

— Да. Старый замок, река, горы вдали.

— И, наверное, много русских.

— Да, и все у нас в гостях: Тургенев, Гончаров, Гоголь.

— Уже завидую, — признался Саша.

— Я их почти не помню, когда у нас жил Гоголь, мне было два года. Когда умер папа́, мне не было и десяти. Помню, что он писал детские стихи для нас с братом, очень хотел, чтобы мы знали русский язык, даже рисовал картинки для азбуки. А его уговаривали вместо этого писать мемуары.

— Его правильно уговаривали, — сказал Саша. — А ваша матушка? Она не учила вас читать?

— По-немецки и по-французски, она не знала русского языка.

— С немецким у меня совсем плохо, — признался Саша. — Вас не очень обременит, если я иногда буду с вами консультироваться?

— Нисколько не обременит.

— Вы там и родились, в Бадене?

— Нет, в Дюссельдорфе. Мы несколько раз переезжали: сначала во Франкфурт-на-Майне, потом в Баден. Матушка все время болела. Когда я родилась, отец очень просил стать моей крестной императрицу Александру Фёдоровну, вашу бабушку, но ему не ответили. У них была серебряная свадьба с Николаем Павловичем, и про нас забыли.

— Я бы не забыл, — заметил Саша.

— Это не в упрек, — сказала Жуковская. — Зато государь Александр Николаевич, ваш отец, крестил моего брата.

— Та-ак, — протянул Саша. — Насколько это серьезно? Верно ли, что после этого вы моя сестра?

— Не знаю, — проговорила Жуковская. — Какое это имеет значение?

— Ну, как? Если сейчас, например, папа́ прочитает мне лекцию на тему о катании на коньках исключительно с принцессами, я смогу возразить на это как-то так: «Почему я не могу с моей сестрой обсудить достопримечательности Бадена, историю русской словесности и английскую литературу?»

— Не завидую, — усмехнулась Жуковская. — Небольшой у вас выбор.

— А где сейчас ваш брат?

— Здесь, в Петербурге, учится в гимназии.

— Вам, наверное, очень одиноко у нас?

— Государыня очень добра ко мне.

— Это как у Корфа, традиционный реверанс: «Мой благодетель государь Николай Павлович».

— Это правда. Странно. Вы ровесник моего брата, а мне кажется, что вы старше меня.

— Это многим кажется, — заметил Саша. — Я же вижу будущее. Это старит. До вас слухи доходили?

— Конечно.

— И что болтают?

— Что в вас вселилась душа государя Николая Павловича или душа Петра Алексеевича. И что вы видите вещие сны.

— Бывает. А вы читали старинные шотландские баллады?

— Только немецкие.

— Да? Про крысолова и город Гамельн?

— Не только.

— Вы их помните?

— На немецком. Некоторые.

— Интересно, насколько похожи. Давайте, я вам перескажу пару шотландских, а вы мне — немецких.

— Хорошо.

— Только шотландцы не щадят нервы слушателей. Там вечно кого-нибудь сжигают живьем, причем семьями. А мертвецы любят вставать из гроба и приходить к родственникам.

— Немцы тоже не всегда милосердны.

Наизусть шотландские баллады Саша не помнил, так что пришлось пересказывать. Погибшие в кораблекрушении братья возвращались к матери и ночевали у нее, укрывшись её платком, старшая сестра убивала младшую из ревности к прекрасному рыцарю, убитую находили в реке, проезжий менестрель обрезал её волосы, делал из них струны, и лютня выдавала слушателям убийцу, а леди Изабелла, сидя за рукоделием, слышала свирель короля эльфов и уезжала с ним в лес на покрытом парчовой попоной коне.

Жуковская, кажется, была очарована, а не шокирована. И приняла эстафету. Иногда сюжеты немецких баллад отличались мелкими деталями. Леди Изабелла превращалась в немецкую девушку, король эльфов — в веселого рыцаря, первый, прежде чем заманить в лес очередную красавицу убил семь английских аристократок, а веселый немецкий рыцарь повесил двенадцать немецких барышень. И помощь приходила с разных сторон. Немке удавалось докричаться до брата, а англичанка усыпляла короля эльфов ласками, связывала его своим рукоделием и собственноручно закалывала кинжалом. Откуда Саша делал вывод, что английские девушки инициативнее.

— Архетип, — сказал Саша.

— Что это?

Саша задумался, как это сформулировать без термина «коллективное бессознательное».

— Сюжет — общий для всего человечества, — нашелся он. — На архетипах основаны все мифы, легенды, сказки. Истории повторяются и пародируют друг друга. Есть предположение, что это все отголоски древних обрядов, например, обряда инициации, когда юноша, чтобы считаться взрослым, должен был пройти через символическую смерть. У аборигенов Австралии до сих пор есть.

Они уехали в совсем дальнюю часть сада, где было мало людей, и музыка была едва слышна, остановились под сенью деревьев, он взял её руку. Далекий свет фонарей отражался в серых глазах, и горели на светлом локоне искры снега.

И тут его как обожгло сознанием архетипичности происходящего.

И он в роли короля эльфов или веселого немецкого рыцаря. И Жуковская то ли тринадцатая жертва, то ли восьмая. Даже, если все вокруг подумают, что первая.

И у нас не галантный век, когда все легко и просто, и сексуальная свобода, как в эпоху хиппи. У нас (мать его!) викторианство, когда ножки рояля принято драпировать тканью, чтобы не дай бог не вызвали никаких фривольных ассоциаций.

Ты старый дурак со своим пятидесятилетним опытом, начитанностью московского интеллигента 21 века в сочетании с мордашкой и фигурой четырнадцатилетнего отрока и белым гусарским ментиком с золотыми шнурами и бобровой опушкой — ты можешь с полпинка закрутить голову шестнадцатилетнему ребенку так, что даже курносый нос не помешает, а пышность титула уже и не добавит ничего.

Но потом, что с ней делать неравнородной, не принцессой ни фига?

Выдать замуж за сговорчивого друга?

А если выйдет в окно?

Саша бы плюнул на все эти средневековые предрассудки, если бы был уверен, что спасет Никсу. Тогда пофиг, если все равно не наследовать трон. Но уверен он не был. Палочку Коха не смогли выделить до сих пор. А работу по получению пенициллина даже не начинали. Сколько у Никсы времени?

Володьке трон отдать? Саша смутно помнил, что именно