Враги - Дмитрий Шидловский

Павел бросил на нее такой взгляд, что она отшатнулась и замолчала. Пробравшись среди кипящих кастрюль и развешенного белья, Павел вошел в комнатку, служившую жилищем ему и Наталье. Жена кормила грудью месячную Розу, их первого ребенка. Она вопросительно взглянула на мужа.

— Наташа, — подсел к ней Павел, — наши дети будут жить в самом справедливом, самом светлом, самом чистом в истории обществе. Я залью землю кровью, чтобы это было так.

Алексей вышел из кабинета заместителя начальника департамента учета военнослужащих запаса. Вернувшись в Петербург, он обнаружил в почтовом ящике письмо с предложением посетить это учреждение. Первого июля двадцать третьего года была введена новая форма документов, удостоверяющих личность военнослужащих, и ему, как генералу в отставке, предлагалось обменять старые документы на новые. Бюрократическая процедура, пустая формальность. Впрочем, времени было достаточно, и уже на следующий день он явился по указанному адресу. Учитывая высокое звание Алексея Татищева, его не стали томить в очереди к регистрационному окошку, а сразу провели к заместителю начальника департамента, который, постоянно расшаркиваясь и лебезя перед ним, лично выправил все бумаги.

Покончив с формальностями, Алексей вышел из кабинета, спустился в холл по скрипучей деревянной лестнице, где стояли в длинной очереди мужчины разного возраста. Алексей уже хотел пройти мимо, к выходу, но внезапно стал как вкопанный. Слева, прислонившись к стене и поигрывая деревянной палкой, какую обычно носят пожилые люди, стоял его однокашник по Хельсинкскому Морскому корпусу Павел Набольсин.

— Паша! — Алексей направился к старому приятелю, раскрыв объятья, — Рад тебя видеть.

Набольсин оттолкнулся от стены и, заметно хромая, пошел навстречу. Они обнялись.

— Сто лет тебя не видел! — воскликнул Алексей.

— Восемь, — поправил Набольсин, — с мая пятнадцатого.

— И как ты жил все это время?

— Да вот, — смущенно улыбнулся Набольсин, — ходил на «Диане». В семнадцатом на Моонзунде немцы шарахнули снарядом. Врачи ногу спасли, но теперь, как видишь, я не бегун. Отправили в отставку с присвоением чина старшего лейтенанта. Вот, собственно и все.

— А здесь ты за чем стоишь?

Набольсин отвел глаза и понизил голос, словно стыдясь чего-то:

— За военным социальным пособием. С работой сейчас тяжело. Фирма, в которой я работал техником, разорилась и…

— А ну, пошли! — Алексей схватил Павла за плечо и почти силой вытолкал в коридор. Там он заговорил с напором: — Паша, ты что, не знал, кем я был, какие посты занимал? Почему не пришел ко мне?

— Я дворянин, а не попрошайка, — выпятил грудь Набольсин.

— Ну, ты же помнишь, — смягчился Алексей, — у тебя есть деньги — ты платишь; когда они есть у меня — плачу я. Еще полтора года назад я мог устроить тебя на такую должность! Да и сейчас…

— Нет, — Набольсин решительно помотал головой, — я не воспользуюсь твоей протекцией, как бы высоко ты ни поднялся. Это непорядочно, у меня есть гордость и честь.

Алексей тяжело вздохнул. Перед его мысленным взором прошли толпы побирушек, осаждавших его все годы, пока он был приближен к президенту. «Черт, — подумал он, — всякие ничтожества не считают зазорным не то что просить, а требовать для себя доступа к кормушке, приоритета и льгот, считая себя лучшими людьми во вселенной. А как встретишь порядочного человека и захочешь помочь, так он еще и отказывается. Порядочность — редкое явление в нашем мире, и самое трагичное, что порядочные люди словно нарочно загоняют себя в невыгодные условия по сравнению с маниакально размножающимися и загребающими власть и деньги прохвостами».

— А ты как? — переводя тему разговора, осведомился Набольсин.

— В отставке, — бросил Алексей. — Недавно вернулся из путешествия. Побывал в Японии, проехал по Америке и Европе.

— Молодец, — кивнул Набольсин.

— Вот что, — проговорил после непродолжительной паузы Набольсин, — может, ты подскажешь, куда обратиться. Есть у меня одна идея. Я работал после отставки на производстве водонапорного оборудования и обнаружил интересную вещь. Петербургская вода очень плохо очищается.

— Так она же чистая[36], – удивился Алексей.

— Но фильтруется отвратительно! — воскликнул Набольсин. — В водопроводной воде много посторонних включений. Я разработал систему фильтров, которая могла бы убрать их, не снижая полезных качеств воды. Изобретение запатентовал[37]. Однако производители перекачивающего оборудования не хотят его применять. Говорят, что это сделает их продукцию дороже, а потребители не готовы платить больше, даже если это улучшит качество воды. Я думаю, можно добиться, чтобы муниципалитет дал заказ на установку фильтров.

— Муниципалитет без политического давления или без взятки не пошевелится, — скривился Алексей. — А вот что потребители не хотят, я не могу сказать. Я бы с удовольствием заплатил несколько лишних рублей в месяц, чтобы у меня дома из крана шла более качественная вода. Хотя, согласен, те, кто считает каждую копейку, платить за фильтры не будут. А вот кто с деньгами… Послушай, а устанавливать эти фильтры на водопроводные системы домов можно?

— Конечно, можно, — подтвердил Набольсин.

— Тогда в чем проблема? — поднял брови Алексей. — Можно организовать производство. Немного рекламы, и домовладельцы с удовольствием будут покупать твои фильтры.

— Никто не верит, что этот рынок перспективен, — пожал плечами Набольсин. — Ты же знаешь больших руководителей от коммерции. Они считают, что раз у них деньги и положение, значит, они самые умные. Без угрозы убытков и банкротства они не будут искать чего-то нового.

— Так ведь можно организовать производство самому, — произнес Алексей.

— Проблема в том, дружище, — грустно улыбнулся Набольсин, — что мне еле хватает денег на еду. А организация производства стоит очень дорого.

— Сколько? — тут же спросил Алексей.

— Несколько десятков тысяч. Точно не знаю, не считал, — пожал плечами Набольсин. — У меня все равно таких денег нет.

— А ты посчитай, — предложил Алексей. — Вернее, давай посчитаем вместе. Сегодня вечером ты у меня.

За окном выла декабрьская вьюга, но в квартире вице-президента Петербургского торгово-промышленного банка было тепло и тихо. Приятно потрескивали березовые поленья в камине, над рабочим столом главы семьи, заваленном бумагами, разливался мягкий свет настольной лампы. Алексей часто приходил в этот дом, с тех пор как познакомился с семейством Коковцевых в Ницце. Коковцев всегда принимал его радушно, впрочем, как полагал Алексей, не совсем бескорыстно. Было ясно, что человек, близкий к ушедшему в отставку президенту и еще недавно занимавший высокий пост, может оказаться чрезвычайно полезным в будущем. Тем более что многие предрекали возвращение Североросского национального конгресса к власти. Это могло означать новое возвышение Алексея. Куда больше импонировал Алексею очевидный интерес мадам Коковцевой — отдать дочку замуж за молодого и вполне обеспеченного генерала в отставке. Дочь Коковцевых Екатерина, с которой он провел немало часов еще в Ницце, гуляя по набережной и беседуя о всякой светской чепухе, все больше нравилась ему.

Дело уверенно шло к свадьбе. Все знакомые считали их пару идеальной. Жених — человек с солидным положением в обществе. Невеста — выпускница института благородных девиц, типичная петербургская барышня, красивая и весьма неглупая дочь представителей старой русской аристократии, столь удачно вписавшихся в жизнь нового государства. Он старался постоянно оказывать ей знаки внимания. Она тоже давала понять, что он ей небезразличен, впрочем, делала это с соблюдением всех тонкостей аристократического этикета. Алексея устраивало, что их намечающийся брак более напоминал договор сторон, нежели «плод страсти». Пройдя через горнило смут, войн и переворотов, он решил, что любая страсть быстро улетучивается. Лучше сразу четко осознавать, на что идешь, договориться об условиях союза, чем обрекать себя на многочисленные выяснения отношений после того, как первое ослепление страстью пройдет.

Впрочем, сегодня он пришел с целью побеседовать с господином Коковцевым как с вице-президентом банка. Он терпеливо дождался, когда закончится легкий ужин, на который каждый субботний вечер его приглашали Коковцевы, и дамы удалились в комнату-салон, чтобы проследить за сервировкой чайного сервиза, а Алексей с главой семейства, оба в дорогих английских костюмах, направились в кабинет, чтобы провести там полчаса в приятной беседе. Произнеся несколько стандартных замечаний о превратностях петербургского климата, Алексей проговорил:

— Вы знаете, Василий Семенович, я решил заняться коммерцией.