Ратоборцы - Влада Воронова

— А ордена? — спросил Славян. — Откуда они взялись?

— Символ Ра, а значит и его жрецов — сокол. Часть жрецов была не согласна ни с всевластием Дома Ра, ни с его политикой, и появился Дом Осириса, его культ быстро распространился по всей Земле Кемет. Символ Осириса — ястреб.

— И Ястребы никогда не пытались переманить на свою сторону лучших воинов трёхстороннего мира? — не поверил Славян.

— Чтобы до такого додуматься, — ответил Доминик, — надо быть Пинемом. А равных ему не рождалось много веков. Ну и традиции — три столетия воевали, а на четвёртое союзниками станем? Да никогда! Чтобы поумнеть, им понадобилось пять тысячелетий и подсказка иносторонца.

Посмотреть на вампира Славян не осмелился.

— А ваши языки? — торопливо спросил он. — Бессмертие? Они откуда?

— Долгожительство, — уточнил Доминик. — Хотя жизнь длиной в пять тысяч лет вполне можно назвать бессмертием, по сравнению с семьюдесятью-восьмьюдесятью годами в особенности. Побочный результат соколиного волшебства, как и собственные языки с алфавитной письменностью, и ещё кое-какие незапланированные способности. Неопытными они пять тысяч лет назад были, а позже таких уникальных возможностей, такой прорвы магии, чтобы новые расы создавать, не появлялось. Так, некромантят потихоньку, естество переделывают — тоже по мелочи, их нынешние мутанты не более чем всё те же человеки с чуть более высокими боевыми и волшебническими способностями. Вот и вся история волшебных рас и великих орденов.

Славян достал из сумки плед, надо хоть немного поспать перед отлётом.

— Доминик, — сказал он вампиру, — ни жаления, ни возмущения от меня не жди. Хочешь соплежуйством заниматься — на здоровье. Хочешь человеков ненавидеть — да пожалуйста. Основания у тебя действительно есть. Но какая, чёрт тебя побери, разница каким способом ты на свет появился — с ветки слез или в колбе вырос, мама родила или Соколы сделали? Важно только одно — как ты проживёшь, что оставишь после себя миру. И без разницы, кем ты был раньше — рабом, жрецом, фараоном, главное — кто ты сейчас, и кем станешь в будущем. И если ты не понимаешь такую простую истину, то не годишься больше ни на что, кроме как дерьмо для Соколов разгребать.

Доминик одним прыжком пересёк гостиную, схватил Славяна за горло, поднял на вытянутой руке. Легонько встряхнуть — и всё.

— Ну и чего ждёшь? — прохрипел Славян.

Вампир швырнул его на пол, пошёл к двери.

— Обезьяныш.

— От упыря слышу. — Славян поднялся, потёр горло. Придурок крылатый! А может, и хорошо, что ушёл? Поссорились, связь прервётся, забудет. Что бы Доминик не говорил, а Славян сейчас компания скверная. Да и вообще, вампир, считай, бессмертный, а ему и до сорока не дожить. Зачем причинять боль, заставлять оплакивать себя? Лучше уйти тихо, по-английски, никого не оставляя и ни с кем не прощаясь. Огонь в камине прогорел, комнату окончательно заняли ночь и блеклый лунный свет.

Вернулся вампир бесшумно, пристроился в кресле у двери, закрылся крыльями и старательно делал вид, что его здесь нет. Славян не мешал.

— Ты спишь? — тихо спросил вампир спустя несколько минут.

— Да, — улыбнулся в темноте Славян. — Сплю.

— Это хорошо, — совершенно серьёзно ответил Доминик. — Славян, — попросил он ещё тише, в голосе звучала откровенная мольба, — не дай Соколам тебя убить.

— Да ни в коем случае.

Доминик и Жерар уехали рано утром, обоих срочно вызвали по делам. Прощание вышло сумбурным и торопливым, чему Славян только порадовался, не любил затянутых расставаний. Охрану Доминик забрал с собой — если Соколы не предприняли ничего до сих пор, ничего не сделают и дальше.

Славяна Жерар попросил встретить хелефайев, отдать ключи от нового замка. Приехали они уже не на такси, а на машинах со знаками дома Нитриен. Быстро, Славян и пяти минут не ждал. Два лайто и два дарко, телохранители Риллавена, и советница-архитектор. Долинную одежду сменили на человеческую, но в хелефайском стиле: черные джинсы и черные куртки с множеством разнообразных клёпок и молний, короткие «ковбойские» сапожки, пушистые зелёные свитера с алииром Нитриена — стрекозой.

На человека хелефайи внимания почти не обратили, архитектор убежала на второй этаж, стражи ушли на кухню. Славян достал зеркалку, хотел вызвать такси. Щель в Техно-Париж должна была быть всего в трёх кварталах, но своим ходом Славяну тяжеленную сумку не дотащить.

— Человек.

Славян обернулся.

Один из стражей, черноглазый дарко, остался в холле.

— Человек, — повторил хелефайя. — Бродников Славян. Вячеслав Андреевич. — Глаза выцвели, всякое выражение исчезло, хелефайя смотрел в бесконечную пустоту внутри себя и боялся её до полной потери рассудка. — Тульский технородец. Ходочанин Слав. — Глаза дарко обрели некоторую осмысленность, в жуткой пустоте он углядел нечто, и теперь не мог оторвать от этого взгляд. От приказа убить.

Славян и сам не понял, как успел отвести зеркалом клинок дальдра. Сказались уроки Франциска.

— Эй, почтенный, — рявкнул на хелефайгеле Славян, — ты что, охренел?

Дарко половчее перехватил дальдр и ринулся в новую атаку. Прав Дарик, в умелых руках небольшой ритуальный кинжальчик оружие серьёзное. Даже слишком. Но гораздо сильнее острой стали Славяна пугал взгляд хелефайи — остекленевший, сосредоточенный на чём-то, видимом ему одному. Взгляд омороченного.

Пока все атаки удавалось отбивать, но обольщаться не стоит: движения дарко сковывает оморочка, но через пару минут, если не меньше, она войдёт в плоть и душу, станет частью самого парня, и тогда он ударит в полную мощь. А сила и быстрота хелефайев человечьи превосходят втрое.

Удрать тоже не получится, хелефайя боец опытный, с первого же удара сумел загнать Славяна в угол, теперь ни к двери, ни к лестнице не прорваться. Славян заорал, иногда оморочка проходит от громкого крика, но гораздо вернее, что его услышат другие хелефайи.

Не получилось. Слишком крепок дурман, а холл замкнут в контур беззвучности, сам же дарко и замкнул. Кто бы на него оморочку ни накладывал, предусмотрел многое, или вообще всё.

Даже от касательного удара зеркало разлетелось в дребезги, Славян успел рухнуть на колени, упасть на бок, и второй удар провалился в пустоту. Славян пнул хелефайю в лодыжку, но боли омороченный не почувствовал. От третьего удара удалось уйти перекатом. Славян вскочил на ноги, рванулся к лестнице, но хелефайя опередил. Проскочить в столовую — дверь нараспашку, и контура беззвучности уже нет — хелефайя не дал, оттеснил обратно в угол. Про двери в другие комнаты и, тем более, на улицу и думать нечего — открыть их Славян не успел бы, удирай он даже от человека.