Времена звездочетов. Наш грустный массаракш - Александр Александрович Бушков

келимаса, но даже не пригубив. – Послала бы в один из крупных наших портов флотилию торговых судов, груженных солью. О нет, купцы не раздавали бы соль бесплатно, они бы, как купцам и положено, ее продавали... но ценой в полфоллиса за мерку – наша самая мелкая монетка, медяшка. В то время как цена за мерку у нас уже достигла серебряного фоллиса, то есть в двадцать раз выше. Сбежалось бы столько народу, что для наведения порядка не хватило бы и всей городской полиции, пришлось бы послать и армейскую кавалерию. Власти вкупе со мной не смогли бы этой торговле помешать: соль как «предмет жизненной необходимости» не подпадает под торговые законы о статере[10]. Так что купцы вольны устанавливать любую цену, какая им заблагорассудится. А если мы попытались бы все же торговлю пресечь и арестовать, то быстро грянул бы бунт, в котором участвовал бы весь город... Разумеется, корабли должны быть под вашими флагами... а добрые купцы объясняли бы всем и каждому: великодушный и щедрый король Сварог принял близко к сердцу невзгоды лоранцев, вздорожание соли, без которой не проживешь, и помогает всем, что в его силах, и это не последние корабли. Это вызвало бы грандиозный взрыв симпатий к вам, и не только у простого народа. Людям страшно нравится, когда снижают цены, особенно на соль. По старой традиции повсюду на Таларе так поступают при коронации нового монарха... Да что это я? Вы и сами это должны прекрасно знать, столько коронаций прошли...

– Прекрасно знаю, – кивнул Сварог.

Не стоило тратить время и объяснять, что эта традиция не сработала один-единственный раз – понятное дело, в Хелльстаде, где торговли солью попросту нет, потому что нет населения, которое этим занималось бы и нуждалось в приправленных солью кушаньях. Если не считать его самого, мэтра Лагефеля, гостей и обитателей Гун-Деми-Тенгри – но и они, и Золотые Кухари соль, естественно, не покупают, а добывают посредством бытовой хелльстадской магии.

– ...Это не комплимент, а признание очевидного факта, – сказал Сварог со светской улыбкой. – Лави-ния, меня всегда восхищала острота вашего ума...

– Благодарю, – Лавиния улыбнулась, но довольно бледно.

Сварог, в общем, говорил ей правду. Вот только не стоило ее огорчать и уточнять, что десять дней назад ту же самую идею (и даже цену очаровательная стерва придумала ту же самую!) на очередном заседании штаба, не сговариваясь, выдвинули Брейсингем и глэрд Баглю. В ходе последующего обсуждения подробно обговорили детали – не одна флотилия, а четыре, три придут в морские порты, а четвертая поднимется по реке Азур в столицу Лорана. И не по десять кораблей в них будет, а по пятнадцать – чтобы торговля шла подольше, и вести о ней успели облететь всю страну. Взрыв симпатий к королю Сварогу и в самом деле будет лишь самую малость слабее атомного. Баглю обдумал последствия, и все с ним согласились: примерно так и будет. Слухи моментально расцветят и приукрасят подробностями собственного сочинения, на которые в подобных случаях крайне щедра народная фантазия: что соль посланцы Сварога раздают бесплатно, что кораблей приплыло не шестьдесят, а сто шестьдесят, но большую их часть зловредные власти арестовали – и все такое прочее. В Лоране долго будет шумно и весело, а власти получат нешуточную головную боль. Выход кораблей из Фиар-нолла планируется через десять дней, раньше не загрузить, даже работая стахановскими темпами.

– У вас, я уверена, есть в запасе и другие средства, – сказала Лавиния. – Не менее эффективные, чем те, что уже пущены в ход...

Она даже не представляла, насколько эффективные, иначе всерьез загрустила бы... Крепость Королей оставалась в руках у Сварога, и не составило бы никакого труда устроить отдельно взятому Лорану небольшой природный катаклизм. Недели через три после того как закончится второй в этом году сев и полезут первые всходы, по неизъяснимой игре стихий на Лоран обрушится точное подобие венерианского нескончаемого дождя из рассказа Брэдбери. Льющиеся без перерыва две, три недели ливни начисто уничтожат посевы всего, чем богата лоранская земля, и не будет никаких урожаев. Да вдобавок размоет дороги в кисель – со вполне предсказуемыми последствиями для народного хозяйства. Никаких массовых смертей не последует, но невзгод будет достаточно. Потом ливни так же неожиданно прекратятся, и в Лоран пойдут корабли под флагами Сварога, купцы будут продавать по смешным ценам пшеницу и горох, репу и капусту. Канцлер, заранее можно сказать, и на это посмотрит сквозь пальцы – в конце концов, интересы Империи беды Лорана нисколечно не задевают. А в означенном Лоране грянет очередной взрыв симпатий к великодушному и щедрому королю Сварогу. И наконец! Еще не исчерпаны все обычные, так сказать, средства давления на Лоран...

– Королевство в отчаянном положении! – продолжала Лавиния. – Уже сейчас цены на льняные ткани ощутимо поползли вниз – все, обладающие их запасами, стремятся выручить хоть какие-то деньги, никто уже не сомневается, что наш лен не будут покупать еще долго. Если так пойдет дальше, пословица насчет льняной рубахи у нас потеряет прежнее значение. Ну, и все остальное... Конечно, голода у нас не будет, мы и раньше были самодостаточными в сборе зерна и овощей, у нас достаточно мяса и шерсти для сукновалов. Однако будет дорожать соль (а что ж ты о табаке снова не упомянула? – подумал Сварог. – Ты же сама куришь, хотя это тебе и гроша ломаного не стоит, должна понимать, как вздорожание табака разозлит курильщиков). Сахар станет недостижимой роскошью даже для многих небогатых дворян, не говоря уж о прочих, – своего сахара у нас нет, пасек слишком мало, он и до того был роскошью, а уж когда нам откажутся продавать и сахар... Он тоже не состоит в числе «жизненно необходимых товаров»...

Все верно, подумал Сварог. Мы и в самом деле намерены прекратить с вами торговлю сахаром, а того, что с немалой выгодой для себя будут перепродавать у вас горротцы, не хватит – а в море и пираты есть... В немалом количестве, вольные и никому не подчиняющиеся рыцари удачи...

– И вот тут уже в отчаянном положении оказываюсь я, – сказала Лавиния, стараясь выглядеть как можно невозмутимее. – Я перестану устраивать всех: от знати до последних замурзанных крестьян. Очень уж многие поймут, что все свалившиеся на них невзгоды олицетворяю исключительно я. Уже сейчас об этом повсюду заговорили, и эти разговоры расползаются, как раки из перевернутой корзинки – и