Фурцева - Леонид Млечин

Хрущев не желал смерти Надя. Он учитывал позицию Югославии. На заседании президиума ЦК 5 февраля 1958 года заметил: «Проявить твердость и великодушие». Но Янош Кадар хотел избавиться от Надя. Если бывший глава правительства останется жив и когда-нибудь выйдет на свободу, в каком положении окажется Кадар? Суд несколько раз откладывался по просьбе Москвы и был устроен в момент нового обострения отношений с Югославией. 15 июня 1958 года на закрытом процессе Имре Надь, его министр обороны Пал Малетер, известный публицист Миклош Гимеш были приговорены к смертной казни. На следующий день приговор привели в исполнение.

К тому времени Николай Фирюбин уже вернулся в Москву… Венгерские события серьезно напугали советское руководство. Они в определенном смысле погасили волну либерализации, которая пошла после XX съезда..

XX съезд партии оказался историческим, сыграл особую роль в жизни нашей страны. Для Екатерины Алексеевны Фурцевой съезд оказался вдвойне важным — она была вознесена на вершину политической власти.

Никита Хрущев серьезно относился к подбору членов нового ЦК. Он сам контролировал процесс выдвижения делегатов на съезд. Позаботился о том, что в состав партийного руководства вошли секретари, которых он считал своими союзниками. Среди самых доверенных была Екатерина Алексеевна.

Тринадцатого февраля 1956 года на заседании президиума ЦК обсуждались организационные вопросы грядущего XX съезда. Молотов предложил, чтобы состав секретариата съезда огласила Фурцева. Это было не более чем ритуалом, но означало, что саму Екатерину Алексеевну ждет повышение. Хрущев решил поломать сталинскую практику и ввести женщину в высшее руководство страны.

На съезде Фурцева отчитывалась за работу московской городской партийной организации. Порадовала делегатов сообщением о том что «промышленность Москвы, досрочно выполняя задания государственных планов, выпустила за годы пятой пятилетки продукции сверх плана более чем на восемнадцать миллиардов рублей».

— Нам следует настойчиво учиться у Центрального комитета принципиальности, оперативности и четкости в решении самых сложных вопросов государственной и партийной жизни, — говорила Фурцева с трибуны съезда. — Во многих учреждениях Москвы перестройка работы в соответствии с требованиями Центрального комитета по существу еще не завершена. Сокращение аппарата, излишней переписки, числа совещаний и заседаний имеет огромное значение, но это только начало дела. Главное состоит в том, чтобы повысить организаторскую роль аппарата, ответственность каждого работника за порученное дело.

Двадцать четвертого февраля на заседании XX съезда Михаил Андреевич Суслов внес предложение изменить количественный состав Центрального комитета и Центральной ревизионной комиссии, «чтобы увеличить представительство союзных республик, а также целого ряда новых областей, созданных у нас в Российской Федерации в последнее время». Суслов же и зачитал список кандидатур — 122 будущих члена ЦК и 63 будущих члена ЦРК.

— Вот список названных товарищей, — взял слово Хрущев. — Будут ли отводы?

— Нет! — закричал зал и зааплодировал.

— Отводов никто никому не дает, — сказал Хрущев. — Будут ли дополнительно названы кандидатуры для голосования?

— Нет!

В половине десятого вечера началось тайное голосование. Счетная комиссия отметила, что из 1341 бюллетеня только в одиннадцати кого-то вычеркнули. По одному голосу «против» получили Хрущев, секретарь ЦК Аверкий Борисович Аристов, Фурцева, первый секретарь Челябинского обкома Николай Васильевич Лаптев, маршалы Иван Степанович Конев и Родион Яковлевич Малиновский. Министр обороны Жуков получил два голоса «против», а Маленков — три.

На первом, организационном, пленуме Центрального комитета после XX съезда партии, 27 февраля 1956 года, Хрущев вознес Фурцеву на олимп — сделал ее секретарем ЦК и включил в состав кандидатов в члены президиума. При этом еще почти два года, до 25 декабря 1957 года, она оставалась секретарем столичного горкома партии.

Появление женщины в составе высшего руководства страны было событием. Но избрание Екатерины Алексеевны понравилось отнюдь не всем. Через три месяца в аппарате ЦК составили перечень «наиболее существенных вопросов», которые задавались на партийных собраниях в Академии общественных наук при ЦК КПСС, Высшей партийной школы и Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. В длинном перечне оказался только один вопрос, касавшийся действующего руководителя партии. Речь шла о Фурцевой:

«Много говорят о выдвижении женщин. А на деле это еще мало делается. Что у нас нет, что ли, в партии, в народе женщин, кроме т. Фурцевой, чтобы, положим, выдвигать тов. Фурцеву, еще мало известную в партии, сразу на два таких огромных поста как первый секретарь Московского горкома и секретарь ЦК? Не достаточно ли и одного? Не поискать ли и других, женщин у нас в партии очень много. Не дурно бы обсудить этот вопрос в ЦК, по крайней мере, это мнение довести до сведения ЦК».

Из редакции «Правды» на Старую площадь переслали сводку поступивших в газету читательских писем. Среди неодобрительных откликов опять-таки фигурировала одна только Фурцева:

«Народ в нашей „самой демократической стране“ получает мизерную зарплату, на которую нельзя прожить с семьей. Почему Фурцева получает 13 тысяч в месяц, а человек, работающий и несущий ответственность за вверенное ему учреждение, 880–700 рублей, а несчастная уборщица 260 рублей?»

Такое же письмо относительно зарплаты высших руководителей переслали в ЦК из редакции центрального партийного журнала «Коммунист»:

«Ленин говорил, что любой руководитель должен получать не больше высококвалифицированного рабочего. Летом я был в Прибалтике на курорте, там была секретарь Московского комитета КПСС Фурцева, и ей задали вопрос, сколько ты получаешь? И она заявила: 25 тысяч рублей. Для чего ей это, когда у нее все бесплатно — и дача, и машина, и т. д.».

Все это были слухи. Никому Фурцева не называла размер своей зарплаты, и цифры реального оклада секретарей ЦК были иными. Но характерны сами разговоры. Людей раздражали привилегии правящей элиты, но свое недовольство выражали в адрес единственной женщины. Это было отражением свойственного эпохе мужского шовинизма: казалось, что вот она точно не достойна все это иметь…

Двадцать пятого февраля 1956 года, в последний день, когда XX съезд фактически закончил работу и уже был избран новый состав ЦК, на закрытом заседании Хрущев произнес свою знаменитую речь о сталинских преступлениях.

Хрущев вышел на трибуну с докладом, который дорабатывал до последней минуты. Сохранилась правка, сделанная Сусловым. Во время выступления Никита Сергеевич отвлекался от написанного текста, импровизировал. Его речь не стенографировалась. Поэтому после съезда еще неделю шла работа над уже произнесенным докладом, он приглаживался, причесывался, «обогащался» цитатами из Маркса и Ленина.