Высшая ценность - Александр Лоскутов

— То есть ты, Алексей, задумал во что бы то ни стало ее вытащить?

— Да.

— Но зачем? Что тебе до нее?.. Или ты считаешь, что право судить и решать есть только у тебя?

— Ничего я не считаю, — огрызнулся я. — Просто хочу ее спасти.

— Тогда, наверное, у тебя есть план?

— Есть.

— И ты мне его изложишь?

— Изложу, если ты согласишься помочь. Хмырь— громко фыркнул, явно сдерживая смех:

— Хорошая у нас с тобой получается беседа. А главное, информативная. Может быть, ты все-таки прояснишь свои планы, расскажешь поподробнее, с чего это тебе взбрело в голову ее вытаскивать и рисковать своей, моей, ее жизнью, когда Ирине и так ничего не грозит?

Я промолчал. Ну как я мог объяснить ему, что должен, просто должен ее увидеть? Как объяснить робкую надежду, теплящуюся в глубине моей души? Как показать ему глубину тех чувств, что охватывали меня при одной только мысли об Ирине? Как объяснить, что даже если он откажется составить мне компанию — я пойду один. Быть может, на верную смерть, но все равно пойду. Нет. Это передать невозможно. Никак невозможно.

Так и не дождавшись ответа, Хмырь устало вздохнул.

— Глупость ты задумал, бывший чистильщик, — проворчал он. — Глупость и самоубийство.

Я оставил его слова без внимания, хотя в другое время и в другом месте обязательно бы поинтересовался, откуда он знает, что я бывший чистильщик, если я ему этого никогда не говорил. Сейчас это было уже неважно. Даже если бы Хмырь знал мой личный номер (а не исключено, что он его и в самом деле знал), мне на это было наплевать.

— Поможешь или нет?

— Ты хотя бы знаешь, где ее искать-то? — Было очевидно, что особого энтузиазма у бывшего инквизитора предстоящая вылазка не вызывала и на самом деле он искал всего лишь отговорку. Но, вопреки всем его ожиданиям, я кивнул:

— Церковь великомученицы Анастасии.

— Точно знаешь? — Хмырь недоверчиво прищурился.

— Да.

— Но откуда?

Теперь пришла моя очередь улыбаться и закатывать глаза, а Хмырю соответственно морщиться. Сам он, насколько я вижу, любит подобные шуточки. Так пусть испробует их на себе.

На самом деле ответ я получил путем несложных логических рассуждений, щедро сдобренных возможными допущениями. Во-первых, машин было аж восемь и все они с инквизиторскими крестами на боках. Во-вторых, выехав со двора, они направились вверх по проспекту, а там, до самого периметра, есть только одна крупная инквизиторская церковь, обладающая столь внушительным автопарком, — великомученицы Анастасии. Если не доводить до крайностей, полагая, что машины собрали сразу со всех церквей или поехали в объезд, получается, что едут они именно туда.

Логика в стиле Шерлока Холмса.

Только никакой логике я бы не поверил, если б, специально навестив церковь великомученицы Анастасии, не обнаружил стоящие на стоянке возле нее те самые восемь машин.

Как и всякий знакомый с оружием и смертью не понаслышке человек, я считал практику превыше всякой логики. Но в случае, если логические выводы подтверждаются реальностью… Что ж, это всего лишь означает, что пора брать в руки меч.

— Ты мне поможешь?

— Послушай, Алексей, ты понимаешь, насколько это глупо — лезть в церковь, битком набитую инквизиторами и наверняка охраняемую армейскими подразделениями? А затевать столь безумное предприятие всего лишь вдвоем — глупо вдвойне.

— Если ты можешь предложить другой способ ее спасти — валяй, — уязвлено пробормотал я, тем не менее признавая скрывающуюся в этих словах правду.

Хмырь меня проигнорировал.

— Ты лучше подумай, — возбужденно подавшись вперед, говорил он. — Там же полная церковь священников. И не просто священников — инквизиторов. Вспомни церковные уложения. Что там сказано по поводу убийства находящегося при исполнении инквизитора? Да за одно это, не считая попытки похищения мессии, нам обоим обеспечат огненную шахту!.. Или ты каким-то образом собираешься провернуть это без крови?

Я опустил голову. Хмырь был прав: кровь неизбежно прольется. Неважно чья — моя или их, она все равно прольется. И это значит, что моя война против нечисти перерастет в войну против всех.

Я предам собственные принципы, переломлю тот стержень, на котором держится весь мой мир.

Но, что самое страшное, я был готов пойти на это. Ради Ирины я был на это готов, и да простит меня Господь. А если не простит, то даже в аду я буду знать, что поступил правильно.

Хмырь продолжал что-то говорить, что-то объяснять и доказывать. Но я его практически не слушал. Что мне слова? Для себя я уже все решил. Если он мне поможет— хорошо. Если не поможет… Ну что ж, шансов будет гораздо меньше. Но я все равно пойду…

— Огненная шахта?.. — негромко переспросил я. — Что еще за огненная шахта?

Бывший инквизитор споткнулся на полуслове. И смущенно отвел глаза.

— Видишь ли, — негромко пробормотал он, — у нас в Екатеринбурге тела еретиков после казни бросали в старую штольню.

Я удивленно поднял брови:

— Но это… Они же поднимутся!

— И поднимались. — Хмырь немного скованно кивнул. — Бродили там, верещали, ухали, но выбраться не могли — склон был слишком крутой. А когда их набиралось десятка два, мы лили в штольню солярку. Ну и…

— Интересные у вас были развлечения, — не совсем понимая, как мне относиться к подобному откровению, проворчал я. — Как это по-церковному…

Не договорив, я встал. Вглядываясь в отбрасываемые свечой тени, отошел к лестнице.

— Ладно, Хмырь. Прости, что не дал выспаться. Пойду я, пожалуй.

Схватившись за грубые импровизированные перила, я поставил ногу на устало скрипнувшую ступеньку.

— Подожди. Я обернулся.

— Подожди. — Хмырь торопливо зашарил под столом, выворачивая на свет какие-то бесформенные тряпки. С громким стуком брякнулся на пол извлеченный из этой внушающей брезгливое отвращение кучи стандартный армейский пистолет. Точная копия моего. — Я с тобой.

— Ты уверен?

Короткий вздох, показывающий свое отношение к столь вопиющей глупости:

— К сожалению.

— Тогда спасибо, — я отступил от лестницы и вновь опустился на стул. — Только ты можешь не суетиться так. Время есть. Можно даже еще выспаться.

— А мы разве не торопимся? — Рядом с пистолетом брякнулся знакомый уже мне обрез и высыпалась пригоршня патронов. Я поднял один из них… Серебряная дробь. Ничего себе! Откуда такие ценности?

— Нет, не торопимся. Сейчас ночь — время нечисти. Мы пойдем днем.

— Ты, кажется, забыл: мы идем не против нечисти. Сегодня против нас будут люди.

— Какая разница, — переваривая внезапно стукнувшее меня облегчение, тем более непонятное, что мы еще не только не спасли Ирину, но даже и не начинали, я перешел на короткие рубленые фразы: — Мы идем днем.