Категории
Самые читаемые
Лучшие книги » Проза » Современная проза » Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис

Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис

Читать онлайн Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 89
Перейти на страницу:

В Еврейском государственном музее хранилось несколько реликвий из полутора тысяч деревень, ставших жертвами немецкой оккупации, а на стене Пинхасовой синагоги висела серая мемориальная доска.

«Прочти еще раз эти имена и названия, Арони. Прочти их снова и снова». Терезин, Бельжец, Освенцим, Гливице, Майданек, Собибор, Берген-Бельзен, Избица, Гросс-Розен, Треблинка, Лодзь, Дахау, Бабий Яр, Бухенвальд, Штуттгоф, Розенбург, Пяски, Равенсбрюк, Рассики, Маутхаузен, Дора, Нойенгамме, Хелмно, Заксенхаузен, Ноновице, Рига, Тростинец — все это были места, где убивали его народ. Семьдесят семь тысяч имен погибших на стене синагоги, а над ними слова: «Люди, будьте бдительны!»

Арони вернулся в отель в шесть. Как он и рассчитывал, в вестибюле уже ждал его Иржи Линка. Они пожали друг другу руки и прошли в бар. Там висело объявление «С карточками „Дайнерз-Клаб“ — добро пожаловать!» — еще одно свидетельство мира и прогресса.

Иржи Линка был полицейским — евреем-полицейским. Он выглядел точь-в-точь так, как рисуют на карикатурах полицейских из-за «железного занавеса». Арони заказал себе кружку пльзенского, Линка — рюмку сливовицы.

— Сколько времени ты не был в Праге, Арони?

— Почти четыре года.

— Немало тут переменилось, а?

Они говорили по-чешски — на одном из десяти языков, которыми владел Арони.

— И долго ваши товарищи из Москвы намерены позволять вам наслаждаться таким счастьем?

— Чепуха. Мы передовая социалистическая страна.

— Сегодня я стоял на Карловом мосту, смотрел в воду, — проворчал Арони. — И вспоминал Катценбаха.

При упоминании этого имени Линка умолк.

— Сначала они возьмутся за евреев, — сказал Арони. — А потом доберутся и до чехов. Слишком много хорошего идет к вам с Запада. Вот увидите — не пройдет и года, как Советская Армия будет в Праге.

Линка усмехнулся:

— А я думал, ты отошел от дел. Решил, что, может быть, на этот раз ты приехал принимать ванны и лечиться грязями.

— Я работаю на частное лицо. Мне нужно повидаться с Браником.

Услышав имя начальника тайной полиции, Линка нахмурился и пожал плечами. Арони знал свое дело лучше всех и никогда не делал глупостей. Все эти годы он, приезжая в Чехословакию, всегда действовал, как полагается, — через официальные каналы.

— Я должен встретиться с ним сегодня.

— По-моему, он за границей.

— Тогда я завтра улетаю. У меня нет времени болтаться здесь без дела.

— Может быть, ты бы поговорил с кем-нибудь еще?

— Только с Браником. Я буду ждать у себя в номере.

Он встал и вышел.

Линка задумчиво побарабанил пальцами по столу, потом одним глотком допил рюмку, схватил шляпу и поспешно вышел на площадь. Он прыгнул в свою маленькую «шкоду» и помчался в штаб-квартиру.

15

Первый из вызванных свидетелей-мужчин, Моше Бар-Тов, вошел в зал с вызывающим видом. Он был в хорошем костюме, который сидел на нем, впрочем, несколько неуклюже. Помахав рукой Абрахаму Кейди и Дэвиду Шоукроссу, он враждебно уставился на Адама Кельно, который старался не встретиться с ним взглядом. Кельно впервые выглядел усталым. Очень усталым.

Моше Бар-Тов был первой из жертв, кого разыскал Арони. Он помог ему найти остальных и был их явным предводителем.

— Прежде чем мы приведем к присяге этого свидетеля, — сказал Энтони Гилрей, обращаясь к репортерам, — я должен выразить свое огорчение и недовольство по поводу одного сообщения в иерусалимской газете. Там говорится, что одна из свидетельниц — женщина за сорок лет, хрупкого сложения, родом из Триеста и мать двоих приемных детей. Жители Иерусалима, которые, насколько я понимаю, внимательно следят за нашим процессом, могут догадаться, кто эта женщина. Я настаиваю на том, чтобы в подобных описаниях проявлялась самая крайняя осторожность.

Провинившийся журналист из Израиля уткнулся в свой блокнот и не поднимал глаз.

— Доктор Лейберман, вы все еще находитесь под присягой и будете переводить всем свидетелям, говорящим на иврите.

Бар-Това допрашивал Брендон О’Коннер. Том Баннистер слушал, сидя с величественным видом.

— Ваше имя и фамилия?

— Моше Бар-Тов.

— Ваш адрес?

— Кибуц Эйн-Гев в Галилее, в Израиле.

— Это коллективное хозяйство, крупная ферма?

— Да, много сотен семей.

— Вы когда-нибудь меняли имя и фамилию?

— Да, раньше меня звали Герман Паар.

— И до войны вы жили в Голландии?

— Да, в Роттердаме.

— И оттуда вас вывезли немцы?

— Да, в начале сорок третьего года, вместе с двумя сестрами, матерью и отцом. Нас повезли в Польшу в вагонах для скота. В живых остался я один.

В отличие от Томаса Баннистера, Брендон О’Коннер вел допрос напористо, с актерскими интонациями.

— Вы были татуированы?

— Да.

— Прочтите присяжным свой номер.

— Сто пятнадцать тысяч четыреста девяносто, и знак, что я еврей.

— И что происходило с вами в лагере «Ядвига»?

— Меня вместе с другими евреями из Голландии отправили работать на завод концерна «ИГ Фарбен», где делали корпуса для снарядов.

— Одну минуточку, — прервал его Гилрей. — Я не намерен защищать никакого германского фабриканта, но, с другой стороны, германские фабриканты здесь отсутствуют и не могут защитить сами себя.

Доктор Лейберман и Бар-Тов о чем-то оживленно заговорили на иврите.

— Суд хотел бы знать, доктор Лейберман, о чем у вас там идет речь.

Доктор Лейберман покраснел.

— Милорд, я бы не хотел…

— В таком случае я требую ответа.

— Мистер Бар-Тов говорит, что он с радостью пришлет вам экземпляр протоколов суда над военными преступниками из концлагеря «Ядвига» на английском языке, который есть в библиотеке кибуца. Он настаивает на том, что работал на заводе концерна «ИГ Фарбен».

Энтони Гилрей был несколько озадачен и, вопреки своему обыкновению, не нашелся что ответить. Он повертел в руках карандаш, проворчал что-то, потом повернулся к свидетельской трибуне.

— Хорошо, скажите мистеру Бар-Тову, что я отдаю должное его обстоятельному знанию ситуации. И заодно объясните ему, что он находится в английском суде и должен уважать все правила его процедуры. Если я его прерываю, то, безусловно, не из желания вступиться за нацистов или за виновных, а из стремления соблюсти справедливость.

Выслушав перевод его слов, Бар-Тов понял, что одержал верх. Он кивнул судье в знак того, что впредь не будет нарушать правил.

— Так вот, мистер Бар-Тов, как долго вы работали на… ну, скажем, на данном заводе?

— До середины сорок третьего.

— Сколько лет было вам тогда?

— Семнадцать.

— И что произошло дальше?

— Однажды на фабрику пришел офицер-эсэсовец и отобрал меня и еще нескольких ребят из Голландии, примерно того же возраста. Нас привезли в главный лагерь и поместили в третий барак медчасти. Через несколько недель эсэсовцы забрали нас оттуда в пятый барак. Меня и еще пятерых из Голландии. Нам велели раздеться в комнате рядом с операционной. Через некоторое время меня отвели в другую комнату и велели влезть на стол и встать на четвереньки.

— Вы спросили зачем?

— Я это знал и стал протестовать.

— И что вам на это сказали?

— Что я еврейская собака и чтобы я перестал лаять.

— На каком языке?

— По-немецки.

— Кто это сказал?

— Фосс.

— Кто еще был в этой комнате?

— Эсэсовцы-охранники, капо и еще двое — то ли врачи, то ли санитары.

— Могли бы вы опознать кого-нибудь из них, помимо Фосса?

— Нет.

— Что произошло дальше?

— Я пытался соскочить со стола и получил удар по голове. Я не потерял сознания, но было так больно, что я больше не мог бороться с тремя или четырьмя охранниками. Один из санитаров держал у меня под членом стеклянную пластинку, а врач или кто-то еще в белом халате сунул мне в задний проход длинную деревянную палку вроде ручки от метлы, чтобы я изверг семя на эту стеклянную пластинку.

— Это было болезненно?

— Вы серьезно спрашиваете?

— Совершенно серьезно. Это было болезненно?

— Я орал и молил о пощаде всех богов, каких знал и каких не знал.

— Что произошло потом?

— Меня оттащили в другую комнату и, крепко держа, положили мои яйца на металлическую пластинку, которая лежала на столе. Потом на одно яйцо направили рентгеновский аппарат. Облучение продолжалось минут пять — десять. После этого меня отвели обратно в третий барак.

— Как это на вас подействовало?

— Сильно кружилась голова, и три дня меня постоянно рвало. А потом на моих яйцах появилось несколько черных пятен.

— Сколько времени вы оставались в третьем бараке?

— Несколько недель.

— Вы точно знаете, что ваши друзья тоже были подвергнуты этой процедуре?

1 ... 60 61 62 63 64 65 66 67 68 ... 89
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Суд королевской скамьи, зал № 7 - Леон Юрис торрент бесплатно.
Комментарии