Черный гусар - СкальдЪ

билет, он сел на поезд и отправился через Варшаву в Германию заказывать необходимые материалы.

В октябре в Одессе открылась первая в России лечебница для туберкулёзно больных. Пост главного врача ожидаемо занял Пирогов. Одновременно с этим в семье Николая и Марии Романовых родился первенец. Мальчика назвали Михаилом. И что-то мне подсказывало, что имя связано со мной. Похоже, Николай решил показать, кому он обязан жизнью и как это ценит.

Петропавловская крепость приветствовала новорожденного залпом из множества орудий. В Аничков дворец потянулись министры, генералы и сановники, дабы засвидетельствовать свое почтение. Петербург гулял и праздновал. Как же, родился будущий император Всероссийский!

Осень закончилась, началась очередная зима. В Петербурге она была худшим временем года — пронизывающий ветер, сырой климат, морозы, которые часто сменялись оттепелью и прочие прелести погоды. Люди болели, кашляли и ругали климат. В общем, ничего хорошего.

В один из субботних дней Георгий Скалон заступил на дежурство в своем полку и компанию нам составить не смог. Пришлось ограничиться «усеченным» составом. Мы с Николаем заказали столик в «Дононе», расположенном на набережной Мойки, в доме 24. Спокойно сидели, курили, пили кофе и ликер, обсуждая, чем бы можно заняться вечером. На нас поглядывали. Как же, два таких молодых человека, а уж штабс-ротмистры, тем более, с наградами.

Звегинцев щеголял формой Кавалергардского полка — элиты Российской армии. Но и моя черная форма Александрийского гусара внушала жгучий интерес, особенно со стороны дам. Многие из них в душе жаждали «согреть и утешить» одинокого героя. Причем исключительно в те часы, когда надоевшего старого мужа нет дома.

Вечер был совершенно свободен. Хотелось использовать его с пользой. С другой стороны, почему бы и не погулять?

— Кутнем, Миша? — предложил друг. — Что еще делать в такую собачью погоду? Давай напьемся и к кокеткам. Есть некая мадемуазель Сабрина. Её многие прекрасно знают, несмотря на расценки.

Предложение мне понравилось. Но пока я больше поглядывал на столики, за которыми играли в шахматы. И чем дольше смотрел, тем сильнее и самому хотелось сыграть. Последние годы, несмотря на войну и учебу, я сильно продвинулся в шахматах. По крайней мере, так думал.

— Господа, позвольте представиться, — к нашему столику подошел высокий статный и красивый голубоглазый блондин в форме лейб-гвардии Семеновского полка. — Капитан Евгений Крицкий. С кем имею честь?

Мы встали и назвались, пожав руки. С любопытством оглядывая молодого гвардейца, я поинтересовался.

— Чем обязаны, господин капитан? — о двух знаменитых «потешных» полках Петра I, Семеновском и Преображенском, в столице, да и по всей России ходило немало рассказов и легенд. Гвардейцы считались доблестными, гордыми до невозможности, заносчивыми и очень ранимыми, прямо как институтские барышни. Как говорится, и дружили они до гроба, и стрелялись из-за сущего пустяка. Но Крицкий вроде бы на неприятности не нарывался.

— Обязаны тем, что я заметил, как вы наблюдаете за шахматистами. Сразимся? Здесь такая скука, что лишь партия с достойным человеком способна разогнать невскую хандру.

— Давно играете? — поинтересовался я.

— Порядочно, — он отмахнулся. — По сто рублей вас не утянет?

— Не утянет, — ставить столь большие деньги совершенно не хотелось, но и честь полка не позволяла отступить. На проверку это было не похоже, скорее капитан привык сорить деньгами и не знал им счета. Или таким образом он зарабатывал на жизнь? Да нет, вряд ли. Не выглядит семёновец серьезным игроком, да и поддал изрядно. И все же я его предупредил. — Прошу заметить, играю я не дурно. Так говорят мои полковые товарищи.

— Ерунда, — его уверенность ни на миг не поколебалась. — Но я ценю ваше благородство.

Мы потребовали доску. Вокруг стали собираться зеваки. Наш разговор услышали и несколько человек заинтересовалось. Я достал брегет, щелкнул крышкой и положил рядом, засекая время. Минувшим летом я изучил трактат Карла Яниша о шахматной игре. Прочитанные книги, изучение теории и частая, кроме последнего года, практика, давали мне ряд преимуществ. Когда-то именно шахматной игрой я планировал добывать себе некоторые средства. Сейчас подобное уже не выглядело столь актуальным.

Крицкому выпало играть белыми. Он лихо опрокинул в глотку стопку водки, улыбнулся и столь же решительно передвинул пешку на е4. Подумав, я ответил пешкой с5, решив разыграть Сицилианскую защиту. Мне она нравилась, так как позволяла успешно бороться не только за равенство, но и за перевес. Но тут имелся и подводный камень — стоило позаботиться о защите, чтобы не стать жертвой быстрой атаки.

Звегинцев оседлал стул и сел сбоку, невозмутимо покуривая и пуская колечки в потолок. В игру он не вмешивался и не мешал, позволяя сосредоточиться.

— Вот как? — искренне удивился оппонент. — Интересно!

Да, ему было интересно. В начале второй половины 19 века Сицилианка не считалась успешным дебютом для черных. Но чем дольше мы играли, тем реже улыбался Крицкий.

Вторым ходом он двинул пешку на c3, явно нацеливаясь на дальнейший размен и получения контроля над центром. Я ответил конем на f6. Не имея возможности вывести своего коня и защитить пешку, он просто двинул ее дальше, на e5, нападая на моего коня, которого я убрал на d5.

Ходил он быстро, решительно, думая меньше минуты. Капитан передвинул пешку на с4, вновь нападая на коня, которого я увел на b4. Бравый гвардеец, который увлекся атакой, выдвинул еще одну свою пешку, теперь на d4. Стало ясно, что игрок из капитана Семеновского полка так себе, и я с радостью ответил разменом пешек. Партия фактически закончилась, когда оппонент съел мою пешку ферзем, не заметив довольно простой ловушки. Я вновь взялся за коня и перевел его на с2.

— Шах! — и только тут семеновец с удивлением понял, что попал на тройную вилку — под ударом одновременно оказались ферзь, ладья и король.

В запале он отвел короля, а я с большим удовольствием взял ферзя, причем и коня не потерял. Фактически партия закончилась. Смысла играть после такого удара я не видел, но Крицкий сделал еще несколько ходов и уже затем, понимая, что ситуация становится лишь хуже, чуда ожидать не приходится, сдался и положил короля на доску.

— Браво! — сказал он. — Вы лихо отработали конем. Хороший маневр. Сразу видно бывалого кавалериста.

— Сокол без крыльев не взлетит, всадник без скакуна не поскачет, — со значением заметил Звегинцев. «Соколом» меня прозвали в Старой Школе, да и в полку иной раз так называли.

Сто рублей перешли из рук в руки, а Крицкий предложил выпить мальвазии за знакомство. Как видно, потеря денег его нисколько не расстроила. Тем более, я настоял и расплатился за ужин. Подобные жесты выглядели