Корабль ночи - Роберт МакКаммон

Кроме одного.

Он до упора отжал педаль газа, просигналил, чтобы не сбить человека, нетвердой походкой выбравшегося из дверей на улицу, и джип с ревом помчался по берегу бухты сквозь раскаленный воздух. Уже сколотили пожарную команду, люди в дымящейся одежде медленно, заторможенно передавали по цепочке ведра с водой. Пронзительно шипело мокрое дерево, и Кипу казалось, что он слышит вой снаряда, летящего с моря, с палубы немецкой подводной лодки.

– ГДЕ ВЫ? – закричал он. В горле у него запершило. – ГДЕ ВЫ? – Перед ним клубился дым, щипал глаза, проникал в рот. Но он знал, где они.

Это была война. Война – такая же, как в сорок втором. Для экипажа подводной лодки время остановилось, а теперь оно остановилось и для жителей деревни. Нет, какая же это война? Это бойня, страшная и нечеловеческая кровавая баня для невинных. Но разве в войну происходит нечто иное? Сначала всегда гибнут ни в чем не повинные – а истинные убийцы ускользают в тень и там, умышляя, ждут своего часа. Клянусь всем святым, присягнул Кип, если понадобится, я пойду на них с голыми руками и убью, сколько смогу. И, обливаясь потом и слезами, с учащенно бьющимся в предвиденье грядущих событий сердцем он покинул горящую деревню.

Он с треском и грохотом въехал на верфь через разбитые ворота и повел джип между кучами мусора, одной рукой вертя баранку, другой сжимая ружье. Впереди встал док, на миг озаренный вспышкой молнии. Дверь была открыта. Он остановил джип, выпрыгнул из него и побежал к доку, сжимая в руках ружье.

Он был еще на полпути к цели, когда послышался глухой рокот, от которого задрожала земля.

Кип застыл на месте и прислушался, вновь покрывшись испариной. Шум повторился, более резкий, грубый, и стены дока задрожали. Далекий гром – да, гром.

– Неееееееет, – прошипел Кип сквозь стиснутые зубы. Голова у него шла кругом. – НЕТ! – И шагнул вперед.

Шум затих, вернулся, неудержимо нарастая, так, что дрожала земля. Пронзительно заскрипел металл, и огромная подвижная переборка смялась.

Кип заставил себя сдвинуться с места – медленно, шаг за шагом.

– Врешь, не уйдешь! – крикнул он, задыхаясь от бьющего в лицо колючего ветра, и его слова разлетелись во все стороны. – НЕ УЙДЕШЬ, ЧЕРТОВА…

Переборка выпятилась металлическим волдырем и под треск рвущегося железа рухнула в воду.

А из дока очень медленно выдвинулся нос подводной лодки.

Изношенные винты взбивали маслянистую воду. Показалась носовая палуба лодки, за ней – боевая рубка. Кип увидел на неосвещенном мостике бесформенные тени, поднял ружье, выстрелил и услышал, как пуля отрикошетила от железа. Лодка выползала из дока, как рептилия из норы, сотрясаясь всем корпусом от напряженной работы мощных дизелей. Она вышла из дока на свободу и чрезвычайно медленно, под протестующий скрип металла стала поворачивать отороченный полосами пены нос к проходу через риф.

Лодка подмяла под себя ялик, задела бортом небольшой траулер, стоявший на якоре, и отшвырнула его прочь. Разбитую палубу траулера мгновенно затопило. Небо прошила молния, и Кип увидел, как железный монстр, лавируя между отмелями, пересекает бухту. Наконец лодка добралась до прохода и лениво, сонно двинулась наперерез бурунам с белыми гребнями. Вскидывая на бегу ружье, Кип кинулся с берега в воду и стрелял, не целясь, покуда не кончились патроны. Лодка была уже за пределами бухты, волны с грохотом разбивались о ее корпус, и когда вновь сверкнула молния, U-198 в поле зрения Кипа не оказалось – она ускользнула в ночь, ушла в свой последний страшный поход.

Волны плескались у колен Кипа, едва не сбивая с ног. Ветер подталкивал его в спину, выл в опустевшем доке. «Корабль Ночи», сказал Бонифаций. «Корабль Ночи», самая грозная из тварей морской пучины.

– Нееет, – прошептал он. – От меня ты не уйдешь…

В вышине сверкнула молния. Гулкие раскаты грома показались Кипу смехом бога войны, свирепого, торжествующего победу.

Пошел дождь; первые редкие тяжелые капли сменились сплошной водной пеленой, покрывшей рябью поверхность океана. Кип стоял под проливным дождем, неподвижно всматриваясь в беспредельную черноту. Потом очень медленно пошел к берегу и, добравшись до суши, рухнул на колени в песок, сбитый с ног бурей.

Цепляясь друг за друга, Мур с Яной брели сквозь завесу дождя за своими спасителями. Мур уже догадался, что это индейцы-карибы, но никого из них он не узнал. Они шли через заросшую высокой травой поляну в неизвестную ему часть Кокины. Вдалеке мерцали огни. За дождем проступили очертания скученных лачуг, и он смутно разглядел грязную улицу, уходившую под гору к северной бухте. Карибвиль. Один из индейцев сошел с тропы в заросли и присел на корточки, положив на колени ружье, лицом в ту сторону, откуда они пришли. Через несколько ярдов то же сделал второй индеец.

Улицы были пусты. Тяжелые капли щелкали по жестяным крышам громко и резко, как выстрелы. Человек с дробовиком что-то тихо сказал остальным, и те разошлись в разных направлениях; кивком приказав Муру и Яне следовать за ним, он повел их в лачугу, где на закрытом жалюзи окне горела керосиновая лампа. Он открыл дверь и нетерпеливо махнул рукой – заходите.

Внутри их встретили тусклый свет керосиновых ламп с прикрученными фитилями и слабый запах дегтя, табака и пищи. В качалке перед чугунной печкой сидела костлявая старуха в лоскутном халате. Ее волосы были заколоты узлом на затылке, загрубевшая кожа туго обтягивала выпирающие кости лица. Еще одна женщина, лет тридцати пяти-сорока, отступила от двери, когда они вошли.

Они оказались в большой комнате; в глубине ее Мур заметил проход в другую. Обстановка была скромная – несколько стульев, выгоревший на солнце деревянный стол с керосиновой лампой в центре, тростниковые занавески на окнах, затейливо сплетенный из водорослей коврик на полу. По всей комнате были развешаны на гвоздях вставленные в рамки пейзажи, явно вырезанные ножницами из туристических каталогов. У одной стены была ружейная стойка, сейчас пустая, рядом, поблескивая натертой маслом поверхностью, – великолепно вырезанная и отполированная деревянная ритуальная маска: оскаленные треугольные зубы, свирепый, воинственный взгляд.

Когда индеец закрыл и запер за ними дверь, Мур обнял Яну за плечи, чтобы защитить и поддержать. Девушка откинула с лица мокрые волосы, и Мур увидел на ее щеке воспаленный красный рубец.

Индеец по-собачьи тряхнул головой, рассыпая брызги с бороды и плеч, и повесил ружье на место. Молодая женщина мигом оказалась подле него и о чем-то заговорила на местном языке. Он не ответил и жестом отправил ее на место. В глубине комнаты качалась в кресле– качалке старуха, уронив на колени стиснутые руки и сверля Мура взглядом. Она что-то пробормотала и вдруг рассмеялась.