Бойся Кошек - Эдгар По

Кабинет начальника полиции провинциального городка редко производит внушительное впечатление. Там стоял старый стол, пара расшатанных стульев, шкаф, пол между оштукатуренными стенами покрывал обтрепавшийся, истертый ковер. В воздухе постоянно висел запах сигарных окурков. Вот только вид, открывавшийся из окна, был поистине чудесным. Оттепель сменили новые заморозки, и сейчас в лучах яркого зимнего солнечного света сосульки на кустах Риверсайд-парка сверкали, как сапфиры.

— …понимаю ваше беспокойство, мистер Куортерс, — сказал он в телефонную трубку. — Пока нет никакой уверенности. Но доктор Мандельбаум, вы же знаете, это известный психиатр из университета, уже приезжал и осмотрел Тронена. По его словам, случай чрезвычайно редкий, однако он считает, что пациент определенно сошел с ума. Я хочу сказать, он неизлечим. Одержим мыслью об убийстве, никакого проблеска рассудка, должен до конца своих дней содержаться в лечебнице, вроде опасного зверя. — Шеф полиции поморщился. — Все время кричит, требует, чтобы вернулся какой-то котенок и… Сэр, у вас не возникает мысли о том, что все это может значить?.. Вот как, значит, нет.

Полицейский ненадолго умолк.

— Кстати, мистер Куортерс, возможно кое в чем вы нам поможете… Знаете, в кармане брюк Тронена мы нашли какую-то бумажку с записями. Странная писанина о каком-то э… ка. Бог его знает, что это такое. Я подумал, может быть, это даст какую-то зацепку…

А, статья, над которой работала его жена, так вы сказали? Скажите, а не могли бы вы объяснить… ведь что-то наверняка послужило толчком для этого срыва, вы не находите?

Вслушиваясь в трубку, он взял со стола бумагу, повертел ее, произнес:

— Гм-м, да, конечно, спасибо. Только прошу вас, послушайте, правильно ли я понял вашу мысль? Значит, египтяне считали, что у каждого человека несколько душ, причем одна из них, ка, может существовать и бродить где-то совершенно изолированно, обретя облик, скажем, какого-то животного. А потом она может вернуться и разговаривать с ним, когда он окажется в могиле, если только в действительности он в это время не будет уже на небесах… О черт, нет, все-таки сложновато для меня. Значит, получается, что ка было его духовным и нравственным началом. Давайте остановимся на этом — слишком уж все запутано, особенно для такой деревянной башки, как у меня, хорошо?.. Нет, боюсь, мне это ни о чем не говорит. Как вы сказали, все это — лишь научные изыскания миссис Тронен.

Шеф полиции глубоко вздохнул. Живя в этом маленьком городке, он слишком мало знал о его обитателях.

— Да, и еще одна просьба, мистер Куортерс. Как я понял, вы были другом семьи. Когда она узнает, что произошло, не могли бы вы проявить о ней какую-то заботу? Помочь ей выбраться из всего этого? Да, и как это сказал психиатр чтобы вы попробовали подсказать ей идею насчет развода. От него сейчас фактически осталось лишь одно тело, а ей надо начинать новую жизнь… О'кей, спасибо, мистер Куортерс. Большое спасибо. До свидания.

Он повесил трубку.

— Извините, — обратился он к сидевшему напротив начальнику пожарной охраны, — что вы говорили, когда он позвонил?

Пожарный пожал плечами.

— Да в общем-то, ничего особенного. Просто мы самым тщательным образом обследовали пепелище — дело-то действительно сенсационное по нашим масштабам, — однако не нашли ничего, что позволило бы усомниться в рассказе Куортерса.

— Может, кости? — неожиданно спросил шеф полиции.

— Что? — Пожарный уставился на него. — Да, на кухне в пепле лежали куриные кости. А что здесь такого? — Возникла пауза и ему захотелось ее как-то заполнить. — Люди часто не понимают, как трудно сжечь дотла тело человека или животного. В крематориях используется жар, намного превосходящий тот, что возникает в обычных печках или каминах, но и там приходится останки костей дробить потом механическим способом. Вы знали об этом. Боб?

— Да.

— А чего же спрашивали?

— Даже и не знаю… Пожалуй, Тронен попросту свихнулся. — Шеф полиции посмотрел в окно. — Слушая его бред, я почему-то подумал, что, возможно, мы найдем какие-то улики в камине — я имею в виду дом Тронена. Но там оказались лишь обгорелые поленья да пепел от бумаги. И больше ничего.

Теодор Старджен

ПУШОК

Вот уже больше тридцати лет Теодор Старджен пишет первоклассные фантастические рассказы и романы, например, «Немного твоей крови», классическая история о современном вампире. В настоящее время Теодор Старджен переключился на кино и телесценарии, и здесь его воображение неистощимо.

Рэнсом лежал в темноте и посмеивался, думая о хозяйке дома. Будучи непревзойденным рассказчиком, Рэнсом всюду был желанным гостем. Этот талант выработался у него как раз благодаря тому, что он часто бывал в гостях, ведь именно остроумные описания людей и их отношений с себе подобными и составляли соль его рассказов. Ныне его тонкая ирония была направлена на тех, у кого он гостил в прошлые выходные. Если он ненадолго останавливался у Джонсов, то самые пикантные подробности их семейной жизни он мог пересказывать в следующие выходные в гостях у Браунов. Думаете, мистер и миссис Джонс обижались? О, нет! Надо же послушать все сплетни о Браунах! Так и шло, маятник общественного мнения качался из стороны в сторону.

Однако речь не о Джонсах или Браунах. Речь пойдет о хозяйстве миссис Бенедетто. Для поистощившего свой запас шуток Рэнсома вдова Бенедетто была настоящей находкой. Она жила в своем мирке, также обильно заполненном якобы важными предками и родственниками, как ее гостиная — безвкусными поделками викторианского рококо.

Миссис Бенедетто жила не одна. Отнюдь. Вся ее жизнь, говоря собственными словами этой леди, была закручена, захвачена, отдана и посвящена ее малютке. Ее малютка был ее «любовью», ее «маленьким красавчиком», ее «дорогим моим крошечкой» и — помоги Господи! — ее «лапулечкой-симпопулечкой». Он представлял собой любопытный тип. Он откликался на имя Пузырь, хотя оно ему не шло и было его недостойно. При рождении его назвали Пушок, но сами знаете, как привязчивы прозвища, был он крупный и гладкий, хоть сейчас на выставку.

Интересные существа — эти кошки. Кошка — единственное животное, которое может вести паразитический образ жизни, но при этом полностью сохранять независимость и способность к выживанию. Знаете, как часто говорят о потерявшихся собачках, но вряд ли вы когда-либо слышали о потерявшейся кошке. Кошки не теряются, потому что они никому не принадлежат. Правда, миссис Бенедетто невозможно было в этом убедить. Ей ни разу не пришло в голову, что можно проверить преданность ее Пушка, приостановив на десять дней выдачу консервированного лосося. Если бы она это сделала, то столкнулась бы с независимостью, какая бывает только у постельных клопов.

Все это сильно забавляло Рэнсома. Миссис Бенедетто служила флегматичному Пушку самозабвенно. Когда Рэнсом поглубже разобрался в ситуации, ему стало казаться, что Пушок — действительно замечательный кот. Кошачьи уши — необыкновенно чувствительные органы. Живое существо, способное от зари до вечера терпеть неумолчную болтовню миссис Бенедетто, с наступлением темноты — слушать колыбельную песенку ее заливистого храпа, несомненно, редкий феномен. А Пушок выдерживал такое уже четыре года. Кошкам не свойственно терпение. Однако они отличаются прагматизмом. Пушок кое-что выигрывал от такой жизни — кое-что, не сравнимое с немногими неудобствами, которые ему приходилось терпеть. Кошки не упускают своего.

Рэнсом лежал без движения, захваченный нарастающей силой вдовьего храпа. Он мало знал о покойном мистере Бенедетто, но полагал, что тот, несомненно, был или святым страстотерпцем, или мазохистом, или глухонемым. Вряд ли голосовые связки одной старой дамы способны произвести столько шума, однако факт был налицо. Рэнсом с удовольствием представил себе, что нёбо и горло этой женщины покрылись мозолями от постоянной болтовни. Они скреблись друг о друга, и это объясняло своеобразный скрипучий тембр ее храпа. Рэнсом решил приберечь эту идею для будущих анекдотов. Она пригодилась бы ему в следующее воскресение. Нельзя сказать, что храп убаюкивает, но любой звук становится привычным, если он регулярно повторяется.

Есть старая история о смотрителе маяка. На маяке, где он служил, стояла автоматическая пушка, стрелявшая каждые пятнадцать минут круглые сутки. Однажды ночью, когда старик спал, пушка не выстрелила. Через три секунды после положенного времени для выстрела смотритель вскочил с постели и заметался по комнате, крича: «Что случилось?». То же самое произошло и с Рэнсомом.

Он не мог определить, прошел ли час после того, как он заснул, или он вообще не спал. Но вот он привстал на краю кровати, напрягая все чувства, силясь определить, что — звук или что-то другое? — его разбудило. Старый дом был тих, как городской морг после закрытия, и ничего нельзя было рассмотреть в его просторной комнате, кроме посеребренного лунным светом подоконника и тяжелых темных портьер. Черт знает, кто мог бы спрятаться за такими портьерами, некстати мелькнуло у него в голове. Он поскорее подтянул ноги с пола, отодвинулся к стенке. Там, под кроватью, конечно, конечно, ничего не было, но все-таки…