Психология социализма - Гюстав Лебон

§ 3. КОНФЛИКТ МЕЖДУ ДЕМОКРАТИЧЕСКИМИ ИДЕЯМИ И СТРЕМЛЕНИЯМИ СОЦИАЛИСТОВ

Таковы преимущества, а также и недостатки демократических учреждений. Эти учреждения удивительно подходят к сильными энергичным расам, у которых отдельная личность привыкла рассчитывать лишь на свои собственные силы. Сами по себе они не могут создать никакого прогресса, но они устанавливают атмосферу, благоприятную для всякого рода прогресса. С этой точки зрения ничто не сравнится с ними и не может их заменить. Никакой режим не обеспечивает наиболее способным личностям такой свободы развития, не дает таких шансов на успех в жизни. Благодаря свободе, предоставляемой ими каждому, и провозглашаемому ими равенству, они благоприятствуют развитию всего выдающегося и в особенности — развитию ума, т. е. такого качества, из которого проистекает вся­кий крупный прогресс.

Но при борьбе неравных дарований разве эта свобода, это равенство ставят на один и тот же уровень лиц, обла­дающих преимуществом наследственных умственных способностей, с толпой умов посредственных, с мало разви­тыми способностями? Разве они дают этим слабо одаренным личностям большие шансы, пусть не на торжество над противниками, а просто на возможность не быть ими совсем уничтоженными? Одним словом, существа слабые, без энергии, лишенные мужества, могут ли найти в свободных учреждениях ту опору, которой они не могут найти в себе? Кажется ясным, что ответ может получиться только отрицательный, и также ясно, что чем больше равенства и свободы, тем более полно порабощение бездарных или малоспособных. Устранить это порабощение и составляет, быть может, самую трудную задачу современной эпохи. Если не ограничивать свобод, то положение обиженных судьбой будет ухудшаться с каждым днем; если же их ограничить, что, очевидно, может сделать только государст­во, то это немедленно приведет к государственному социализму, последствия которого гораздо хуже тех зол, кото­рые он берется устранить. Остается тогда обратиться к альтруистическим чувствам более сильных натур; но до сих пор только религиям, да и то лишь в эпоху веры, удавалось пробуждать подобные чувства, которые даже тогда создавали социальные основы, поистине очень хрупкие.

Как бы то ни было, мы должны признать, что судьба слабых и плохо приспособляющихся личностей, конечно, неизмеримо суровее в странах полной свободы и равенства (например, в Соединенн^1х Штатах), чем в странах с ари­стократическим образом правления. Говоря о Соединенн^1х Штатах в своем труде о народном правительстве, выдаю­щийся английский историк Мен выражается так: «До сих пор не было общины, где слабые были бы так безжалостно прижаты к стене, где все преуспевающие в жизни не принадлежали бы поголовно к расе сильных, и где в такое корот­кое время выросло бы такое большое неравенство частных состояний и домашней роскоши».

Очевидно, это неудобства, присущие всякому режиму, имеющему своим основанием свободу, и все же они со­ставляют неизбежное условие прогресса. Единственным вопросом, который можно себе поставить, является такой: следует ли жертвовать необходимыми элементами прогресса, принимать в соображение только непосредственный и видимый интерес толпы и непрерывно, всякими насильственными средствами, бороться с последствиями неравен­ства, которые природа упорно повторяет из поколения в поколение?

«Кто прав, — пишет Фукье[36], — аристократический ли индивидуализм или демократическая солидарность? Кто лучше, хотя бы в практическом отношении — один Мольер или две сотни хороших учителей? Кто оказал больше услуг — Фултон и Уатт или сотня обществ взаимной помощи? Очевидно, индивидуализм возвышает, демократия принижает: очевидно, человеческий цветок растет на навозе человечества. Однако, эти создания, посредственные, бесполезные, с низкими инстинктами, с завистливыми часто сердцами, с умами пустыми и тщеславными, подчас опасными, всегда глупыми — все же человеческие создания!»

В теории можно предположить обратное действие естественных законов и приносить в жертву сильных, состав­ляющих меньшинство, в пользу слабых, составляющих большинство. К этому сводится мечта социалистов, если отбросить их пустые формулы.

Предположим на минуту осуществление этой мечты. Вообразим человека, заключенного в такую сеть правил и ограничений, предлагаемых социалистами. Уничтожим конкуренцию, капитал и умственные способности. Чтобы удовлетворить уравнительным теориям, представим себе народ в том состоянии крайней слабости, благодаря кото­рому он может сделаться жертвой первого же неприятельского нашествия. Разве народ выиграет что-нибудь от этого, хотя бы на короткое время?

Увы, нисколько! Он от этого вначале ничего бы не выиграл, а вскоре потерял бы все. Только под влиянием выс­ших умов достигается прогресс, обогащающий всех работников, и только под их управлением может действовать столь сложный механизм современной цивилизации. Без высших умов великая страна вскоре стала бы телом без души. Завод без строившего его и направляющего его инженера проработал бы недолго. С ним случилось бы то же самое, что с судном, лишенным офицеров: это будет игрушка волн, которая разобьется о первую попавшуюся ска­лу. Без могущественных и сильных будущее посредственностей и слабых оказалось бы более жалким, чем оно было когда-либо прежде.

Такие заключения с очевидной ясностью вытекают из рассуждений. Но не всем умам доступна эта доказатель­ность, так как такого опыта еще не было произведено. А одними аргументами никак не убедишь приверженцев социалистической веры.

Так как демократия по самой сущности своих принципов благоприятствует свободе и конкуренции, которые не­избежно служат торжеству наиболее способных, между тем как социализм мечтает об уничтожении конкуренции, исчезновении свободы и общем уравнении, следовательно, между принципами социалистическими и демократиче­скими существует очевидное и непримиримое противоречие.

Это противоречие современные социалисты начинают уже, по крайней мере, инстинктивно, прозревать, но ясно осознать они его не могут при своем предвзятом мнении о равенстве способностей у всех людей. Из этого чувства инстинктивного, смутного и чаще всего бессознательного, но, тем не менее, весьма реального, и родилась их нена­висть к демократическому режиму, ненависть гораздо более сильная, чем та, какую революция распространила на весь старый режим. Нет ничего менее демократичного, как идея социалистов об уничтожении последствий свободы и естественных неравенств посредством неограниченно деспотического режима, который упразднил бы всякую конкуренцию, назначил бы одинаковую заработную плату и способным и неспособным и непрерывно разрушал бы законодательными мерами социальные неравенства, происходящие от неравенства естественных дарований.

В настоящее время нет недостатка в льстецах, готовых уверять толпу в легкости осуществления такой мечты. Эти опасные пророки думают, что они проживут достаточно долго, чтобы воспользоваться плодами своей популяр­ности, и недостаточно долго для того, чтобы события обнаружили их обман. Таким образом, им терять нечего.

Этот конфликт между демократическими идеями и стремлениями социалистов еще не очень заметен для обык­новенных умов, и большинство смотрит на социализм как на неизбежный исход, предвиденное следствие демокра­тических идей. На самом же деле нет политических понятий, отделенных друг от друга большей пропастью, чем демократия и социализм. Во многих пунктах совершенно не верующий в Бога гораздо ближе к набожному челове­ку, чем социалист к демократу, верному принципам революции. Разногласия между обеими доктринами еще только начинают выясняться, но вскоре они обнаружатся вполне, и тогда произойдет жестокий разрыв.

Итак, на самом деле конфликт существует не между демократией и наукой, а между социализмом и демократией. Демократия косвенно породила социализм и от социализма, быть может, и погибнет.

Не следует и помышлять, как то иногда предлагают, о предоставлении социализму возможности производить свои опыты, чтобы сделать очевидной его слабость. Немедленно он породил бы цезаризм, который быстро уничто­жил бы все демократические учреждения.

Не в будущем, а теперь демократы должны вести войну со своим опасным врагом — социализмом. Он пред­ставляет такую опасность, против которой должны соединиться все партии без исключения и с которой ни одна из них — республиканцы менее, чем другие — никогда не должна мириться. Можно оспаривать теоретическое досто­инство учреждений, нами управляющих, можно желать, чтобы ход вещей был другим, но такие желания должны оставаться платоническими. Перед общим врагом все партии должны соединиться, каковы бы ни были их стремле­ния. Шансы выиграть что-нибудь с переменой режима для них очень слабы при опасности все потерять.