Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли

— Какой приятный сюрприз, что вы снова в Англии, дорогой Фиц. Я полагал, что вы постоянно живете во Франции, — импровизировал Шейн.

— Я просто счастлива, что познакомилась с другом Шейна. Он никогда не посвящает нас в свою личную жизнь, — ворковала Джорджиана.

Она не могла скрыть восхищения, которым так и лучились ее глаза, когда она вглядывалась в человека, разделявшего с ними трапезу.

Его одежда и манеры были выше всяких похвал; музыкальный, глубокий голос ласкал слух; мало того, что он был приветлив и прост в обращении, — он еще и держался так, словно был с нею знаком долгие годы.

— Ваша фамилия наверняка не ограничивается одним слогом, сэр, — полюбопытствовала Джорджиана как бы между прочим. — Не могу же я называть вас «Фиц».

— Его полное имя — Фиц-Клер, — на ходу придумал Шейн.

Барон сердечно улыбнулся Джорджиане:

— Пожалуйста, называйте меня Фиц. Это так приятно звучит в ваших устах.

Она опустила ресницы и подняла их вновь.

— Фиц-Клер — это ирландское имя, сэр, и все же в вашей речи я не слышу ни малейшего признака ирландского говора.

— Фиц воспитывался в Европе. Он провел юность в путешествиях — Париж, Брюссель, Венеция, — сообщил Шейн. На этот раз он не лгал. Граф Десмонд посылал сына в Европу, чтобы он там получил образование. Возможно, для того, чтобы уберечь его от пагубного влияния кое-каких тупоголовых неотесанных ирландских дикарей.

Сабби, совершенно ошеломленная, вынуждена была прилагать немалые усилия, чтобы не пялиться самым неприличным образом на преображенного Барона. Волосы, которых не скрывал его обычный капюшон, блестели серебром, а темные глаза так и сверкали. Оказалось, что его монашеский балахон скрадывал крепко сбитую фигуру, и Сабби легко могла вообразить, как бугрятся под одеждой его мышцы. При этой мысли она залилась красной, и Шейн, перехватив ее взгляд, изумленно поднял бровь. Господь всеблагой, думал он, как же она похожа на его мать! Они не напоминали друг друга ни цветом волос, ни цветом глаз, но духовно они безусловно были сродни.

В их глазах вспыхивал вызов, который мужчина не мог не принять. Придется быть очень осторожным, чтобы Сабби не забрала над ним слишком большую власть.

Барон развлекал Джорджиану рассказами о своих путешествиях. Разговор его отличался занимательностью и мог легко переходить от предмета к предмету; со знанием дела он толковал о людях, яствах, обычаях разных народов, политике или мореплавании. Она не могла противиться притяжению к человеку, который посвятил ей безраздельно все свое внимание.

Более лестного дара никогда не преподносил ей ни один мужчина.

Увидев, что они полностью поглощены друг другом, Шейн снова обратился к Сабби.

Они прощались всего-то на несколько дней, но каждый тревожился за безопасность другого. Она была на редкость немногословна, и уже по этому признаку он мог понять, как она сердита на него за неожиданный отъезд.

Она возвела между ними барьер, и он надеялся проникнуть за этот барьер с помощью нежных слов.

— Барка готова, вечером тебя отвезут в Виндзор, — тихо сообщил Шейн, накрыв ладонью ее руку. — Будь осторожна, любимая, и помни: если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, а связаться со мной ты сама не сможешь — имей в виду: в конюшне всегда будет находиться кто-либо из моих людей.

Сабби высвободила руку и резко осадила его:

— Я позабочусь о себе сама! Мне никогда не известно, куда ты подался, так что у меня нет выбора. Пойду-ка я наверх, прежде чем явится этот самонадеянный грубиян. Видеть его не желаю!

— Он оскорбил тебя, голубка?

— Он с такой насмешкой отзывался о независимости англичанок! Бахвалился, что в Ирландии получаются примерные жены, потому, видите ли, что их регулярно тискают в постели и охаживают по мягким местам! — Глаза у нее сверкнули. — Ну, а я ему на это сказала: уверяю вас, Шейн тискает меня в постели регулярно и управляется с моими мягкими местами всегда, когда мне это потребуется!

— Ирландская врунья! — прошептал Шейн и поднес к губам ее руку.

Пальцы этой руки оставались жесткими и холодными, и она высвободила их с откровенным нежеланием идти на мировую.

Сабби вышла из-за стола, и остальные последовали ее примеру. Когда Фиц помогал Джорджиане подняться с кресла, она бросила через плечо:

— Я решила на весь зимний сезон перебраться в Хокхерст-Мэнор. Это всего лишь сорок миль пути… Я была бы рада вашему обществу, если, конечно, деревня не нагоняет на вас смертельную скуку.

Он галантно отозвался:

— В вашем обществе, миледи, я никогда не соскучусь. Не удивляйтесь, если я пойму ваши слова буквально и действительно заеду повидать вас.

Она искоса взглянула на него так, что у него дух перехватило.

— Сделайте милость, приезжайте, — пригласила она.

Барон откланялся под тем предлогом, что ему пора уходить, но на самом деле он намеревался переодеться и поспеть вовремя, чтобы сопровождать Шейна в Ирландию. Если бы он прикрывал друга с тыла в злосчастную ночь, когда тот встречался с О'Нилом, Шейн не получил бы ужасную рану в бок, которая едва не стала смертельной.

Поднимаясь по лестнице, Сабби услышала доносящийся с площадки перед подъездом звук шагов и предоставила отцу, матери и сыну возможность без помех насладиться редким удовольствием побыть вместе.

— Хью! — ахнула Джорджиана, узнав резкие крупные черты О'Нила.

Он окинул неодобрительным взглядом ее нарядное платье с глубоким вырезом, бриллиантовое ожерелье и кружевной веер, которым она так грациозно обмахивалась; но цветущая полнокровная женщина, украсившая себя этими финтифлюшками, ни в малой степени не утратила в его глазах своего очарования.

Как ни странно, Шейн больше не боялся оставить их лицом к лицу. Каждый из них был хозяином своей жизни — им и решать, как быть дальше.

— Пойду переоденусь. Через полчаса буду готов, — сказал Шейн, оставляя их наедине.

Сабби была удивлена, обнаружив, что Шейн последовал за ней наверх. Удивлена и обрадована. По крайней мере, это означало, что кое-какую власть над ним она имеет. Подняв брови, она холодно заметила:

— Я думала, мы уже попрощались.

— Богом клянусь, Сабби, из-за тебя можно рехнуться. Зачем ты возводишь между нами барьеры? Хочешь посмотреть, как я их стану крушить?

— Это ты ставишь барьеры! Ты в любую минуту можешь сорваться с места, и я до последнего момента ничего об этом не буду знать. А когда ты возвращаешься и тебе требуется, чтобы я согрела тебе постель, ты считаешь, что можешь поманить меня мизинцем — и я тут же прибегу?

— Ты ведешь себя как сварливая жена. Жена мне отнюдь не требуется. Одна уже у меня есть, припоминаешь? — глумливо поинтересовался он.