Перо Демиурга. Том II - Евгений И. Астахов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как?.. — он не мог не спросить.
А я не ответил.
К чему говорить с мертвецом.
Боль и слабость девятым валом накрывали всё тело, но я побрёл к нагу, с трудом переставляя ноги. Голова, набитая ватой, едва соображала. Сознание помрачилось. Конечности оперировали машинально под действием вбитых в них тренировок.
Противник что-то скастовал, и до сих пор пожирающее его пламя исчезло. Змеёныш выглядел, как жертва, обгоревшая в страшной аварии. И всё же медленно под волдырями, лопнувшими пузырями, язвами и чёрной коркой проступала новая чешуя.
Змеи сбрасывают кожу, да?
Гадёныш направил на меня посох, но метательный нож отыскал его кулак, перерубая пальцы. Палка покатилась по песку под истошный крик. А я продолжал бросать ножи прямо на ходу. Увы, меня качало из стороны в сторону, как моряка, а потому лишь два из оставшихся пяти достигли цели. Один вошёл в грудину, а второй в плечо.
Я почти отключился в этот миг, и понял, что без хила умру. Мне нельзя светить Улыбку фортуны, иначе спадёт маскировка Хамелеона. Придётся пойти на риск.
Первородные оковы выстрелили из земли, опутывая Айнхэндера. Сумрачные звенья обдирали отслаивающееся мясо с его костей, и наг надрывался от воя.
Эти десять метров стали моей Голгофой.
Я шёл целую вечность.
Ноги переступали, так и норовя уронить разваливающееся тело.
Голова падала на грудь, но упрямо сверлила взглядом чешуйчатую мразь.
Постепенно в голове частично прояснилось, и, коротко взглянув, я увидел, как потроха скрываются внутри. Вампирический эффект цепей откачивал жизненные силы у моего врага, заживляя страшную рану.
Стоило оковам рассеяться, как Айнхэндер попытался взорваться волной тьмы. Я считал это намерение в потускневших глазах, горящих от ненависти. Подобным образом он уже застал врасплох Фризоленту и Амидраэль.
Однако я был быстрее. Мой кулак впечатался в солнечное сплетение оппонента Ударом под дых. Того выгнуло, обрывая каст, но я уже активировал Осенний листопад. Этот танец получился самым неуклюжим и медленным из тех, что мне доводилось исполнять. В ногах не хватало той привычной молниеносной скорости. Координация рук тоже оставляла желать лучшего.
И всё же раз за разом я вбивал кинжал в тело хрипящей от боли гниды.
— За ГидроПонику.
За Лизу.
Лезвие вошло под лопатку.
— За Фризоленту.
За Виктора.
Где-то внутри лопнула пробитая почка, и наг онемел.
— За Амидраэль.
За Анфису.
Я рывком перебил позвоночник, лишая его контроля над нижней половиной тела.
Плетельщик душ рухнул на песок кучей обожжённого и кровавого мяса.
Я проговаривал про себя имена тех, кого не мог назвать здесь и сейчас. Не при всех этих зрителях. Не при богах.
Еле слышное дыхание всё ещё портило мне настроение.
Вокруг того, что осталось, от Айнхэндера, вспыхнул защитный барьер. С краёв арены доносились крики, но мне было плевать.
Целители не отнимут его у меня. Не сейчас.
Присев на корточки, я приблизил своё лицо к обугленной голове. Настолько тихо, насколько вообще мог, я прошептал ему на ухо:
— А ты уже достал язык из задницы Арка?
И он вспомнил.
В его глазах мелькнуло узнавание.
Он вспомнил, кто бросил ему в лицо это же оскорбление в прошлый раз. Змеиные губы растянулись, чтобы выдать крик. Чтобы назвать моё имя. Но лезвие кинжала, окутанное Бронебойной заточкой, пробило барьер, а за ним и лобную кость, чтобы скрыться внутри покатого черепа.
Я провернул клинок в ране и подставил лицо тёплым солнечным лучам.
Мне было хорошо. На губах играла едва уловимая улыбка.
Фоном говорили комментаторы, но я прикрыл глаза, вдыхая горячий воздух.
Те, кто рассуждали о том, насколько бесплодна и напрасна месть, ни черта не понимали в этом. Потому что меня переполняла радость. Хотелось делиться ей со всем миром.
Ну что ж, я даже знаю, с кем поделюсь ею в самое ближайшее время.
Поднявшись на ноги, я развернулся к ложе Малаака и поклонился. Покрытый самоцветами утырок ответил мне благосклонным взмахом руки. Трибуны кричали и голосили, но мои уши воспринимали это белым шумом.
Вежливо и настойчиво меня попросили покинуть площадку. Попутно ещё и долечили окончательно.
А, ну да, сейчас же будет финальный групповой поединок.
Усевшись в укрытии, я сложил перед собой пальцы, и наблюдал, как Доминион и Буревестники убивают друг друга за победу. Когда ещё представится изучить возможности своих будущих противников?
Схватка вышла короткой и ожесточённой. В первые секунды боя мои заклятые друзья едва не потеряли Шило. Аттиле пришлось прикрывать его под ударами сразу двух врагов, пока третий связал боем Арктура.
Магические взрывы и вспышки заклинаний. Крики боли и звон стали.
Над Ристалищем лилась музыка боя. Музыка смерти.
Буревестники всё же одолели противников. Победа далась им тяжело.
Гоблин лежал без сознания, и я не был уверен, что его успеют спасти целители. Аттила выплёвывал сгустки крови. Его доспех напоминал броню БТРа после обстрела гранатомётами. Арктур, морщась, перетягивал культю левой руки. Вражеский боец достал его в самом конце.
— Какое феерическое завершение долгого дня. Да, сестрица?
— И не говори, братец. Давненько я не видала настолько эмоциональных поединков. Взлёты и падения. Неожиданные триумфы. Всё, как мы любим.
— И теперь они получат заслуженную награду. Шанс на исполнения их желаний силами Малаака. В этом году Аларис может не утруждаться.
Аррамак издал ехидный смешок и умолк.
— Победители! Взойдите на платформу, которая вознесёт вас к небесам! — торжественно объявила Камарра.
На песке у самой ложи Малаака вспыхнула тёмная энергия, очерчивая просторный прямоугольник. Я ступил на неё первым, лишь чуть-чуть опередив Буревестников. Шило, к сожалению, откачали, и сейчас коротышка изучал трибуны с поджатыми губами.
Лучше бы их осталось всего двое. Это бы повысило мои шансы на успех. Из размышлений меня вырвал голос Арктура.
— За что ты так с Айном? Что он тебе сделал? — едва сдерживая злобу, спросил лучник.
— Что посеешь, то и пожнёшь, — спокойно отозвался я, наблюдая, как приближается край балкона.
При этих словах Шило бросил на меня заинтересованный взгляд.
ГМ Буревестников хотел сказать что-то ещё, но платформа остановилась, и мы ступили на террасу, где на чрезмерно богатом троне сидел Малаак. Вблизи он выглядел ещё более помпезно, чем на барельефе в своём главном храме.
Вся эта огромная масса драгоценных камней, вмурованных в его смазливое лицо, ослепляла. Золотистая тога и такой же лавровый венок
