Оперативный псевдоним «Ландыш» - Вера Эдуардовна Нечаева

то утро было все как обычно. Ольга завтракала в одиночестве. Вышла в сад, когда услышала, что проснулся «господин».

— У нас будет гость к обеду, — сообщил ей Генрих, допивая кофе. — Закажи шницель. А лучше сделай сама.

Малочисленная прислуга была из числа эмигрантов: поляки, украинцы. Реже появлялись аргентинцы. Никто не задерживался в их доме надолго. Генрих был груб и скуп одновременно, что вытерпеть было сложно.

Украинцы были из тех, кто не мог вернуться домой. Здесь, на чужбине, они, как и их бывшие хозяева, тоже старались жить колониями, придерживаясь старых традиций. Поляки, их было много во всех странах после войны, жили более разобщенно. Вернуться в Польшу им мешал победивший в их стране социализм. Их язык Оля почти не понимала. С украинцами было проще. От них она узнавала все новости. Кто ж мог догадаться, что молчаливая немка неплохо понимает, о чем говорят между собой кухарка и садовник. От прислуги Ольга узнавала, с кем проводит время Генрих. А еще о том, что ее считают слепой и глухой. Она пыталась учить испанский и уже через пару лет неплохо понимала и аргентинцев.

— Я им плюнула в суп, — хвасталась красавица-повариха. — Посмотрим, как они его будут хлебать.

«Лучше бы я тебя не понимала, — думала Оля, отодвигая от себя тарелку. — Меня сейчас стошнит».

Но надо было улыбаться и делать вид, что она всем довольна. Абсолютно всем.

Голос гостя заставил Олю вздрогнуть. Она даже не пыталась понять, о чем говорят между собой мужчины. Ей пришлось задержать дыхание, чтобы не вскрикнуть.

«Отто! Неужели он? Откуда?»

Медленно вошла она в гостиную. Мужчина повернулся к ней и улыбнулся.

— Господин Отто Берг, — представил ей гостя Генрих.

— Рада знакомству, — тихо ответила Оля.

Отто продолжал улыбаться.

— О красоте вашей жены ходят легенды, Генрих. И они не преувеличены.

Генрих гордо усмехнулся.

За обедом Оля молчала. О чем только она не передумала за тот долгий час.

— Дорогая, мы в бар, — констатировал Генрих, вставая из-за стола.

— Ты не хочешь переодеться, дорогой? — спросила Оля, в надежде остаться с Отто наедине.

— Ты права. Покажи нашему гостю сад.

На негнущихся ногах Оля вышла из дома.

— Рад тебя видеть, — тихо сказал Отто. — Ты стала настоящей красавицей. Тебя трудно узнать.

— Отто?!

— Знаю мало. Твоя дочь по-прежнему живет у Гельмута. Это все.

— Я пыталась…

— Знаю, Оля. Отсюда нет выхода. Но могу подсказать. Посмотри на срок своего паспорта. Ты можешь поменять его в швейцарском посольстве. Две фотографии и пара дней.

— Еще три года, — простонала Оля.

— Убеди мужа, что у тебя есть личный счет. Немцы любят деньги. Не вздумай возвращаться из Буэнос-Айреса прямо домой. Тебя встретит конвой. В лучшем случае отправят сюда же. Поняла?

Ольга кивнула.

— На какие деньги они здесь живут?

— Перевели заранее — те, кто поумнее. Генрих меньше других. Подробностей не знаю.

— Ладно. Меня интересует генерал по фамилии Танк.

Отто говорил с Олей как когда-то в Берлине.

— Не знаю такого. Но в баре они приветствуют генералов стоя. У меня на микропленке есть все местные мужчины.

— Прекрасно. Отправишь по почте, когда поедешь в посольство. Я приехал с пустыми руками, мой пиджак обыщут. Испанский выучила?

— Разговорный.

— Учи. Пригодится. Если получится, то мой человек сравнит тебя с бутоном розы. Ландышей здесь нет. Пристрой его садовником. Он сможет забрать пленку.

— Отто! Я не могу здесь больше находиться.

— Я совершил ошибку. Мне надо было отправить тебя домой еще в сорок четвертом. Гельмут так просил об этом. Идет…

После этой встречи у Ольги на несколько дней улучшилось настроение. Она была почти счастлива. Однако человек от Отто так и не появился. Возможно, таким образом Отто хотел ее подбодрить. А может быть, отпала необходимость.

А через несколько месяцев бесследно пропал один генерал. Его жена была уверена, что он сбежал с любовницей. А Ольга надеялась, что его «убрал» человек Отто.

«Мне надо что-то придумать, иначе я сойду здесь с ума. Откуда деньги у Генриха? У остальных? Что еще? Сын Генриха».

Оля вспоминала каждую мелочь, вскользь упомянутую Генрихом о его семье.

«Лошади. Марки. Марки, скорее всего, о лошадях. Надо поискать. Здесь могут быть редкие для Европы. Лошади…»

Ольга начала искать способ добыть марки. Это было невероятно сложно: в их городе была одна почта, и выбор марок там был невелик. Но у нее было много времени, и через год четыре чудесные марки были куплены, наклеены на конверт и посланы самой себе.

В пятьдесят пятом, когда до окончания срока паспорта оставался месяц, Оля сумела уговорить Генриха разрешить ей съездить в посольство.

— Зачем тебе это? Собралась к дочери? Чтобы весь мир узнал, где мы? — равнодушно спрашивал Генрих в начале.

— Ты прав, дорогой, — притворно вздохнула Оля. — И пусть пропадут мои деньги.

— Не смеши. Они достанутся твоей дочери.

— Эти деньги лежат на моем личном счету. Они достанутся банку, потому что про них никто не знал. Значит, их никто не будет искать.

Генрих задумался.

— Возможно, ты права. Но одна ты не поедешь. У нашего соседа есть дела в столице. Поедешь с ним.

Альфонс, так звали их ближайшего соседа-рогоносца, охотно согласился прокатиться с «прелестной фрау Моникой». Всю дорогу он рассказывал старые как мир анекдоты, заставляя Ольгу смеяться.

— Вы прелесть, — повторял он. — Теперь я понимаю, почему Генрих держит вас за забором.

В посольстве Швейцарии Ольгу встретили удивленно-равнодушно.

— Мы можем продлить вам паспорт максимум на два года. А потом вам либо придется выехать на родину за новым, либо попросить гражданство у местных властей. Ваш муж немец?

— Нет. Он француз.

— Хорошо. Через два года вы сами решите, что и как.

Ольга чуть не зарыдала: она надеялась, что паспорт продлят только на год. Из посольства она побежала на почту, которая располагалась всего в двухстах метрах. И отправила там маленькую посылочку, уложив в коробку из-под сигар свой платок и пленку. На клочке бумаги написала несколько слов: «Мария, Гельмут! Я в западне. Ленхен!!! Пленка. Моника». Большим временем она не располагала.

Альфонс терпеливо ждал Ольгу в баре.

— Вы быстро. Я даже не успел соскучиться. Я уже решил свои дела. Вернее, узнал, что их нельзя решить. Вы умеете водить машину, фрау Моника?

Смысл вопроса был понятен. Уже в машине Альфонс почти проплакал грустную историю своих отношений с местным банком.

«Ты хотел растоптать весь мир, а потом жить богатым и счастливым, — думала Оля. — Так не бывает».

Альфонс погружался в опьянение все больше, что противоречило здравому смыслу. Он жаловался на жизнь, и