Последний контакт 2 - Евгений Юрьевич Ильичев

Надо было отдать должное капитану китайского крейсера — на его морщинистом лице не дрогнул ни единый мускул, хотя по международным меркам такие обвинения уже тянули на казус белли.

— Не имею ни малейшего понятия, о чем вы, старший помощник, — отмахнулся от обвинений в своей адрес Ли Ксяокин.

— Аналогично, — улыбнулся Сорокин. — Итак, может, все же отбросите в сторону свои домыслы и поделитесь информацией? Что именно произошло с вашим крейсером?

Пусть и нехотя, но китаец сообщил о повреждениях на своем корабле. Оказалось, атака была произведена в тот момент, когда фронтовые защитные экраны были отключены. Сорокин, разумеется, поинтересовался, по какой причине были дезактивированы защитные системы «Ксинь Джи», но внятного ответа от Ксяокина не последовало. Тот вскользь упомянул о каких-то экспериментах, для которых потребовались дополнительные мощности. Щит, по его словам, был отключен всего на пару минут, но и этого хватило, для того чтобы корабль получил серьезные повреждения. В завершении своего рассказа капитан Ли потребовал официального документа от уполномоченного лица с «Прорыва», в котором просил изложить исчерпывающее объяснение по данному инциденту. Документ этот капитан Ксяокин обещал предоставить в международный трибунал. По его словам, такой инцидент не может сойти с рук никому, даже такому прославленному капитану, как Кольский.

Сорокин ответил витиевато, применив все возможные дипломатические уловки, дабы успокоить своего визави, однако суть его ответа сводилась к банальному «иди-ка ты на…». Ксяокин пообещал не оставить инцидент без внимания международного сообщества и отключился на полуслове, так и не успев договорить.

— Что у них со щитом? — тут же поинтересовался Сорокин у связиста.

— Выставлен на все сто процентов. Естественно, по фронту. Мы все еще на прицеле их орудий.

Метаморфоза Володина была поразительной, это отметили все присутствующие на мостике. Еще недавно он был раздражен и всячески нарывался на дисциплинарное взыскание, сейчас же перед Сорокиным сидел прежний командир связистов — жесткий собранный офицер, знающий свое дело. Начмед Ратушняк не упустил возможности справиться о здоровье командира БЧ-4.

— Евгений Павлович, — спокойным вкрадчивым голосом обратился он к Володину, — вы можете оценить свое поведение до атаки на нас китайского крейсера?

Вопрос вызвал у Володина ступор.

— Что вы имеете в виду?

— Как вы чувствуете себя? Вы можете припомнить события десятиминутной давности?

Отнюдь не праздное любопытство начмеда вызвало интерес и у других офицеров, все внимательно следили за реакцией Володина. От столь пристального внимания связист зарделся, сконфузился и потупил взгляд в пол.

— Нет, я только сейчас понял, что…

— Провал в памяти? — помог ему Ратушняк.

Володин кивнул головой, уселся за свой терминал и обхватил руками голову.

— Неужели и меня? — тихо прошептал он.

— Ладно, господа, — хлопнув в ладоши, бодро произнес старпом. — Товарищ майор, вы осмотрите кап-два Володина после. Сейчас меня интересуют ваши выводы. Что мы имеем?

Первым высказался Арес:

— Я, если честно, не понял, за каким хреном им понадобилось щиты вырубать. Это же нонсенс! Ни один устав ни одного из флотов не позволяет полностью отключать носовые щиты. Тем более на боевом дежурстве.

— Тем более так далеко от дома, — подхватил Верещагин.

— Предположения? — Сорокин окинул взглядом офицеров. Поднял руку Павленко.

— Рискну предположить, что никакими «исследованиями» — он красноречивым жестом взял в кавычки это слово — китайцы не занимались. Вернее всего, их экипаж страдает от психозов не меньше нашего. Любой из высших офицеров на «Ксинь Джи» мог отключить щиты, не отдавая себе в этом отчета.

— Зачем? — Серов не понял логики.

— А кто их знает? Поглядите на нашего связиста? Он, как и добрая треть нашего экипажа, страдает локальными провалами памяти, — Володин после этих слов скукожился еще сильнее, сейчас на него было больно смотреть. Однако возражать он не стал. А Павленко тем временем продолжил мысль. — Вероятно, тот, кто отключил на «Ксинь Джи» щиты, и сам не сможет объяснить, что именно им руководило. Полагаю, нам нужно придумать, как избежать той же участи…

— Ну, мы же не дошли еще до таких крайностей! — возразил Верещагин.

— Пока не дошли.

— Товарищи офицеры! — голос подала Варвара Касаткина. О ее присутствии на мостике, похоже, вообще все забыли. — Думаю, вы упускаете самое важное…

— Что именно? — Сорокин с любопытством посмотрел на научного руководителя полета.

— У нас же была версия о том, что все эти приступы психоза и амнезии транслируются из той же точки, что и гравитационное воздействие на наш корабль.

— Хотите сказать, китайцев заставили отключить поле, чтобы поразить их? — Арес был удивлен. Но не тому, что такое простое объяснение пришло в голову девушке, гражданскому лицу, а тому, что он сам об этом не подумал.

— Именно, Виктор Сергеевич, — кивнула ему научник.

— В таком случае, почему подстрелили именно «Ксинь Джи»? — начал развивать мысль старпом. — Мы же ближе к «шару» и, по идее, представляем для него большую угрозу.

Павленко пожал плечами, посмотрел на Ареса (именно командир БЧ-2 и 3 ведал оборонными системами корабля) и спокойно ответил:

— Вероятно, потому, что у нашего Ареса какой-то иммунитет к этому воздействию…

И тут до Ареса дошло. Он бросился к своему терминалу, вызвал на себя нужные системы управления и вручную начал работу.

— Что вы делаете? — не понял Сорокин.

— Щиты выставляю на нос.

— Сто процентов? Вы с ума сошли? Позади китайцы! Мы у них под прицелом…

Шкала перекачки энергии плазменных щитов медленно поползла вверх. Но не успела она достигнуть и шестидесяти процентов, как на мостике вновь зажглось аварийное освещение, взвыла сирена тревоги, а искин «Прорыва» вновь заголосил:

— Тревога! Повреждение носового шлюзового отсека, разгерметизация!

Все офицеры на мостике рефлекторно схватились за стационарные предметы. Кто за стол, кто за кресло, кто за что. То была обычная реакция любого боевого офицера. Повреждение корабля в космосе, а тем паче разгерметизация — это всегда экзистенциальная угроза. Как правило, даже на таких больших звездолетах, как «Прорыв» подобные ситуации могут завершиться плачевно. Естественно, офицеры приготовились к серьезной встряске, возможно, даже к отключению гравитации. Но время шло, тревога не вырубалась, а докладов искина о разрушениях и взрывах не поступало. Даже вибрации по корпусу не пошло.

Тем временем шкала энергощита на носу корабля достигла ста процентов и замерла. Все замерли в ожидании новых докладов о разрушениях, но они не поступали. Более того, через пару секунд смолкла и тревога, зажглось нормальное освещение.

— «Прорыв», — обратился к искину Сорокин, — доклад о повреждениях.

— Незначительная пробоина в носовом шлюзе задраена ботами. Герметичность восстановлена. Критических повреждений нет. Потерь среди экипажа нет.

— И что это было? — озадаченно спросил Сорокин у экипажа, но, судя по таким же растерянным лицам, как у него самого, внятного ответа ни у кого не нашлось.

А еще через пару секунд МЗК «Прорыв» полностью погрузился во тьму.

Глава