Захар - Алексей Колобродов

Шевчук из вышеназванных – фигура самая актуальная, поэтому его интересно разобрать подробнее – не на украинском, скорее, фоне, а в качестве особого эстрадно-политического человеко-жанра.

Право Шевчука на самоопределение

Юрий Юлианович Шевчук, наконец, определился. О чём и сообщил в блоге на «Эхо Москвы», который называется «Блаженны миротворцы».

А выбрал Шевчук «миру – мир», повторив это дважды.

Пост короткий, но в нём пропасть как забавного, так и загадочного.

Например, мне ужасно понравился оборот «ищут привычных врагов для своей извращённой эротики. Но это не любовь». (Эту «не любовь», по совести, надо бы взять в кавычки, поскольку здесь цитата из коллеги, покойного Виктора Робертовича Цоя.)

«Нам говорят – война спасёт Россию, – пишет Юрий Юлианович. – Добры молодцы, накопившие за последние годы свою национал-социальную похоть, пишут об этом в блогах, выступают по радио и ТВ».

А, собственно, что это за агрессивно-похотливые «добры молодцы»? Имена, ссылки, цитаты, частоты, кнопки? Где классик услышал эти голоса проклюнувшихся вдруг милитаристов? Нет, можно допустить, что Шевчук, диггерствуя в сети, наткнулся на эдаких наследников Швейка («что ж, повоюем!»), но никакого такого мейнстрима и консенсуса относительно «войны как средства спасения России», разумеется, нет.

Даже в самой ура-патриотической публицистике.

Что же до позиции российской власти (Кремля), трудно сейчас найти более заряженных миротворцев.

Но голоса они, знаете, дело такое. Могут звучать где угодно и сколько угодно. Хоть целый нестройный хор внутри одного творческого человека. Психиатры в курсе.

Самое, впрочем, загадочное – а с чем определился на самом деле Юрий Юлианович? Он за Луну или за Солнце? За власть с 86-процентной поддержкой или за либеральную оппозицию? За Новороссию или киевскую АТО? Или вообще он про Ирак, Газу, лихорадку Эбола?

Ведь и впрямь шевчуковский «миру-мир» легко сопрягается и с перемирием в Донбассе, и с так называемым «маршем мира».

…Сейчас некоторые зрелые умы размышляют, что же привело отдельных представителей так называемого «русского рока» к послекрымскому пониманию того, что «жизнь прожита зря». (Макаревич, конечно, процитировал здесь известную песню «По тундре» – «не видать нам свободы, жизнь прожита зазря», перепетую им для альбома «Пионерские блатные песни».) Ещё больше народа просто удивляются столь причудливой причинно-следственной связи.

Ибо «рок-музыканты» – ребята, в общем, безусловно лояльные.

Версий немало, но причин демарша две, и они, по-моему, просты.

Все предыдущие путинские годы витринных «рокеров» деятельно опекал и патронировал Владислав Сурков (возможно, по собственной инициативе), и чувствовали они себя на важной государевой службе.

А теперь, когда Владиславу Юрьевичу недосуг, остро ощутили себя бесхозным мозгом нации, и, будучи публикой крайне инфантильной, выбрали такую детскую тактику привлечения внимания – папе назло.

А второе и главное – люди эти на любом уровне, вплоть до подсознания, истовые западники (причина даже не в рок-н-ролльной ориентации, а в хиппово-мажорской). Пока власть была более-менее в ладу со всеми сообща и заодно с мировым правопорядком, юр-музыкантов всё устраивало и даже сверх того. Когда с Западом началась конфронтация (как они решили, надолго, да так оно и есть), пришлось выбирать. Наконец.

Но, собственно, даже здесь Шевчук – отдельная история. Никому не навязываю своего мнения: к рок-музыке ЮЮШ имеет косвенное отношение. Он сам по себе комбинированный жанр из комсомольской авторской песни и партийного шансона. По-своему интересный даже. И всегда перспективный.

Не самый заметный, но знаковый лейтмотив публицистики Захара последних лет – разочарование в Ходорковском. У меня, кажется, есть версия, почему никакого идейного поворота и графа Монте-Кристо не случилось.

Народ, искренне сочувствовавший в своё, недавнее, время Михаилу Борисовичу Ходорковскому (и я в том числе), сегодня продолжает недоумевать по поводу его мировоззренческих метаморфоз – от «Левого поворота» до внезапной майданофилии, от имперского национализма, заявленного в интервью Альбац-Собчак, до организации тренингов «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались» на киевской территории.

А между тем, удивляться нечему.

Ходор, судя по всему, не путаник и конъюнктурщик, а просто очень литературный человек – подлинно ставрогинский тип бродячего идеолога-искусителя. Умеющего как застолбить тему, так и подсадить на неё.

Он в Швейцарии, кстати, где проживает? Не в кантоне Ури?

И, наконец, о литературе: «сорок тыщ».

Читал «Не чужую смуту», то и дело наталкиваясь на выражение – «сорок тысяч».

Захар клокочет, иронизирует, негодует, для него эта цифра – как правило, знак пустопорожней, стадной прогрессии в увеличении ложно-групповых мнений и смыслов. Ну типа, либералы уже сорок тыщ раз написали о… Сорок тысяч постов, сорок тыщ лайков etc.

Это у Захара не только на письме привычный мем, но и в разговорной речи – в одном из недавних интервью «сорок тысяч» прозвучало дважды.

Как вы думаете, откуда они прилетели и прочно в голове классика поселились? Может, и Захар не знает, а я знаю. Сейчас расскажу.

Казалось бы, жанр памфлета и вообще перебранки должен отправлять к гоголевским курьерам. Но у Николая Васильевича «тридцать пять тысяч одних курьеров». Без традиционного округления в длину. Предпринимались попытки увеличить гоголевские тридцать пять до сорока – саратовский поэт Олег Рогов в годы горбачёвских ограничений (общий смысл замечательного стихотворения много шире) по торговле спиртным:

Здесь на каждую тысячу душсорок тысяч курьеров однихи мильон терзаний бухихпо стране от семи до двух.

Но это – случай поэтически частный, между тем гоголевские курьеры вытаскивают есенинских, из «Страны негодяев»:

Места нет здесь мечтам и химерам,Отшумела тех лет пора.Всё курьеры, курьеры, курьеры,Маклера, маклера, маклера…

И стрелка внутреннего компаса, направленная в сторону Сергея Александровича, не ошибается. Одно из сильнейших мест в «Пугачёве», глава VII, «Ветер качает рожь», монолог Чумакова:

Выйдешь в поле, зовёшь, зовёшь,Кличешь старую рать, что легла под Сарептой,И глядишь и не видишь – то ли зыбится рожь,То ли жёлтые полчища пляшущих скелетов.Нет, это не август, когда осыпаются овсы,Когда ветер по полям их колотит дубинкой грубой.Мёртвые, мёртвые, посмотрите, кругом мертвецы,Вон они хохочут, выплёвывая сгнившие зубы.Сорок тысяч нас было, сорок тысяч,И все сорок тысяч за Волгой легли, как один.Даже дождь так не смог бы траву иль солому высечь,Как осыпали саблями головы наши они.

Есть ещё бакинское, 1925 года, стихотворение, «1 мая», где он повторил свистящую саблей рифму «высечь – тысяч».

Ну как тут в сердце гимн не высечь,Не впасть как в дрожь?Гуляли, пели сорок тысячИ пили тож.

Стишок слабенький, как большинство стихов про сам процесс коллективной пьянки, но с проблесками самоиронии, издевательской даже:

И, первый мой бокал вздымая,Одним кивкомЯ выпил в этот праздник маяЗа Совнарком.Второй бокал, чтоб так, не оченьВдрезину лечь,Я выпил гордо за рабочихПод чью-то речь.

В общем, совпадений у Есенина не бывает, его зачарованность этим «сорок тысяч» очевидна.

Через несколько лет Осип Мандельштам оставит стихотворный жутковатый репортаж о Карабахе, стихотворение «Фаэтонщик»:

…Так, в Нагорном Карабахе,В хищном городе ШушеЯ изведал эти страхи,Соприродные душе.Сорок тысяч мёртвых оконТам видны со всех сторонИ труда бездушный коконНа горах похоронён.

Но Мандельштам, в свою очередь, своеобразно «болен» Есениным, ревнив и чуток к его тропам, а как раз в те годы, в начале тридцатых, сближается с есенинским окружением из «новокрестьянских поэтов» – Клюевым, Клычковым и Павлом Васильевым.

Мне никогда не попадалось свидетельств, знал ли Есенин казачью якобы песню «Любо, братцы, любо», зачин которой всем известен: