Белый плен. Двое во вселенной - Катрин Корр

случившемся нет моей вины. Но я ошибался, – говорит Кристиан настолько низким голосом, что по рукам пробегают мурашки. – Я это признаю. И я прошу у тебя прощения, Кристина, за то непонимание, что случилось между нами однажды и вылилось в какой-то нелепый хаос, в котором конкретно мои действия и слова причинили тебе боль. Всё началось из-за меня, – добавляет он, не сводя с меня глаз. – Из-за меня и закончилось.

Не понимаю, что происходит. Что это сейчас такое было? Откуда? Почему? Какой-то хитроумный план с целью введения меня в заблуждение или наглая издевка? Сколько ещё пройдет секунд прежде, чем Кристиан рассмеется во всё горло и назовет меня наивной дурой? Но вместо этого он протягивает мне свою руку. Ладонь открыта, источает тепло. Взгляд серьезный и решительный.

– Я хочу оставить в прошлом всё то, что было до Ромы. Всё то мрачное и болезненное, что я чувствовал и испытывал. Пустые надежды, в которые сам верил, и твои мечты, которые уничтожил. Если ты готова перевернуть эту страницу вместе со мной, чтобы в дальнейшем наша коммуникация выстраивалась самым положительным образом ради нашего общего ребенка, я буду тебе очень благодарен.

– Ты меня удивил, – произношу с трудом и с опаской поглядываю на его ладонь. – Хочешь сказать, что не станешь при любом удобном случае или в порыве гнева упрекать меня и напоминать о том, как жестоко я поступила с тобой? Разве такое возможно?

– Я уже как-то говорил тебе – не делай из меня монстра. Поверь, я уже пережил ту продолжительную стадию, когда гнев медленно, но яростно выжигал во мне по кусочку. Сейчас я просто хочу наверстать упущенное и стать настоящим отцом для своего ребенка.

Выдержать на себе его пронзительный взгляд становится невозможно. Только касаюсь пальцами его теплой и такой уютной ладони, как мое тело вздрагивает от волнительного предвкушения знакомого и такого необходимого чувства.

– Отлично, – произносит, крепче скрепив наш уговор. – Половина работы сделана.

– А другая половина заключается в Роме?

Кристиан отпускает мою руку и коротко кивает.

– Не знаю и пока не представляю, как сообщить ему о том, кто я на самом деле. Спешить опасно, не хочу его спугнуть. И ждать не могу. Каждый новый день закрепляет меня в его сознании, как друга и соседа его мамы. – Наши взгляды встречаются. – А ещё я чувствую себя нелепо, когда он зовет меня по имени.

– Мы можем сделать это вместе.

– Нет, я справлюсь. Просто пока не могу понять, когда именно это лучше всего сделать.

– Ты поймешь. В конце концов, вы провели вместе всего один день и пока действительно рано планировать этот разговор.

Кристиан молча кивает и устремляет взгляд в темное стекло, за которым движутся ряды уличных фонарей, освещающих четырехполосную дорогу.

– Почему ты переехала в Турцию?

– Потому что оставаться здесь стало для меня невозможным.

Прежде, чем задать свой следующий вопрос, Кристиан несколько раз обводит настороженным взглядом пространство вокруг нас.

– Потому что боялась меня?

– Причин было много, – отвечаю, стараясь игнорировать его взгляд. – Все и не упомнить. Но я очень хотела сбежать подальше от всего, что меня тогда окружало.

– Твой отец знал, что ты ждешь ребенка?

– Нет. Он тогда уже заболел, а я была слишком… – Лучше бы мне замолчать. – Я не успела.

– Я помню. – И почему мой взгляд вновь такой непослушный? Зачем сердце так гулко грохочет в груди? – Мы тогда хотели поужинать все вместе, но решили перенести встречу из-за плохого самочувствия твоего отца.

– Да, – увожу взгляд в сторону, – кажется так.

– Так ты уехала тогда и отца больше не видела?

– Я провела в Стамбуле всего несколько дней. Натали сообщила, что папе стало хуже, и я вернулась обратно. Всё как-то слишком быстро случилось… Мне казалось, что я сижу в самолете, а он терпит крушение и всё никак не может достигнуть земли. – Кристиан внимательно и напряженно смотрит на меня, будто впитывает каждое мое слово. – Журналисты, блогеры – все, кому не лень, окружили нас со всех сторон. Невозможно было и шагу сделать без их внимания. Хотя, возможно, стоило отдать им должное, – говорю с горькой усмешкой. – Под этим плотным и беспросветным натиском всеобщего любопытства, мой мозг не мог сфокусироваться ни на одной из двух глобальных проблем моей жизни. Переболеть в полной мере каждую из них у меня не получалось. Пожалуй, это было самое непутевое состояние, которое я когда-либо испытывала.

– Что ты чувствовала?

– Не припомню, чтобы я записывалась на прием к психологу.

– Пожалуйста, – просит он полушепотом, не сводя с меня глаз. – Ответь на мой вопрос, потому что для меня это важно.

Куда он загоняет меня? Чего добивается? С каких пор решил сменить гнев на милость?

– Это бессмысленно.

– Для меня нет, – говорит тут же, похитив мой ошарашенный взгляд.

С моих губ вновь срывается смешок. Я не доверяю ему и в то же самое время этот волнующий, притягательный, полный заботы и нежности взгляд манит меня, растапливает мое сердце.

– Я тебе уже говорила, – отвечаю, глядя в самые красивые мужские глаза. – Только ты не поверил в мою, как ты сказал, «скупую слезинку».

– Кристина…

– Послушай, – перебиваю, чувствуя себя совершенно некомфортно, – давай сделаем так, как ты и предложил? Оставим всё прошлое в прошлом. И особенно то, чего уже давно нет. – С трудом получается сглотнуть. – В том домике мы оба сказали друг другу то, что посчитали нужным. Теперь у Ромы есть ты и нам нужно думать и обсуждать только то, что касается его.

– Как скажешь.

– Отлично.

– Ты не против, если я предложу ему завтра остаться у меня? Настаивать я не буду, просто предложу. – На мгновение мне становится не чем дышать. – Тебе не нравится, что я тороплюсь и нагло вмешиваюсь в ваше пространство?

– Для меня это в новинку. Я привыкла, что есть Рома и я. Ты… предложи, конечно. Может он согласится, и у тебя появится возможность рассказать ему обо всем.

– Что, если он захочет остаться здесь? Не захочет возвращаться в Турцию.

– Мне непросто думать об этом. Особенно в движущемся автомобиле в десять вечера.

– Хорошо. Тогда мы обсудим эту возможность в других условиях. У меня есть свое мнение на этот счет и я бы очень хотел, чтобы ты отнеслась к нему с пониманием.

– Я уже знаю, какое оно. Ты не раз его высказывал. И при всем моем уважении к тебе, оно меня совершенно не устраивает.

– Это потому, что тебе непривычно, – напрягаются его губы в знакомой ухмылке, от которой так и веет привычной дерзостью. – Но об