Рассвет над волнами (сборник) - Ион Арамэ

— Эти — на тот склад… Эти — туда… Осторожнее!

Если видел, что матросы путаются в узких коридорах, Мику шел впереди, показывая дорогу, уточняя, где и как складывать груз. Он брал в руки тряпку и вытирал ею пятна, которые оставались на стенах после разгрузки громоздких деталей, смазанных машинным маслом. Лейтенанту, руководившему работами, вначале показалось, что вмешательство и указания боцмана принижают его авторитет в глазах матросов, но, видя, что дело идет быстро и хорошо, махнул рукой на новоявленного начальника. Его интересовало лишь, где и как Мику хочет уложить ящики: поджимали сроки.

Разгрузка грузовиков и укладка деталей: коленчатых валов, зубчатых колес, клапанов, тентов, различных инструментов и агрегатов — запасов для приписанных к базе кораблей — закончились быстрее, чем было намечено.

По окончании работ лейтенант с нескрываемой радостью дал боцману на подпись акт приемки материалов, сказав при этом: «Спасибо, вы мне очень помогли». Он протянул ему кипу бумаг, быстро пожал руку и ушел.

Мику стал просматривать документы. Потом взгляд его устремился в пустоту. Он потерял счет времени и сидел так долго, отрешившись от всяких забот.

От двери его окликнул вахтенный матрос:

— Товарищ боцман, вам плохо? Что с вами?

— Со мной ничего, а что случилось?

— Я послал матроса сказать вам, что рабочий день давно закончился…

— Ну и…

— Он доложил, что вы ничего не слышите, хотя он… — Матрос говорил запинаясь: он никогда не видел Мику таким угрюмым и подавленным.

— Который час? — спросил Мику — голос его вновь стал властным и решительным.

— Около семи.

— Спасибо.

Лишь после того, как матрос удалился, Мику поднялся. Тщательно сложил все бумаги в папку и запер в несгораемом шкафу. Потом вышел на палубу. Откинув голову назад, глубоко вдохнул свежий воздух, приносимый бризом с моря. Ему показалось, что мачты, упершиеся в серое небо, жалуются, и эта жалоба отзывалась в его душе.

Работы было много. Вместе с матросами Мику перетаскивал из одного помещения в другое, от одного борта к другому ящики, тяжелые детали, внимательно наблюдая, чтобы корабль сохранял небольшой дифферент на корму, чтобы не было наклона ни на один из бортов. Работал он упорно, не чувствуя усталости.

Вечером, вытянувшись на койке с открытыми глазами, он прислушивался к каждому звуку. А «Мирча», особенно ночью, был полон разных шепотов, протяжных скрипов. Будто тысячи голосов тихо переговаривались по углам, переходили от носа к корме, поднимались до вершин мачт, затем спускались почти до киля. Они звали друг друга, удалялись, таились за двигателями, замершими под палубой, появлялись за приборами рулевой рубки и только под утро исчезали, утомленные, неизвестно где.

Мику казалось, что ночью он слышит дыхание «Мирчи», похожее на дыхание усталого старика. Может, то был лишь осенний ветер, пробиравшийся среди голых мачт, или кряхтение корабля под тяжестью груза, сложенного в его нутре. Просыпаясь утром, он говорил: «Привет, старина!» — и у него было такое ощущение, будто «Мирча» отвечал на его приветствие, вздрагивая всем корпусом.

Боцман уже смирился с мыслью, что прежние времена, лучшие годы «Мирчи», уже никогда не вернутся, и решил по-своему продлить жизнь барка. В каждом помещении он установил полочки с горшочками для цветов, смастерил этикетки для каждой полочки на складе, сам покрасил каждую дверь. Эта работа как-то скрашивала одиночество боцмана, придавала ему силы.

Один старшина со складов на причале сказал, что сложенные на борту материалы могут привлечь мышей, и посоветовал разбросать по складам цветы липы, запах которых, оказывается, мышей отпугивает. Мику рассмеялся — он впервые слышал о таком средстве борьбы с мышами. Но когда боцман собственными глазами увидел этих резвившихся отвратительных тварей, перебиравшихся по швартовам, соединявшим барк с берегом, он не замедлил воспользоваться советом старшины. В помещениях складов установился странный запах — липового цвета вперемешку с запахом застарелой пыли и старой смазки. И действительно, мыши уже не разгуливали больше под палубой.

Как-то гуляя по городу, Мику купил семена рододендронов. Крестьянин, продававший их с лотка, расхваливал цветы как самые красивые в мире. Боцман посадил семена в горшочки, а когда хилые стебельки поднялись над слоем земли, он достал на базе каркасы от аккумуляторов и пересадил растения в них. Выросли небольшие кусты с темными, словно отполированными, листочками. Потом начали распускаться красивые цветы. Кроваво-красные соцветия распространяли нежный аромат, как бы благодаря человека за заботу и труд.

После того как все ящики и все детали — крупные и мелкие были отправлены на базу, убраны помещения корабля, боцман не выбросил цветы, ведь они стали неотъемлемой частью интерьера, создавали уют и никому не мешали. И Мику не мог даже подумать, что именно они явятся причиной конфликта с новым старшим помощником командира корабля.

Капитан второго ранга Профир представлял своего старшего помощника. Мику собрал экипаж в парадной форме (на борту было всего несколько матросов) на верхней палубе. Он отдал честь и встал в строй. Профир поздоровался, матросы и Мику дружно и четко ответили:

— Здравия желаем, товарищ капитан второго ранга!

— Представляю вам старшего лейтенанта Михая Кутяну. Он назначен старшим помощником командира корабля.

Кутяну стоял вытянувшись во фрунт. Затем Профир сошел на берег, а Кутяну попросил, чтобы ему показали корабль. Мику улыбнулся про себя: он понимал старшего лейтенанта. Тот был новым человеком и хотел покрасоваться перед подчиненными. Подчиненным был и он, Мику. Так что он сопровождал старшего лейтенанта, слушал его приказы, замечания и старался спокойно и точно выполнить.

Кутяну обошел корабль из конца в конец. Зашел в офицерские каюты, в жилые помещения экипажа, поднялся в рулевую рубку, спустился в машинное отделение. Повсюду он видел только беспорядок. Одно не на месте, другое должно быть сделано иначе. Он заглянул в коечные сетки, приподнял панели пола в машинном отделении, осмотрел льяла. Они были сухими, потому что двигатели «Мирчи» давно остановились. Что касается шкафов, то последним до них дотрагивался Мику — он сам уложил карты, расставил приборы и сделал все так, как написано в наставлениях. Все же Кутяну остался недоволен и потребовал, чтобы Мику кое-что переложил из одного шкафа в другой, по-иному уложил карты.

«Разве так не лучше?» — время от времени спрашивал Кутяну тоном, который скорее означал: «Если бы не я, все осталось бы в беспорядке…»

Мику молча выслушивал его замечания, выполнял распоряжения, хотя порой не видел смысла в своих действиях.

В офицерской каюте Кутяну огляделся вокруг и несколько мгновений смотрел на большую картину на стене, где был нарисован «Мирча» во время шторма. Он уже пошел к выходу, но вдруг резко остановился, увидев цветы, — на полочке в каркасе из-под аккумулятора рос кустик рододендрона.

— Что это? — спросил он с оттенком раздражения в голосе.

Сначала Мику не понял, чего хочет офицер, и спокойно ответил:

— Цветок. Знаете, это я его посадил.

— Вижу, что цветок, но кто разрешил поместить его сюда? Кто позволил превращать корабль в ботанический сад? Убрать! Понятно?

Мику почувствовал, как у него по спине пробежал холодок. Такого он не ожидал. У кого он должен был просить разрешения? Он думал, что маленькие красивые цветы станут украшением для «Мирчи», создадут хорошее настроение. Он хотел сказать об этом старшему лейтенанту, но у него отнялся язык. Он лишь пробормотал:

— Понятно…

На следующий день он вместе с матросами собрал все горшочки и с тяжелым сердцем отнес их на берег. Без цветов стало пусто на корабле. Конечно, Мику мог бы доложить Профиру о полученном приказе, попросить разрешения оставить цветы на борту, но тогда его отношения со старшим лейтенантом окончательно испортились бы, а на цветы тот все равно бы смотрел косо.

Боцману трудно было понять нового старпома, разобраться, что скрывается в душе этого тщедушного молодого человека с пушистыми усами и черными блестящими глазами. Он пытался казаться суровым и жестким, действующим четко по уставу, но каждый жест, каждое слово, сказанное намеренно грубым тоном, выдавали в нем юношу, напуганного новым делом, большой ответственностью. У Мику сложилось впечатление, что старший лейтенант придумал для себя образ явно не по мерке, хотя старался изо всех сил влезть в его рамки.

Экипаж корабля непрерывно пополнялся. Сначала прибыли матросы — каждый нес продолговатый голубой вещмешок с обмундированием. Кто они, с каких кораблей прибыли? Только Петре Профир знал об этом. Еще он знал их профессию, об остальном же мог судить лишь со слов других. Он прибывал в штабы соединений с бумагой, где было указано, сколько матросов он имеет право отобрать. Командиры кораблей снисходительно улыбались, заверяли, что сделают все, чтобы помочь ему. Профир и сам понимал, что им трудно пойти навстречу его желаниям. Все хотели получить усердных и способных, крепких, привыкших к морю ребят. Когда он поднимался на борт того или иного корабля, то всякий раз убеждался, что все командиры дорожили своими подчиненными точно так же, как он дорожил бы своими. С каким трудом они расставались со своими людьми!