Знамение змиево - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но нет, вот это место. Кривые, с помарками, с путаницей букв «иже» и «наш» строки были, где положено, поверх стёртого рисунка, от коего сохранилось лишь блёкло-синее пятно чьего-то длинного одеяния.
– Читай, – велел отец Касьян, бросив на надпись беглый взгляд.
За минувшие дни Воята выучил Панфириеву запись наизусть и теперь уверенно прочёл:
– «И пребысть аз в пещерах тридать лет, молясь к Богу крепко день и нощь. И услышана бысть молитва моя. Глас бысть ко мне: иноче, рабе мой, молитва твоя вошедши на небеса прията бысть. Видех аз ангела славна, он же рек: покажу ти видение, его же ради послан есмь. Видех аз: град велий светлый из вод глубоких извержен бысть и в славе воссияхом. Рек ангел ми: аще обрящется муж честен и храбр, град извержен будет, внегда отворит ангел-вратник златых ключей небес…» Дальше ничего нет, – закончил он, почему-то чувствуя вину за эту нехватку.
Пока читал, робость мешалась в душе с надеждой. Отец Касьян не походил на человека, легко признающего свои ошибки, но неужели его не убедит даже сам старец Панфирий, повсеместно в Великославльской волости при-знаваемый святым? Тот, что ныне живёт в двадцати верстах от рая?
Слыша в ответ тишину, наконец Воята решился поднять глаза на отца Касьяна. Тот стоял по другую сторону стола и пристально смотрел на него; встретив этот взгляд, Воята вновь опустил глаза. Пронимало холодом от мысли, что отец Касьян спросит про озеро и белых старцев. Уж он-то ясно высказался: кто носит жертвы озёрным бесам, будет проклят.
Медленно отец Касьян тронулся с места и обошёл стол. Воята невольно сжался – на него будто туча грозовая надвинулась. Священник встал с ним плечом к плечу, и, хотя он оказался несколько ниже ростом, давящее чувство не отпускало.
Отец Касьян опустил глаза и сам какое-то время разглядывал запись.
– Вот, стало быть… – Он протянул ладонь к Псалтири и провёл ею над кривыми строками, будто хотел не то коснуться их, не то стереть. – Вот что отца Ерона сгубило-то…
Воята молча кивнул, едва заметно. Дед Овсей ещё вчера навёл его на эту мысль: бес приходил к Ерону ради этой записи. Хотел забрать книгу, чтобы никто этого писания не увидел.
– Баба его верно догадалась: в сей книге зло великое в мир пришло, и в миру не место ей, – тихо продолжал отец Касьян. – Унесла её в монастырь. Да, видно, не посмела сказать, что возвращаться в мир сей книге нельзя.
– Почему же… нельзя? – едва смея бросить на него беглый взгляд, прошептал Воята.
– Потому что книга сия… – Отец Касьян, хоть и стоял рядом, придвинулся ещё ближе и говорил почти ему в ухо; от самой этой близости Вояту одолевала жуть. – Власть даёт… над самим змием, Смоком поганым.
Воята явственно вздрогнул от головы до пят.
– Над зми… – просипел он, вытаращенными глазами глянув на отца Касьяна; перехватило горло. – Но как…
– Те нехристи, что в городе жили, веровали в поганого Смока и жертвы ему приносили. Неужто забыл, что я рассказал тебе?
Воята помотал головой. Он не забыл; цепкая молодая память, с детства упражняемая заучиванием Писания, не упускала ничего из услышанного. Другое было худо: всё это не ладилось между собой, и он не знал, кому верить. Даже на свои глаза не полагался, как не поверил глазам святой Никита, когда к нему в ангельском обличье явился бес Вельзаул. Трудно ли бесам скрыть коровьи хвосты и прикинуться белобородыми старцами?
– Всякий раз, как являлась в небе звезда огненная с хвостом дымным, с хоботом пламенным, означало сие, что змий поганый Смок жертву требует. Тогда все старцы городские на сходбище собирались, жребии закладывали: кому наперёд змею достатися, на съедение, на смертное потребление?
Отец Касьян заговорил напевно, плавно, и речь его была частью какого-то сказания; слушая, Воята мельком вспомнил Овсеевы слова, что, мол, отец Касьяна был знатным волхвом… видно, он сызмальства эти сказания заучил.
– Было раз, что самой боярыне сумежской, воеводше, жребий смертный выпал. Свели её на озеро, там и пожрал её змий лютый.
– Это про Каллинику? – удивился Воята. – Так говорят же, спасли её кузнецы…
– Бабы тебе небось рассказали. Уж коли увидишь змия пламенного в небесах, никакие кузнецы не вызволят. Сгинет тогда вся волость, как отец Ерон сгинул. Тайна сия всех, кто её коснётся, губит. Понимаешь, отчего сие писание не окончено? – Отец Касьян кивнул на страницу раскрытой Псалтири.
– Отчего?
– Сам старец Панфирий… сие начертал да и Богу душу отдал. На этом самом месте.
– Боже святый… – Воята потрясённо перекрестился.
– Бог его призвал, пока он… Дописал бы до конца, любой мог бы… вызвать Смока поганого и всю волость сгубить разом. Пока книга в монастыре лежала, всё шло тихо. А ты её в мир вернул.
– Так я же по неразумию одному…
– Если мне смерти не желаешь… да и себе, не говори об этом ни с кем, а что прочёл – забудь.
– Может, мне её назад свезти? В монастырь.
– Незачем. На баб надежда плохая. Сам буду беречь.
Отец Касьян закрыл книгу. Воята взглянул на бронзовые петли: жаль, нет замка, запереть бы их, и тайну затворить внутри навеки.
– Прости, отче, – со вздохом выговорил он, чувствуя, что чудом миновал ещё худших бед.
– И вот ещё… – Отец Касьян положил ладони на верхнюю крышку. – Кроме этой, была у Панфирия третья книга – Апостол. Я её не видал, да опасаюсь, как бы и в ней не было дурного чего…
А ведь это правда, отметил про себя Воята. «Ищи Апостол», – сказал ему белый старец на озере… или бес – Смока поганого посланник.
Зачем он хотел, чтобы Воята нашёл Апостол? Чтобы выпустить в белый свет остаток тайны и вернуть Смоку волю? Пробирало леденящее чувство близкой пропасти, в которую едва не шагнул по собственному любопытству.
– Если вдруг прослышишь что про Апостол – сразу мне скажи, – строго наказал отец Касьян. – А сам не трогай и заглядывать в него не смей. Уразумел?
Воята кивнул.
– Ну, ступай с Богом.
С облегчением, но и в сокрушении сердца Воята покинул избу. Только недавно ему казалось, будто он начал что-то понимать и видит путь к спасению города из вод… а это был путь к гибели всей Великославльской волости. В мыслях
