Мы из Кронштадта. Подотдел очистки коммунхоза - Николай Берг

Но вот так вышло, что ничего Ирка не сказала.

– Две новости, однако, есть – замечает Ильяс, скорее всего, просто от нечего делать.

– И какие? – по той же причине поддерживаю я разговор.

– Первое – с завтрашнего дня вводится гражданство. Все, кто получают обеспечение первых четырех категорий, автоматом зачислены в гражданство. Текст присяги уже опубликован, завтра будем подписывать. Второе – введено обязательное владение и ношение оружия для граждан. Впечатлен?

– Впечатлен.

– На рынок зайди. Там сейчас массовая распродажа какого-то конфиската.

– Что полезные вещи?

– Не, цирк уродов. Такие стволы вывалили – глаза на лоб лезут. То ли таможенный склад распотрошили, то ли музей МВД – но всякой твари по харе.

– Так зачем идти-то? Что я металлолома не видал?

– Там такой металлолом, что Вовка с Серегой оборжались. Двуствольные пистолеты, стреляющие ручки. Поджиги из металлолома и водопроводных труб. И стоит соответственно. И знаешь – народишко покупает. Потому как дешево. О, наконец наши прибыли!

Оказывается наши прибыли не с пустыми руками. Майор жалованье привез. Получаем с Ильясом по ведомости небольшие, но достаточно серьезно отпечатанные бумажки – размером побольше украинских фантиков-карбованцев, поменьше советских рублей. Получается по 160 рублев разными купюрами. Странно. А я уже собрался золотыми в кошельке бренчать. Видно не судьба.

– А что золото-серебро – задает тот же вопрос Ильяс.

– В ограниченном количестве – сурово отвечает майор: «По договоренности сторон, поддержавших Торговый союз – основной оборот – бумажный. Выгоднее так».

И тут же меня быстро-быстро по срочному вызову возвращают в больницу. Авария произошла. Трое электриков – недоучки посткатастрофные, ухитрились очень серьезно вляпаться. Каждый следующий пытался честно оттащить пострадавшего товарища, валился рядом с ним – и так пока четвертому в их бригаде не пришло в голову вырубить наконец ток и позвать на помощь. Пострадавших я не видел, но вроде почудился мне в приемном отделении отчетливый запашок горелого мяса. Понятно, что тяжелыми занимаются все, кто может, ну а все запланированные пациенты – вот они, туточки и распределены на тех лекарей, кто бесполезен в работе по спасению дурных электриков.

– Ведром не перечерпать, мешком не перетаскать – тихо говорит мне ассистирующий на приеме медсестр Валерка. Он только что выглянул в коридор и вернулся с разведки печальным. Ясно, пациентов не убавилось, хотя уже два часа принимаю. И это еще при том, что ОРЗ и гриппов всяких просто не стало.

Следующий пациент вваливается к нам сразу после громкого скандала у дверей.

Держится бодро, но орет: «Я по жизненным показаниям, у меня посттравматический шок!» Ну да, орать громко и убедительно умеет, запирает за собой дверь. Публика в коридоре еще шумит, но явно перед наглостью смирилась, как это обычно и бывает.

Номерок из регистратуры у пациента есть, правда мне становится дурно от циферки, что на нем написана. Я принял 16 человек, а у него номер 48. Значит, в коридоре сидит еще 32 страждущих пациента с подбором всех болезней из детской и взрослой номенклатуры… Хороший денек, ничего не скажешь.

– Что у вас? – спрашивает Валера, готовясь внести запись в очередной лист приема. Эх, с карточками как удобно было, все внятно и ясно сразу – даже при первом взгляде на толщину карточки. А тут больше половины пациентов – чистый лист. И этот – такой же.

– Я получил серьезную травму! Потому имею право на ургентную помощь!

Травма. Это паршиво. Так-то у него похоже на эректильную стадию шока, а вот что у него творится – смотреть надо.

Осмотр дает странный результат – из всех повреждений – страшенный синяк на обе ягодицы. И все. Все остальное – в норме. Тщательно проверяю – целы ли кости таза – все в порядке, только задница отбита. Зато качественно. Удивленно спрашиваю – где это ему так повезло?

– Вы представляете, доктор, эти хамы выбросили меня из штаба. Прямо по лестнице!

– Погодите, погодите, поподробнее пожалуйста.

– Это вам зачем?

– Мне нужно уточнить картину получения травмы. Тогда становится проще понять, какие еще могут быть повреждения, особенно внутренние.

– Я пришел на прием к начальнику. Дело ведь неотлагательной важности – а ничего не делается. Стал ему – как интеллигентному человеку – высказывать свои требования, а он вызвал двух мордоворотов и меня выбросили за дверь! Представляете? А я между прочим известный блоггер, меня прекрасно знает Интернет-сообщество, много раз был в топе!

– То есть вас спустили по лестнице так, что вы ягодицами пересчитали ступени?

– Что значит спустили по лестнице? – возмущается пациент.

– Мне нужно понять механизм травматического процесса. Вы многократно ударились ягодицами о ступени?

– Ну… да. Но вы представьте – я требую от начальника чтобы он усилил борьбу со сталинизмом, а он приказывает меня выбросить вон!

Некоторое время мне кажется, что у меня что-то со слухом не в порядке. Смотрю на удивившегося Валерку – нет, вроде не ослышался.

– Борьбу со сталинизмом? – спрашиваю я, прикидывая, сколько у меня в коридоре пациентов, сколько вокруг непочатой работы, как трудно будет пережить зиму и весну, и как потребны сейчас каждые рабочие руки.

– Разумеется! Вот вы – интеллигентный человек, сразу понимаете, как важно именно сейчас усилить борьбу со сталинизмом. Мне ведь и нужно было немного – паек первой категории. Офис в центре города. Всего 18 сотрудников и возможность корректировать передачи местного радио. Ведь Кронштадту необходимо пресс-бюро по борьбе со сталинизмом! Для великой цели борьбы со сталинизмом – сущий пустяк! Но этот начальник – явный сталинист! Мы – настоящие интеллигенты, должны сплотиться в борьбе против сталинизма!

Я не знаю что ответить. Безнадежно поворачиваюсь к входной двери, в которую как раз ввалился Бурш с биксой в руке.

– Вот, Паулина Марковна биксы опять перепутала – эта явно ваша, а моя – полагаю вот стоит.

Он осматривает блестящую круглую коробку, удовлетворенно кивает головой. Потом настораживается, посмотрев внимательно на наши очумевшие физиономии.

– О чем тут речь? – спрашивает Бурш.

– Нам предлагают, как настоящим интеллигентам, объединиться в борьбе со сталинизмом – сухо поясняю я. И уверяюсь в том, что все действительно свихнулись, потому как Бурш радостно подскакивает к пациенту, восторженно спрашивает его – действительно ли тот готов не щадя себя бороться с этим уродливым явлением – и убедившись в том, что да, готов – радостно восклицает: «Наконец-то, наконец-то среди всего этого жвачного быдла я вижу настоящего интеллигента! Разумеется, и я и мой коллега и все наши сотрудники радостно поддержим вас в этой – не побоюсь этого слова – святой борьбе! Располагайте нами!»