Богатые — такие разные. Том 2 - Сьюзан Ховач

Мы посмотрели друг на друга. Именно в этот момент мы поняли, что кризис не был преодолен и что самое худшее впереди.

Следующий день был воскресным. Бог, вероятно, был в восторге от того, что буквально все устремились в церковь. Протиснулись в церковь Троицы и мы с Сэмом и провели там целый час, прижатые к колонне. Люди стояли вплотную друг к другу, и не было никакой возможности даже встать на колени, чтобы помолиться. По окончании службы мы поехали в банк.

На Уолл-стрит кипела работа. Люди весь день выгребали огромные количества бумаги, скопившейся во время Краха. До самых сумерек работали и мы. Вернувшись домой, мы не знали, за что приняться. Мне хотелось встретиться с Вивьен, но в голове моей кишели цифры, и секс терял свою привлекательность. Сэм попытался было пить, но быстро отставил недопитый стакан и подошел к патефону. Я видел, как он повертел в руках пластинку с записью «Александер рэгтайм бэнд» и спрятал ее обратно в шкаф.

В понедельник брокеры с мутными глазами после расклейки записей и просмотра счетов клиентов, на что у них ушел весь уик-энд, собрались на бирже для очередного круга сокрушительных торгов.

Рынок, уже почти смертельно больной, начал постепенно замирать, и даже банк Моргана не мог предложить никаких паллиативных мер. Цены падали, пункт за пунктом, кровотечение ликвидации неуклонно усиливалось, и вместо благопристойности, которую подобало бы проявить у постели умирающего, бушевал приступ бешеной деятельности. Клерки и посыльные бессмысленно носились взад и вперед по Уолл-стрит, банкиры собирались на бесполезные совещания, брокеры, пошатываясь от головокружения, сновали, как обезумевшие муравьи. Цены снова летели вниз. И снова Уолл-стрит начала тонуть в бумажном море по мере того, как торги становились все интенсивнее. В эту ночь никто не уходил с биржи домой. Свет не выключали до рассвета, и те, кто работал день и ночь уже целую неделю, двигались по коридорам, как автоматы.

Мы с Сэмом всю ночь пили кофе в моем кабинете, а под утро на полчаса задремали, уже после того, как пришли уборщицы.

Встало солнце. Был вторник 29 октября 1929 года, и, подобно тому, как умирающий порой с облегчением принимает смерть, мы безмолвно ожидали последних конвульсий рынка, который еще недавно был предметом зависти всего мира.

Пробило десять. Огромный гонг прогремел в большом зале биржи, и апокалипсис начался.

Громадные массы акций водопадом обрушились на рынок, как кровь, хлещущая из только что убитого тела. Пол усыпали распоряжения о продаже, и в этой бумаге буквально утопали брокеры. За полчаса объем продаж перевалил за три миллиона, а к полудню за восемь, и конца не было видно. Эта кровавая бойня всех нас гипнотизировала. В толпе, собравшейся вокруг котировочного аппарата, не было слышно разговоров, лишь раздавался порой то истерический смех, то сдерживаемые рыдания.

Помню, как мы с Сэмом вышли в час дня на улицу и увидели, что Уолл-стрит снова забита людьми от одного конца до другого. Я вспоминаю эти лица, серые, застывшие, отражавшие ужас невообразимых несчастий. Помню тишину, нарушавшуюся только шумом шагов. Помню ссутулившиеся плечи, поникшие головы, тяжелую походку потерявших надежду мужчин.

Когда удар гонга оповестил об окончании этого безумного дня на бирже, оказалось, что было продано шестнадцать с половиной миллионов акций, и это был полный крах. Уолл-стрит подавилась трупом рынка, и на иностранных рынках по всему миру начался всеобщий кризис.

— Им придется закрыть Биржу.

— Морган требует, чтобы этого не делали.

— Если бы был жив Пол…

Никто не смел взглянуть в лицо случившемуся. Мы были в глубоком шоке. Были сломаны человеческие жизни, весь мир словно смыл пронесшийся смерч, и мы по-прежнему рассуждали о том, удастся ли Моргану заставить Биржу приостановить торги.

— Публика захочет заставить банкиров заплатить за этот день, — сказал Мартин. — Раньше мы могли хотя бы похвастаться прекрасной одеждой, а теперь они видят нас совершенно голыми. Они никогда не простят нас и никогда не забудут.

Плохо представляя себе, который час, я вернулся в свой кабинет, и тут же зазвонил телефон.

— Ван Зэйл, — механически ответил я в трубку, все еще раздумывая над прогнозом Мартина о судьбе инвестиционных банкиров.

— Корнелиус, это Люк Салливэн.

Меня пронзило предчувствие еще одной зловещей катастрофы. Должно быть, Мартин передал мне часть своей телепатической энергии.

— Люк, — отозвался я, — я слушаю.

Поглощенный катастрофическим обвалом на Бирже, я совершенно забыл о существовании фирмы «Ван Зэйл Партисипейшнз».

— Послушайте, Корнелиус, я влез по уши в долги в надежде на то, что положение на рынке улучшится и все встанет на свое место, но… черт побери, я буду с вами честен. Я не могу получить отсрочки выплат по ссудам, мы в большой, в очень большой беде, и мне срочно нужны деньги. Вы можете разрешить выдать мне пару миллионов?

Зловоние опасности было таким сильным, что меня едва не вырвало.

— Нет.

— Проклятие! Я же знаю, что вы можете это сделать! Послушайте меня! Это крайняя необходимость, и банк должен за нас поручиться!

Но я знал все о подобной ловушке. Знал, как легко оказаться соучастником сговора с целью сокрытия преступления. Мне следовало держаться как можно дальше от близнецов Салливэнов, и я не должен был изменять этому принципу.

— Попросите у Стива, — сказал я.

— Господи Иисусе, как может Стив из Европы санкционировать такую сумму? Послушайте, вы, тупой мальчишка…

— Вы слишком возбуждены, — перебил его я и положил трубку.

И позволил себе потратить целую минуту на то, чтобы унять дрожь, сотрясавшую меня с головы до ног, а потом собрал своих партнеров на еще одно чрезвычайное совещание.

Я был в очень затруднительном положении. Я понимал, что должен буду сообщить партнерам о злоупотреблениях Салливэнов, когда Грэг Да Коста представит мне доказательства, но в своем стремлении выковать новое оружие против Стива я всегда оказывался в одиночестве. И теперь я попал в собственную ловушку. Скрывая информацию, чреватую такими катастрофическими результатами, я прощал Стиву его окрик из Европы, когда он назвал меня молодым глупцом, которому нечего и мечтать стать партнером в банке «Ван Зэйл».

У меня оставалась одна надежда — атаковать его так жестко, чтобы в замешательстве он не заметил моих ошибок.

— Но придется сообщить партнерам, что мне известно все, что происходит в фирме «Ван Зэйл Партисипейшнз», — охваченный паникой, говорил я Сэму. — Иначе они не поймут, как опасно было бы поручиться за Люка с закрытыми глазами. Бога ради, скажи, как я должен поступить?