Шаманы крови и костей - Айя Субботина

  Помнил Шиалистан и короткий разговор с дедом, незадолго до того, как должно было выступить войско, собранное из нищих, но не тронутых поветрием дасирийцев. Позже, когда они все-таки выступили на Шаама, регент видел этих вояк, и ему становилось муторно. Тощие и грязные, они бы дали повесить себя на собственных кишках, лишь бы перед этим им скормили хоть по четверти хлебной краюхи. Шиалистан не хотел даже думать, как можно воевать с такой армией, тая надежду только на воинов деда, которые присоединилась к ним немного позже, за стенами дасирийской столицы.

  Озираясь на деда сейчас, когда Шаам мог в любой момент пойти в наступление, рхелец заново переживал тот их разговор, и слова, сказанные Раваном в пылу негодования, приобретали иной оттенок.

  Тем вечером дед выпил лишнего, раздобыв где-то бочонок иджальской настойки на цукатах. Шиалистан шарахался от горького пойла, как от "хохотуньи", а дед, напротив, заливал в себя по несколько кружек подряд. Когда, наконец, хмель разобрал старика, того потянуло на разговоры. Шиалистан, которому общество деда стало в тягость, с удовольствием бы оставил старика наедине с его старческим брюзжанием, но мысли о пяти тысячах воинов держали крепче цепей.

  - Ты слаб и немощен, как баба, - начал Раван и отрыгнул, с сожалением глядя в полную кружку внука. - Даже пить не умеешь, как следует. Все тебе бы на троне сидеть и приказы приказывать. Только где он - трон-то? Неровен час пристроишься на нем - так тебя тут же настоящие дасирийцы и пришибут, не посмотрят, что Амаду племянник. Тьфу!

  Старик наклонил бочонок, нацедил себе в кружку иджальского пойла, расплескав еще столько же по столу, и жадно выпил.

  - Шаам с тебя живо шкуру спустит, это ты можешь мне поверить на слово. Я видел, как он мечом-то машет, что ветряк - не подступить. Старость, правда, и его одолела, но ты ему - как игла в жопе. Не успокоится, пока крови твой не попробует.

  - Я не пойду в поход, - отважился сказать Шиалистан.

  Дед только то и делал, что твердил - именно внуку придется вести за собою воинов, чем злил и пугал регента. Но пока Раван не начал отдаваться хмельным феям, Шиалистан никогда бы не посмел перечить ему. Сейчас же старик казался безопасным, и настолько пьяным, что ему вряд ли стало бы сил поднять меч.

  Раван отреагировал вовсе не так, как ожидал регент. Старик будто тоже выжидал момента, когда внук заденет щепетильную тему, и довольно заулыбался, отчего кожа на его сухих губах натянулась и растрескалась кровоточащими ранами.

  - Решил, раз я захмелел, так и вовсе соображение потерял?

  - С чего ты взял?

  Старик отмахнулся от него, а регент не стал лезть на рожон. Но у Равана были другие планы.

  - Ты поедешь с воинами, как подобает человеку, который взялся быть хранителем императорского трона! - Дасириец бахнул кулаком по столу. - Иначе никогда тебе не быть здесь в почете. Эти люди не признают слабака.

  Шиалистан мысленно покачал головой. Сколько раз он слышал подобные речи? Не сосчитать. Но дед с завидным упрямством твердил их всякий раз, когда выпадал случай. Регент рассчитывал хоть бы вечер перед походом обойтись без нравоучений, но не тут-то было. Но раз уж разговор повернул не в тот бок, Шиалистан собирался пойти до конца и выторговать себе право остаться в замке.

  - Я не покину замок, - сказал он как можно увереннее.

  Дед расплескал улыбку еще шире, на все лицо, будто кто привязал кончики его губ к ушам, и тянул изо всех сил. Шиалистан не сомневался, что за показным добродушием последует волна гнева. И не ошибся, потому что дед, закусив настойку кукурузным сухарем, обрушил на внука весь свой гнев.

  - Думаешь, можно так просто отсиживаться здесь, пока кто-то другой станет за тебя грудью на пики лезть? - с прищуром, спросил он. - Кровь царская - не водица, да, внучок? Отчего-то мне кажется, Амады знали, кого слать к дасирийцам. Овца ты, Шиалистан, которая умеет жрать и срать, и с которой проку - тюк шерсти трижды в год. Тобой вертеть можно, как детским волчком - не пикнешь же, никогда слова поперек не скажешь, а всего-то нужно погрозить тебе мечом. Ай да Ракел, я-то со старческого ума решил было, что рхельцы нашли в тебе достойного, а на самом деле - просто выбрали овцу посмирнее, чтобы под седлом ходила, если придется, и в зад давала себя иметь всякий раз, когда на нее влезут.

  Шиалистан нахмурился, готовый нагородить гадостей в ответ, но проглотил обиду, и запил ее цукатовой настойкой. Деда молчание только раззадорило. Он схватился с места, опрокинув стул, и прошелся по залу, грохоча деревянными подошвами по граниту. Камень будто стонал под тяжелым шагом, а эхо вздыхало, ударяясь о стены.

  - Раз у нас такой разговор получается, Шиалистан, давай говорить начистоту.

  "У нас? - мысленно захохотал регент".

  - Я догадывался, что рхельская знать выбрала тебя не случайно. Ты, как-никак, сын родного брата нынешнего царя. Когда тебя выписали регентом при малолетнем Сатаре Третьем, я сразу смекнул, что затеяли рхельцы. Посадить своего на престол, обеспечить ему право наследовать власть и, после, договариваться об остальном. Ты начал строить дороги, в обход Тарема, затеял наводить порядки в Совете, понаставил всюду своих людей. И я молчал, и сердце мое радовалось, потому что ты вел правильную политику. Какая к собачьим кишкам разница, на чью сторону ты играешь, если Дасирийская империя не останется в проигрыше? Тарем давно уж на Дасирию помои выливает, совсем страх потерял. Мы их со всех сторон прикрываем, а они, чуть что - сразу пятками кивают да ворота на засов, будто знать нас не знают. Не нужен нам такой союзник - все это знают, но никто не отваживается говорить в полный голос. - Тут старик хмыкнул, поглядел в кружку, будто увидал там изнанку Эзершата, и допил настойку. - Даже я малодушничаю, помалкиваю, ибо голова мне моя пока дорога. Если б не хмель - не случилось бы и этого разговора. Старею, стал трусливее. И отчего боги меня не прибрали, пока отвага при мне была?

  - Я не понимаю, куда ты клонишь, - признался Шиалистан. С одного боку - разговор выходил не таким страшным, как показалось сперва, а с другого - скука утомляла не меньше. Или старик вздумал уморить его до смерти воспоминаниями?

  - А ты слушай внимательнее, а не то я подумаю, что одно ухо тебе без надобности, - огрызнулся старик.

  Регент не понимал, откуда родилась такая перемена. Раван и раньше был не медовая коврижка, но никогда не грубил так открыто и всегда учил, а не поучал, как теперь. А память, словно заговоренная, подсовывала воспоминания того дня, когда старик сидел на золотом троне. И, как не неприятно было это признавать, смотрелся на нем ладно, как император. Сидел - и плевать на всех хотел, не то, что Шиалистан, которого пугал каждый шорох.