Тень твоего поцелуя - Джейн Фэйзер

– Может, Оуэн сумеет что-то обнаружить, – предложил Робин; поразмыслив. – Его люди есть и во Фландрии, и в Испании.

Посол медленно кивнул. У Оуэна была своя шпионская сеть, к которой де Ноай не имел отношения. Кроме того, он не брезговал никакими средствами, чтобы добыть нужную информацию.

– Не знаю, есть ли у нас время, чтобы успеть попросить помощи у шевалье, – заметил он. – Донесение будет идти не меньше недели, а ему нужен срок, чтобы провести собственное расследование, плюс еще одна неделя, чтобы доставить нам ответ.

– Тем не менее я считаю, что нужно обратиться к нему, – настаивал Робин. – Не обязательно ждать результатов. А пока мы предпримем все, что можем.

– Да… да, думаю, вы правы, – бормотал Антуан. – Но если я попрошу помощи шевалье, меня посчитают некомпетентным, бессильным… неумелым…

– Нет никакой нужды сообщать кому-то, что вы просили его помощи, – возразил Робин. – Оуэн – наш старый друг. Он сделает вам одолжение, не распространяясь об этом.

Посол, немного подумав, согласился:

– Да, вы правы. Я немедленно отправлю письмо на корабле, отплывающем с утренним приливом. А теперь идите отдыхать и, как только сумеете что-то узнать от сестры, возвращайтесь за письмами, которые я попрошу вас отвезти в Вудсток.

Робин поставил кубок и подавил очередной зевок.

– С удовольствием отправлюсь на покой, сэр, если не понадоблюсь вам сегодня.

Антуан проводил его дружеской улыбкой и, когда дверь закрылась, уселся за письменный стол и заточил перья. Этой ночью ему спать не придется.

Пиппа проснулась на рассвете, но продолжала лежать в уюте и тепле, под тяжелыми одеялами, прислушиваясь к жизнерадостному потрескиванию огня, который зажег в очаге какой-то неизвестный слуга, стоило небу чуть посветлеть.

Как хорошо почувствовать прохладный ветерок после угнетающей жары долгого лета! Предвкушать завтрак из овсянки и подогретого эля! А потом она отправится покататься верхом.

Неожиданный прилив энергии поразил ее. В последнее время она пробуждалась вялой и уставшей.

Пиппа села. И не тошнит совсем! Наоборот, она умирает с голоду!

Увидев оставленный Мартой черствый хлеб, она громко рассмеялась. Странно, что она вообще могла притронуться к столь неаппетитной еде!

Соскользнув с постели, она позвонила. Взгляд ее упал па сложенный пергамент с приказом Филиппа. Она взяла его и с брезгливой гримаской перечитала. Ясно, что без позволения Лайонела она не имеет права покидать спальню, не говоря уже о прогулках.

Пиппа вновь сложила документ и задумчиво похлопала им по ладони. Прошлой ночью Лайонел обещал навестить ее с утра, но она понятия не имела, который час. Его могло задержать бесконечное множество дел, хотя бы очередное совещание у короля. От нее требовалось сидеть и ждать его.

Впрочем, не обязательно. Если она сумеет избежать встреч с придворными, то можно на час покинуть дворец. Еще очень рано, и вряд ли кто-то из знатных господ успел встать с кровати. Ее вполне может сопровождать конюх, как бывало раньше.

Пиппа подошла к окну и осторожно выглянула. Не хотелось бы тревожить муравейник, и без того у нее бед хватает, но час прогулки – это то, о чем она мечтала! Всего часок на свежем воздухе, чтобы отпраздновать хорошее самочувствие!

Пиппа решила, что поедет, и к дьяволу последствия.

– Марта, принеси овсянки и подогретого эля с пряностями, – велела она камеристке еще до того, как та успела переступить порог спальни. – Я еду кататься.

– Да, миледи. Значит, вы здоровы?

– Совершенно, – объявила Пиппа, с удовольствием потягиваясь. – И поспеши. Я проголодалась… кстати, пошли пажа и вели передать Фреду, чтобы встречал меня на кузнечном дворе через полчаса.

Пиппа с удовольствием позавтракала и выбрала в сундуке самый скромный наряд: бархатное платье цвета голубиного крыла с темно-коричневым шелковым капюшоном, которые не привлекут ненужного внимания. Она выйдет из дворца черным ходом, как в тот день, когда бежала на причал к Лайонелу.

Она не позволит, чтобы ее обвинили в неповиновении королевскому эдикту, даже если презирает издавшего его. Но не оскорбит взора ни королевы, ни Филиппа.

Она слегка скривила губы. Но настроение было слишком радостным, чтобы опечалиться, пусть и на секунду. Пиппа поспешила вниз по лестнице, выходившей прямо на кузнечный двор. Там уже сновали слуги и конюхи, подводившие лошадей к наковальням, где трудились кузнецы. Подмастерья с отчаянным усердием раздували мехи. Несмотря на утреннюю прохладу, здесь было жарко и шумно.

Заметив Фреда, державшего под уздцы ее гнедую кобылу и своего коренастого конька, она направилась в глубь двора. Фред с недоуменным видом осматривался, явно удивляясь, почему госпожа выбрала для свидания такое странное место. Пиппа шагнула было к нему, но тут же замерла как вкопанная. Из-под каменной арки, напротив той, откуда она вышла, появились трое: Филипп, Руй Гомес и Лайонел Аштон.

Пиппа поспешно отступила в тень, но было уже поздно. Ее заметили. Что теперь делать? Повернуться и бежать в надежде, что ее сочтут недостойной даже упоминания, или остаться?

Глядя на Филиппа, она сгорала от ненависти к этому худому коротышке, напоминавшему ей злобного гнома с уродливыми ногами, реденькими волосами, ледяной физиономией и темными кругами под глазами – следствием безудержного разврата.

Какое право имеет это ничтожество изгонять ее? Подобное право есть только у Марии, но вряд ли именно Мария велела удалиться ей с глаз долой только потому, что тоже беременна и хочет оставаться в центре внимания! Должно быть, это муж настроил королеву, каким-то образом убедил, что преданность леди Нилсон Елизавете – куда более опасная угроза, чем они предполагали.

А вот в этом они правы. Пиппа вспомнила о своей переписке с Елизаветой, и зеленовато-карие глаза зажглись вызовом.

Выступив из своего укрытия, она величественно поплыла вперед и с высоко поднятой головой приблизилась к мужчинам.

– Простите, ваше величество, – начала она, низко приседая, – но мистер Аштон предложил мне привести лошадь сюда, если я пожелаю прокатиться верхом сегодня утром. Вряд ли он подумал о том, что ваше величество найдет причину прийти в столь неподходящее место, как кузнечный двор. Я не хотела бы намеренно оскорбить ваш взор.

Она поднялась, хотя король не дал на это разрешения, и прижала хлыст к юбкам. Глаза на каменном, без всякого выражения лице смотрели в стену, поверх головы Филиппа.

Тот ничего не отвечал, глядя сквозь нее.

Лайонел поспешно встал между ними, словно пытаясь оградить обоих от нежеланной стычки.

– Ошибка целиком моя, – объявил он спокойным, рассудительным тоном и, положив руку на плечо Пиппы, повернул ее к себе спиной и закутал в складки своего плаща.