Некрещеная Русь. Не верь учебникам истории! - Андрей Буровский

И слух подтвердился! Оказалось — есть такой народ, и этот народ свято хранил наследие предков, окрещенных египетскими миссионерами. Племя дружно плясало вокруг огромных, вкопанных в землю крестов, резало вокруг кур и коз, поливало кресты жертвенной кровью, просило Христа и его «мамми Марию» помочь в истреблении и последующем съедении соседнего племени; обещали за помощь принести в жертву всех пленных, захваченных у соседей…

Себя галла называли христианами; своих шаманов — священниками; творимое безобразие — литургией. Не знаю, правда ли, но иезуиты были в полном ужасе, и старались наставить негров в истинной вере. А их, если верить легенде, всех съели…

Обрядоверие позволяло людям быть как бы христианами — а в действительности оставаться язычниками и сохранять самые архаичные представления.

На Западе тоже были язычники, и они тоже не рвались немедленно измениться. Но на Руси получилось так, что язычество вошло в христианство и стало как бы частью христианства.

В разных частях Руси разные обычаи становились атрибутами христианства, но везде считалось — они-то и есть нечто невероятно важное.

На рубеже XV и XVI вв. сорокашестилетний Василий III, седина в бороду, бес в ребро, женится на двадцатилетней Елене Глинской. Глинские только что «выехали из Литвы»; Елена просит молодого мужа сбрить бороду. Оказавшийся под каблуком царь сбривает… Церковные иерархи посвятили специальный собор этой важнейшей проблеме, и сочли: бритье бороды есть тяжкий грех! Всякий сбривающий да будет отлучен от Церкви! Царь вынужден был снова бороду отпустить.

Правда, Елена-то, русская девушка Елена Глинская, дрянная девка, влезшая в постель к пожилому царю, ведь исходила из другой НОРМЫ. На Западной Руси православные бороды БРИЛИ.

Когда Дмитрий Иванович, так называемый Лжедмитрий, в 1605 г. не будет спать после обеда, священники сурово выговорят ему: нечего вводит тут «латынские» обычаи! Православные после обеда спят!

Но на Западной Руси сон после обеда никогда не превращался в религиозную догму, оставаясь личным делом каждого.

Так обычаи и традиции Московии пронизывают христианство, и вырастает совсем уж причудливая версия православия, которую неправильно будет назвать русской. Это — Московитское православие.

И везде местное язычество становилось частью православной культуры.

Русское язычество вошло в православие далеко не только невинными жаворонками из теста и блинами — солнечными знаками на масленицу. Вовсе не только резными коньками крыш и расписными наличниками, не только свастиками и уточками с конской головой по подолам рубах. Если бы!

Язычество проявляется уже в понимании жилища, где живет как бы христианин. Русская изба организована по стародавним обычаям. Веками, по крайней мере до XIX в., сохранялись традиции строить дом: модель вселенной. Но что это за модель? Христианский храм — тоже модель, но вполне определенно христианская. В основу плана крестово-купольного храма положен крест, над которым раскинут полукруглый купол — символ небес.

А изба с ее символикой — вполне языческая модель мира. К тому же эта модель четко населена языческими божками. Дом русского православного — весьма своеобразное место, которое люди разделяют с домовым, с кикиморой, с банником, запечником, чердачником, подвальным и прочими созданиями. В этих божков верят вполне серьезно. Встречаются люди, которые общались с ними. Домовому приносят жертвы, кормят его. И с овинником нужно уметь договориться. И с чердачником.

Это уже, строго говоря, не двоеверие. Это пласт языческой культуры, которая живет внутри культуры христианской. Как ее неотъемлемая часть. На представления об этих существах распространяются вполне христианские понятия.

По представлениям христиан, непорочные младенцы могут видеть то, чего не видим мы, погрязшие в грехах взрослые люди. Насколько дети заслуживают названия непорочных — это вопрос не ко мне, но такое представление в христианском мире есть.

Только ведь непорочные могут видеть существ божественного, горнего мира: ангелов, архангелов, святых. Тех, кого мы не можем видеть именно в силу нашей порочности. А вот бесов могут видеть как раз люди, упавшие ниже обычного человека; те, кто становится «достоин» лицезреть как раз тех, кого мы обычно не замечаем.

А в народных поверьях часто бывает так, что маленькая девочка видит кикимору. Взрослые ее видеть не могут, но дети — очень даже видят. Вроде бы кикимора — нечистый дух… Но получается так, что непорочные люди могут видеть нечисть — словно нечисть тоже свята, и открывается тем, кто ритуально чист. Как хотите, но это не христианство! Здесь очень сильно смешивается христианское и языческое отношение к жизни. Языческое даже преобладает — потому что для язычника не очень важен источник магической силы. Кикимора и любой из святых для него уравнены по смыслу, как носители этой силы.

Разделять свое жилище с бесами — совершенно не по-христиански.

Сколько написано о гаданиях в русской бане! Сколько рождественских историй… то веселых, то довольно жутких. Вдумаемся, что стоит за ними: после строительства новой усадьбы священник освящает все строения. Все созданное человеком освящается, изо всего изгоняются бесы. Кроме баньки.

В усадьбе человека, который называет себя христианином, остается строение, не освященное Церковью. Строение, в котором не полагается держать икон; строение, в котором может поселиться, кто угодно. Атеисты могут веселиться, их дело. Вообще-то с банькой, с гаданиями в ней связано несколько вполне достоверных, и весьма неприятных случаев, в том числе и подтвержденных людьми официальными — врачами «скорой помощи» и милиционерами.

Так что ухмыляться — ухмыляйтесь; как человек, склонный к злорадству, я даже буду немного доволен, если атеист поухмыляется, а потом прибежит с трясущейся нижней челюстью и без кровинки в лице. Такую картинку я наблюдал как-то, имел удовольствие. Но как человек гуманный и не склонный пособлять нечистой силе, я бы вам советовал, дорогие читатели, быть все-таки поосторожнее.

А к тому же — ведь не освящали баньку, оставляли ее… ну, скажем так — любым желающим, как раз христиане. Те, кто верили в нечистого духа, и если логически рассуждать, должны были держаться от него подальше, как подобает добрым христианам, людям верующим. Стало быть, знали, что делали?

Как происходит гадание, не забыли? В наше время случается, конечно, все что угодно. Как-то мои студентки очень повеселили меня, попытавшись погадать на суженого на пятом этаже шлакоблочного дома, в ванной комнате, и в нейлоновых ночных рубашках.

Но вообще-то гадающие девицы должны приходить в баню в полночь, сняв украшения и нательные кресты, раздевшись до нижней (полотняной, конечно) рубашки. Белье тоже полагается снимать. Девушки должны выглядеть так же, как выглядели их пра-пра— и еще много раз прабабушки, задолго до прихода христианства на Русь. Если в предбаннике все же повешена икона (нарушение традиции и церковных правил — помещение-то не освящено), ее выносят. То есть остаются в освещенном свечами помещении, которое тоже выглядит, как в незапамятные времена. Ну и взывают к неким сущностям, если хотите — к существам, которые и должны открыть им имя и внешность суженого.

Иногда уверяют, что взывают, мол, к невинным древним языческим богам, и нет в этом ничего от бесов. Может быть. Но вообще-то есть твердое правило вовремя набрасывать платок на зеркало, в котором что-то приближается к смотрящей. Потому что если вовремя не накинуть, у бредущего по световому коридору к гадающей появляются рога, лицо страшно искажается, и эффекты, что называется, могут быть любыми.

Но если бесы тут и ни при чем — хорошо, пусть будут «невинные» языческие божества. Получается, что православный живет с ними в одном жилище и умеет поклоняться им.

По поводу гаданий в бане у меня, собственно, есть два вопроса. Первый очень прост, и мне доводилось задавать его православным священникам: «Скажите, получается, что русское православие сумело договориться с бесами, и поделило с ними территорию? Так сказать, включило в себя веру в бесов, и отводит место для молитвы бесам?»

На этот вопрос я до сих пор не получил внятного ответа ни у одного православного священника. Были продолжительные речи, и в том числе настойчивые предложения молиться, как только у меня возникнут подобные вопросы. Порой поднимались очень интересные и сложные проблемы, но вот прямого, ясного ответа — как надо понимать обычай не освящать баньку — я не получил.

Второй вопрос: «Освящают ли баньку в других православных церквах — скажем, в грузинской?»

На этот вопрос я ответ получил, и очень недвусмысленный: не освящают!