Кто хочет процветать - Тиана Веснина

Ощущая во всем теле упругость, с задором в глазах Астрова вернулась в гостиную.

— Что бы нам приготовить на ужин? — серьезно задумалась она.

— К сожалению, я не могу вам ничего посоветовать. Мне незнакомо содержимое вашего холодильника.

Вера согласно кивнула:

— Вы не будете против мясного ассорти, овощного салата и красного вина?

— Не буду! — широко улыбнулся Фролов и пошел следом за ней на кухню.

Она принялась раскладывать на тарелки тонкие ломтики различных мясных деликатесов, а Фролов стоял рядом, чтобы взять блюдо и отнести его в гостиную. Горячая, перехватывающая дыхание волна, подобравшись совершенно незаметно, окатила Веру с ног до головы. И волну эту, сам того не желая, послал Фролов. От него исходило такое тепло! Вере нравилось, что он стоял рядом с ней. Такой мужественный, сильный, с редко встречающимся в наши дни интеллигентным лицом. Запах его туалетной воды слегка будоражил ее и без того не добродетельные мысли.

«Интересно, а…» — далее она, постеснявшись сама себя, не решилась продолжить. Она вынула из холодильника прозрачную коробку с салатом и стала перекладывать его на тарелку. А Фролов все стоял рядом, что-то говорил, она отвечала, кокетливо улыбаясь. Но мысли!.. «А что, если он?.. Но я не давала повода! А какой повод нужен для настоящего мужчины, если ему понравилась женщина? А если я ему не очень… понравилась? С известной Астровой престижно быть знакомым, но вот делить с ней постель — это, как говорится, на любителя». Ей стало досадно. Она, писатель, человек, умеющий проникать в чужие мысли, могла только считать с информационного поля Фролова, что ему здесь хорошо, и все!

Языки пламени вились в камине, матовые бра неярко освещали гостиную. На столе в прозрачном подсвечнике, испуская томный аромат, горела свеча.

— Вы очень верно говорили об убийстве как об одной из основных примет нашего времени, — вернулся к прерванному разговору Сергей. — Вы себе даже не можете представить, но меня, пока еще приватно, обвинили в убийстве Валентины Милавиной, — неожиданно признался он.

— Что? — Кусочек мясного деликатеса на вилке завис у приоткрытого рта Астровой. — Вас?.. — Она секунду подумала и спросила: — На каком основании?

— На том, что я был с ней знаком. Что когда-то мы с ней едва не поженились. И вот, спустя много лет, случайно встретившись с Валентиной, меня, по мнению одного подполковника милиции, обуяла зависть к ее блестящему положению. И я задумал убить ее и украсть тетрадь, в которую она записывала свои новые композиции духов.

— Это безосновательно.

— Однако, если взяться как следует, эту версию можно блестяще разработать. Видите ли, много лет назад я был полон юношеского задора, не лишен тщеславия, а главное, таланта. Мне прочили блестящее будущее. Но… не случилось. Были, правда, две выставки. Как бы вам это рассказать?.. Простите, — спохватился Сергей, — может, вам это совсем неинтересно?

— Нет-нет! Продолжайте! — попросила его Вера.

Сергей прикурил от пламени свечи, немного подумал, желая придать стройность и ясность своим мыслям:

— Еще когда я заканчивал академию, у меня возникла идея написать угольным карандашом серию рисунков под общим названием «Последнее впечатление», то есть отобразить то самое последнее впечатление, с каким человек покидает этот мир. Я получил возможность сопровождать группу сотрудников уголовного розыска, выезжавшую на места преступлений. Кстати, вам это должно быть интересно, я был свидетелем последних минут жизни вашего бывшего издателя Пшеничного. Яркая была картина. На площадке крыльца распростертый Пшеничный и возле него на коленях в подвенечном наряде его юная невеста…

— Вот как?! — воскликнула Вера. — Да, скажу честно, для меня это был шок. Мы неплохо понимали друг друга со Станиславом Михайловичем. С его дочерью у меня сложились непростые отношения.

— И вдруг, совершенно неожиданно, — продолжил Сергей, — звонит мне мой старый знакомый подполковник Терпугов и приглашает на новое дело. Я сломя голову собираюсь, мы едем и оказываемся у пассажа «Елисаветинский», у меня сердце похолодело от предчувствия. Заходим. За столом, откинув голову назад, сидит Валентина с затянутым на шее шарфом. Жуткая картина! Не могу объяснить, но точно двойник вышел из меня и стал делать наброски. Позже, когда я пришел в себя, то хотел сказать Терпугову, что знаком с Тиной, что виделся с ней совсем недавно, но какое-то странное и в то же время властное бессилие напало на меня. А подполковник, узнав от родителей Тины о нашем давнем знакомстве и о том, что я за неделю до убийства был с ней на карнавале, а до этого мы обедали в ресторане, построил версию, что убийца Милавиной — я, несостоявшийся художник Фролов. Ну… — развел руками Сергей, — что ему ответить?

— А отвечать придется.

— Это-то меня и бесит! Живу, никого не трогаю, прозябаю на работе, возвращаюсь в переполненном вагоне метро… Так теперь, чтобы не упекли, я буду вынужден доказывать, что не убивал Валентину!

— А почему так случилось, что вы не состоялись как художник? — спросила Вера, добавив: — Если вам неприятно, то не будем говорить на эту тему.

Фролов пожал плечами, подошел к камину, облокотился на него и сказал:

— Не знаю! Загадка!.. Кажется, если бы разгадал, легче бы стало. Началось все, наверное, с первой выставки в Манеже. Я представил три картины. Все говорили, что они лучшие, а лавры достались другому. Что-то на меня накатило, все стало противным, душным и Валентина в том числе. Думал, вырвусь из ее тягучих, точно тина, объятий и обрету себя. Вырвался. Попал в другие объятия… Нечистоплотные, обманные, хмельные… Закрутило меня. Потихоньку очнулся, решил довести до конца «Последние впечатления». Но, что бы ни начинал, к чему бы ни стремился, наталкиваюсь на стеклянную стену неимоверной толщины. Она скользкая и холодная как лед, не взобраться на нее, не обойти, не пробить… Знаю, за этой стеной параллельная жизнь, та, которая могла случиться, да не случилась. И вот когда разозлишься, когда тоска выест душу, разбежишься — и лбом. Отлетишь, придешь в себя и тянешь лямку по-старому. Короче, я покорился, погрузился в ту жизнь, какая мне выпала. Рисую этикетки для бутылок. Для кого-то, может, это предел мечтаний и возможностей, но для меня… Для меня — это болото. Иногда, чувствую, точно какая-то сила выталкивает меня, хватаюсь за надежду, ну, думаю, на этот раз выползу… Куда там! Эта же сила вдруг начинает заталкивать обратно, но так, чтобы не захлебнулся окончательно, а мучился. Когда же увидит, что я уже наглотался столько, что вот-вот… Она опять вытолкнет и опять обратно. Вы, наверное, тоже наглотались, пока стали известной, или вы из