Лейла, снег и Людмила - Кафа Аль-зооби

– Надеюсь, вы не из тех, кто храпит во сне?

– Не из тех.

– Это хорошо, а то я ненавижу спать там, где кто-то храпит.

Запах ее духов напоминал запах лимона. Одета она была в длинную юбку и широкую блузу, в ушах – деревянные серьги, а на шее – расписные бусы, тоже из дерева. У нее были большие глаза и тонкий нос. Андрей не понял, красива она или нет.

– Представьте, я чуть не опоздала на поезд из-за глупого гаишника. Остановил машину, на которой я ехала, и пристал к водителю с каким-то мелким нарушением. Чтобы не опоздать, я заплатила ему из своего кармана, но записала его фамилию и обещала, что он очень скоро увидит в газете статью, где будет главным героем.

– И что он ответил?

– Не придал значения. И с пренебрежением махнул рукой.

– Ничего удивительного. К великому сожалению, кругом один упадок и разложение. Самое ужасное, что когда не стало закона, обнаружилось, что нет и моральных устоев, и все ведут себя так, будто неожиданно сбросили с себя маски, которыми прикрывались раньше.

Она с любопытством посмотрела на него и воскликнула:

– Только не говорите, что вы коммунист!

– Нет, не коммунист. Но, похоже, скоро стану им, – ответил Андрей, смеясь, и в его памяти возник образ Леонида Борисовича.

– Ну и зря, – ответила незнакомка.

– Почему?

– Верно, что положение сейчас не самое лучшее, но мы не должны отрицать достигнутые успехи и возвращаться к старому.

– А что достигнуто? – спросил Андрей с насмешливым любопытством.

– Свобода и демократия, не замечаете? Это прекрасное достижение. Сейчас перед человеком открыты все пути, и у него есть возможность выглядеть так, как он того желает: добрым или злым. А раньше все находились в замкнутом пространстве, где существовала одна правда, одна модель, которой нужно было придерживаться нам всем. И каждый, кто осмеливался выглядеть иначе, считался врагом народа. Разве не так?

– Да, верно, – Андрей не мог с ней спорить.

– Конечно, то, что происходит сейчас, – не самое лучшее, но это всего лишь начальный этап, и мы должны пережить его трудности.

– Вы считаете, что в будущем станет лучше?

– Обязательно. Никогда не поддавайтесь сомнениям, – сказала незнакомка с улыбкой. – Свобода выглядит как широкое поле, открытое всем ветрам, которые дуют во всех направлениях, разнося разные зерна. Там произрастают сорняки, но там вы найдете и самые прекрасные, удивительные и редкие цветы. Глупо вырывать то, что кажется вредным, и раньше времени возводить забор, не пуская ветер. Вы знаете, к чему это приводит? Полезное начинает гнить и портиться, пока не погибнет, а если выживет, то пытается расти и тянется вверх в поисках другого воздуха. Так и случилось. Сейчас мы видим, как ветер вырвался из-за забора и дует со всей силой, меняя все вокруг. Но скоро он ослабнет, и мы увидим, как расцветет свобода.

– Вы гарантируете? – шутя, спросил Андрей.

– Да. Я уверена в этом.

Глядя на незнакомку во время разговора, Андрей проникался к ней все большей симпатией, черты ее лица становились все приятнее, а когда она, улыбаясь, произнесла последнюю фразу, то показалась Андрею и вовсе красавицей.

– Вы журналист?

– Да. Вы, наверно, догадались об этом по моей болтливости. Мы, журналисты, такие – готовы болтать всегда и везде.

– Хотите чего-нибудь выпить?

– Да. Пива. Оно помогает уснуть.

Он сделал заказ проводнику, и они выпили по бутылке пива за знакомство. Ее звали Настя, она была из Петербурга и работала в «Комсомольской правде».

Битый час Андрей ждал момента, когда ему представится шанс сесть рядом с ней. В деле обольщения женщин он проявлял неторопливость и рассудительность, и, как правило, готов был отказаться от своих намерений по отношению любой из них, лишь бы не выглядеть незрелым и нетерпеливым. Но то, как быстро Настя упала в его объятия, удивило его самого. Она встала с места и направилась к двери, но быстрый ход поезда заставил ее покачнуться. Андрей протянул руку, пытаясь помочь ей устоять на ногах, но она, не удержавшись, в мгновение ока оказалась у него на коленях. И безудержно рассмеялась.

– Можете остаться, вы мне совсем не мешаете, – сказал он.

– Знаю. И я солгу, если скажу, что мне это неприятно.

Он обнял ее за талию.

– Я хотела сходить в туалет.

– А нельзя ли с этим повременить?

– Можно.

– Ты удивительная женщина.

Она и впрямь казалась ему удивительной – не только речью и поведением, но и той яркой индивидуальностью, которая вдруг заставила его полюбить в Насте все: ее длинные вьющиеся волосы, распустившиеся и рассыпавшиеся на плечах, упругую грудь, аромат духов, отдававший свежестью цитрусов. Все это взволновало его необыкновенно. И когда она оказалась в его объятиях, мир стал сразу прекрасным и многообещающим.

Настя была увлеченным журналистом, придерживающимся либеральных взглядов. Время от времени она ездила в Москву для проведения журналистских расследований, о которых затем писала. Ее статьи показались Андрею несколько странными. В стране бастовали рабочие, перекрывали железную дорогу и не пропускали поезда, требуя зарплаты, которую не получали месяцами после продажи шахт в частные руки, а в это время Настя копалась в могиле прошлого, чтобы извлечь оттуда очередного мертвеца и осудить его за происходящие ныне катастрофы.

– Каждый раз ты судишь социализм и коммунизм, будто они несут ответственность за все происходящее сейчас, – однажды высказал свое мнение Андрей.

– Андрюша, они и вправду несут ответственность, и странно, что ты в этом сомневаешься. Поэтому я и пишу о них. Люди должны понимать: сегодняшние события – не что иное, как последствия преступлений и глупых просчетов прошлого.

Андрей не затягивал спор с ней по двум причинам. Во-первых, он не имел твердой позиции и не знал, согласен с ней или нет. А во-вторых, ему не хотелось тратить короткие часы их встреч на разговоры о политике.

Настя нравилась ему. Его прельщала ее доброжелательность в обращении, подкупал ее свободный дух. Рядом с ней, казалось, все было легко. «Андрюша, поверь, все будет хорошо», – все время успокаивала она Андрея, даже когда тот не тревожился.

Как-то раз в один из его приездов в Петербург Настя сообщила ему, что в шесть часов – к тому времени он заканчивал свои дела – она будет у своего друга на дне рождения, который отмечают в бане.

– Приходи прямо туда. Тебе понравится. Там есть русская баня, бассейн, массажная, джакузи и комната для отдыха. Мы с друзьями приготовили вкусный ужин, съедим его прямо там. Короче, чудесно проведем время. Тебе обязательно понравится наша компания.

Когда Андрей прибыл к месту вечеринки, то увидел, что баня расположена на территории, окруженной забором. Охранник отказался пропустить его. Он разрешил только позвонить по внутреннему телефону и вызвать Настю. Та ответила, что выйдет сию же минуту, и, смеясь, добавила: «Но голая».

Андрей подумал, что это шутка. Но они с охранником так и застыли на месте, увидев, что она направляется к ним в чем мать родила. Она шла быстро, и груди ее сотрясались при ходьбе. Волосы были мокрые и спадали на плечи, на лице играла радостная улыбка.

– Ты заболеешь! – воскликнул Андрей, от неожиданности не найдя что сказать.

– Не волнуйся, я закаленная.

Изнутри доносился праздничный шум. Настя познакомила его с друзьями: Алексеем, Еленой, Катей и другими. Все они оказались коллегами. Некоторые были в купальных костюмах, а некоторые – как Настя, абсолютно голые.

Удивление Андрея вызвала не столько их нагота, сколько свобода, с которой все обращались друг с другом, особенно девушки. Ему показалось, что эти женщины были другими, чем те, которых он знал до сих пор. Казалось поразительным, что девушка могла безо всякого стыда ходить, садиться, вставать, плавать и танцевать обнаженной, будто бросая вызов своей свободой. Он почувствовал неуверенность, поскольку эта новая разновидность девушек ставила под сомнение всю его прежнюю ловкость в обращении с женщинами. По своему опыту Андрей знал, что обнаженность несет в себе признаки не только сексуальности, но – в не меньшей степени – и романтичности. Обнажение представляло собой конечную цель. Путь к нему лежал через стихи, красивые слова, стыдливые взгляды, поцелуи, сорванные во время прогулки под дождем. Каждый раз он приходил к этому моменту иным путем – в какой-то степени известным и в то же время всегда загадочным и неизведанным. Обнажение девушки перед ним всякий раз происходило по-особому, и всякий раз оно представляло для него новую победу, которой он упивался неторопливо и с восторгом, словно выпивал хорошего вина.

При виде бесстыдно обнаженных женских тел, демонстрирующих себя с вызывающей откровенностью, Андрей почувствовал, что произошел скачок, что все пути к любви пройдены за один шаг, а конечная цель поставлена в начало. Эта нагота словно заявляла ему со спокойным равнодушием: «Хорошо. Теперь тебе предстоит найти другие пути, подумать о других приемах, говорить на другом языке и любить другими чувствами. Сейчас другое время».