Вперед, к победе - Андрей Фурсов

451 год. Римляне под руководством последнего своего великого полководца Аэция и их союзники визиготы под предводводительством Теодориха (прототип толкиновского короля Теодена) сошлись в битве с гуннами на Каталаунских полях (прототип битвы на Пелинорских полях из «Властелина колец»). После лютой сечи под дождем Аттила отступил, но на следующий день Аэций не стал продолжать сражение. Он просчитал перспективу: Теодорих — союзник ненадежный, и в будущих раскладах, в том числе внутриримских, Аттила может пригодиться.

Аэций, казалось, просчитал все — кроме одного: он не знал, что император Валентиниан III уже приказал убить его по возвращении в Рим.

Просчитывают ли Властелины Мирового Хаоса то, что во чреве их общества, подобно «чужим», «aliens» в человеческом организме, уже вызревают грядущие аттилы? И как знать, не взорвут ли они изнутри творимый глобалами Новый Мировой Хаосопорядок именно в тот момент, когда будет казаться, что Новый Мировой Хаосопорядок становится реальностью?

Беседовала Наталья Демченко

Terra America 09.09.2011

ХОЛОДНЫЙ ВОСТОЧНЫЙ ВЕТЕР

«— Скоро подует восточный ветер, Уотсон.

— Не думаю Холмс. Очень тепло.

— Эх, старина Уотсон! В этом переменчивом веке вы один не меняетесь. Да, скоро поднимется такой восточный ветер, который ещё не дул […].

Холодный, колючий ветер, Уотсон, и, может, многие из нас погибнут от его ледяного дыхания.

Но […] когда буря утихнет, страна под солнечным небом станет чище, лучше, сильнее».

А. Конан-Дойл

Конец эпохи

«Мир меняется. Это чувствуется в воздухе. Это чувствуется в воде. Это чувствуется на земле», — звучащая в самом начале «Властелина колец» фраза задает тон всему фильму, окрашивает его в определенные эмоциональные цвета: мир меняется, и он изменится независимо от того, какая из сторон противостояния, какой субъект победит, — мир уже никогда не будет прежним. Эта фраза как нельзя лучше характеризует нынешнюю ситуацию в мире и в РФ — как самой по себе, так и в качестве части мировой системы. Заканчивается эпоха, которая стартовала в 1970-е и переломом которой стал рубеж 1980-1990-х годов, а центральным событием — крушение системного антикапитализма (советского коммунизма) и распад СССР, отворившие «кладезь бездны» глобализации. Сегодня эта эпоха окончательно изживает себя: система неолиберального капитализма, слабым элементом которой является РФ, рушится, а, как известно, первыми вылетают именно слабые звенья.

Может ли это слабое звено выскочить из геоисторической ловушки, есть ли для этого план игры, средства и, самое главное, тот субъект, который раззудит плечо? Прежде чем рассуждать на эту тему, надо хотя бы вкратце, несколькими мазками, с неизбежным упрощением обрисовать мировую ситуацию и корни того положения, в котором оказалась РФ на рубеже двух веков и тысячелетий.

Глобальный неолиберальный капитализм исчерпал возможности своего развития. В этом плане водораздельная эпоха 1970-2000-х годов была в такой же степени мощной вспышкой в развитии капитализма, его буйством, в какой его агонией или как минимум предагональной стадией. Ситуация напоминает самцов некоторых видов паука, которые испытывают оргазм и безумно буйствуют в нем только после того, как паучиха откусывает им голову; в известном смысле неолиберальный капитализм — это ацефальный капитализм, капитализм с откушенной головой. Ну а его периферийные версии еще безголовее, достаточно посмотреть на РФ, особенно в 1990-е годы.

Впрочем, у РФ есть собственное измерение исчерпанности эпохи, лишь опосредованно связанное с мировым и коренящееся в глубинной логике русского прошлого, в его «исторических часах», пробивающих 24-й час эпохи тогда, когда проедается ее вещественное наследие, историческая субстанция. По сути, уже сегодня почти проедено советское наследие, прежде всего материально-техническое, инфраструктурное; процессы социальной дезорганизации господствуют над таковыми социальной организации; криминализация становится формой социальной организации жизни низов, коррупция — верхов, между верхами и низами болтается полудохлый средний слой — бессмысленный и бесперспективный.

Перестроечная пятилетка и послеперестроечное двадцатилетие подвели РФ к черте, за которой лишь две альтернативы: либо усиление государства, декриминализация общества (она же — денеолиберализация во всех смыслах), изменение положения в мировом разделении труда в качестве сырьевого придатка Запада, либо распад страны, оформление колониально-оккупационного криминальнополицейского строя и окончательное сползание в «четвертый мир». Эта российская альтернатива отчасти кореллирует с той, что стоит перед Западом: либо усиление государства перед лицом финансовой, социально-экономической, расово-политической и геоклиматической катастроф, демонтаж капитализма и создание новой системы, либо крушение государства и общества в условиях катастрофы и наступление новых (четвертых) темных веков (предыдущие: XIII–IX вв. до н. э.; V–VIII вв. н. э.; сер. XIV — сер. XVII вв. н. э.) с неясными перспективами для цивилизации, белой расы, а возможно, и Homo sapiens.

Иными словами, мировые и российские альтернативы во многом совпадают.

В условиях этого волнового резонанса персонификаторы противостоящих друг другу в РФ и в мире вариантов могут, по крайней мере, на определенном, скорее всего, коротком историческом отрезке, выступать союзниками (причем далеко не всегда в конечном счете для блага России и русских, здесь другие расчеты, а потому надо держать ухо востро) — у власти в РФ может появиться внешний (западный) союзник в деле укрепления государственности, как на государственном, так и на наднациональном уровне. Еще десяток лет назад это было невозможно — заинтересованных в сильной РФ на тот момент не было или же они сидели тихо; интерес представляли ослабление и распад, и поддерживались силы распада. А вот сегодня мировая ситуация изменилась, и силам, персонифицировавшим и осуществлявшим распад, скорее всего, придется либо уйти с арены, либо уйти в тень, надев иные маски. Борьба мировых элит, их кланов, «номенклатур» проецируется на эрэфскую реальность.

Впрочем, у усиления РФ и тем более изменения ее положения в мировом разделении труда, а следовательно, в сохранении слабости, в «развитии слаборазвитости» количественно противников больше, чем союзников, — выше речь шла о мировой тенденции, набирающей силу, но победа ее отнюдь не гарантирована. Слишком многое и многие против нее и против нормализации ситуации в РФ, превращения РФ в новую историческую Россию. Что же представляют собой эти «многое и многие»? Ответ прост: значительная часть господствующего слоя мировой капиталистической системы — корпоратократия (К).

Хищники и чужие

К — хищная и активная фракция мирового капиталистического класса, оформившаяся после Второй мировой войны и заявившая о себе в 1950-е годы свержением правительств Мосаддыка в Иране (1953), Хакобо Арбенса Гусмана в Гватемале (1953), созданием Бильдербергского клуба (1954) и попыткой переворота в Венгрии (1956). Если государственно-монополистическая буржуазия могла худо-бедно сосуществовать с зоной антисистемного капитализма, то для К это было неприемлемо, и уже в 19481949 годах ее интеллектуально-военно-разведывательный авангард принял программу «Лиотэ» — бессрочной борьбы с коммунизмом; первый срок ориентировочно устанавливался в 50 лет, в него и уложились.

На К, на этот перспективный слой, в начале 1950-х годов сделали ставки Хозяева Мировой Игры, объединенные в клубы, ложи и иные структуры. В свою очередь, К активнейшим образом стала влиять на все эти организации, не только встраиваясь в их логику развития, но и встраивая их в свою логику — логику развития новейшей формы капитализма, создавая уже свои клубы и «ложи» на базе старых — Римский клуб, Трехсторонняя комиссия. Именно К «сломала» СССР.

Пять десятилетий ушли у К на борьбу с СССР не только из-за силы СССР, но и потому, что К вела социальную войну на два фронта: внутри Запада она боролась за пальму первенства с гээмковской буржуазией и пока не одержала верх (в США — в результате ползучего переворота 1963–1974 годов, то есть от убийства Кеннеди до импичмента Никсона оба президента выражали интересы США как в большей степени ГМК-системы, чем кластера ТНК), не могла полностью развернуться против СССР, работала по принципу «душить в объятьях». Разумеется, социосистемно это была не борьба насмерть — верхушки, как всегда, договорились, достигли компромисса; физическая смерть пришла к тем, кто не шел на компромисс (например, клан Кеннеди). Да и общая ситуация на Западе и в мире подталкивала старых и новых хищников договориться.