На то и волки – 2 - Александр Бушков

– Пошли, – сказал он, спрыгивая. – Запомнить наши рожи они вряд ли успели, а вот столь нахальный мотоцикл будут искать долго и старательно…

– Но как же я… – жалобно протянула Оксана, тщетно пытаясь прикрыть его короткой курткой разошедшуюся «молнию» брюк. – Сейчас, такое впечатление, и пуговица отлетит…

– Авось обойдется. – Данил потянул ее в проходной двор. – Ничего, кто тебя сейчас увидит, такую утонченную, такую, я бы сказал, рафинированную…

Оксана поспешала за ним по тихой улочке. Шаги далеко разносились трескучим эхом, навстречу так никто и не попался. Выйдя из-за угла бетонной девятиэтажки, Данил остановился:

– Который твой подъезд?

– Во-он… Подожди, это ж мое окно горит! Там, на третьем, справа…

Данил присмотрелся:

– Там какая-то женщина…

Незнакомка – насколько удалось рассмотреть, лет сорока, с короткими светлыми волосами, растрепанными, подрубленными чуть небрежно, расхаживала взад-вперед перед кухонным окном с незадернутыми занавесками, поднося ко рту сигарету с резкой суетливостью испортившегося кривошипа.

– Вся из себя дерганая… – заключил Данил.

– Тьфу ты! – словно бы с облегчением вздохнула Оксана. – Заявилась, не запылилась…

– Кто это?

Она со сладострастной иронией протянула:

– А это, изволите ли видеть, и есть Катюша Черникова, родная сестричка моего благоверного. С коим плечо к плечу борются с тиранией и сатрапией… Я же тебе рассказывала.

– У нее что, есть ключ?

– Ага, благоверный оставил, уже давно тому. Обожает иногда завалиться в ночь-полночь, чтобы поделиться новостями с фронта. Живет-то через подъезд. С месяц назад, не поверишь, прямо в спальню вперлась, когда мы находились в довольно интересной позиции, заорала с порога: «Олежек, какая радость! Наш последний манифест только что передала „Немецкая волна“! Ты не знал?»

– Тяжело тебе, – посочувствовал Данил.

– Я серьезно…

– Да верю, верю, – сказал Данил. – Есть такие, я сам сталкивался в родном Отечестве… Меня другое интересует. Будь в квартире засада, не гуляла бы дамочка столь свободно… А? Непременно связали бы дуру и сунули куда-нибудь под стол…

– Это точно.

– Пошли, – решился Данил. – Только держись сзади, и, если все же на лестнице начнутся неожиданности, ори во всю глотку насчет пожара – так народ быстрее отреагирует… Ключ дай.

– Он же в сумочке, а сумочка осталась…

– Тьфу ты… – плюнул Данил. – Ладно, позвоним…

Никаких неожиданностей на лестнице не произошло. Когда он позвонил, дверь распахнулась почти сразу же. Политически упертая сестрица человека, которого Данил так и не видел в глаза – чем ничуть не огорчался, – уставилась на него с невыразимым удивлением. Но, усмотрев за его спиной Оксану, отступила, давая пройти, поморщилась:

– Чем это пахнет?

– Навозом, сиречь конским дерьмом, – охотно разъяснил Данил, только здесь, в квартире, рассмотрев, на что они с Оксаной похожи, парочка болотных чертей, да и только.

Там, на улице, он ошибся – сорока ей не было, скорее уж тридцать, но варварское пренебрежение к собственному лицу столь явное, что заставляет печально вздохнуть про себя. Про косметику определенно слышала лишь краем уха, кожа серая, в углах рта устойчивые истерические складки. Если бедняге Франсуа пришлось для пользы дела спать с кем-то вроде этой, следует ему выдать незапланированные премиальные из собственного кармана…

– Интересно, где это ты проводишь время, что вернулась в таком виде? – со всем возможным сарказмом поинтересовалась эта самая Катя, намеренно игнорируя Данила. – Ты хоть видишь, что у тебя штаны расстегнуты?

– Ага, – бросила Оксана. – И трусы забыла довольно далеко отсюда… – Обернулась к Данилу:

– Поставь кофе, пожалуйста, там и коньяк есть, а я быстренько ополоснусь после всего… – и преспокойно направилась в ванную, на ходу сбрасывая испачканный жакет.

– Вы кто такой? – уставилась на Данила Катя. Он с превеликим трудом подавил искушение ответить: «Майор КГБ в отставке» – то-то взвилась бы до потолка. Устало сказал:

– Знакомый…

– Понятно… – протянула она, старательно пытаясь испепелить его сарказмом. – Из… этих?

– Из кого, простите?

– Из «новых рутенов»? Которым на судьбы Родины наплевать?

– Что-то вроде, около того и вообще… – пробормотал Данил, печально разглядывая себя.

Джинсы хоть выбрасывай – но не просить же при Кате запасные штаны Оксаниного муженька? Пожалуй, это уже выйдет перебор…

Сняв трубку, он кратенько поговорил с Волчком, так, что для постороннего уха беседа осталась совершенно непонятной, включил «Тефаль» и в два счета сварганил приличный кофе. Бросив косой взгляд на Катю, мысленно плюнул, без церемоний вошел в ванную с чашкой и рюмкой коньяка. Оксана, блаженствовавшая в исходившей парком прозрачной воде, без смущения приняла чашку, отпила глоток, блаженно зажмурилась:

– Эдем…

– Я связался с моими волкодавчиками, – сказал Данил. – Скоро здесь будет машина, прикинем, что дальше делать. Одно скажу: ты у меня без охраны по этому городу шляться больше не будешь, пока все не кончится…

– Разве я против? – Оксана смотрела на него снизу вверх покорно и беспомощно. – Ты уж меня, пожалуйста, не бросай, я храбрюсь и хорохорюсь, но страшно до жути…

– Не брошу, – пообещал Данил, проведя кончиками пальцев по ее влажному плечу.

– Я сейчас вылезу, коньячку попьем… Болтавшаяся возле двери в ванную, как челнок, Катя громко произнесла в пространство:

– Интересно, вы оба слышали, что на свете существуют правила приличия?

– Вот странно, – сказал Данил, выходя из ванной и прикрывая за собой дверь. – От кого-то я уже слышал эти термины…

– Боже, видел бы вас Олег…

– А меня нельзя бить, – сказал Данил. – Я Сахарова вживую видел и с самим Гайдаром за одним столом сидел. Стол, правда, был персон на полсотни… Так что нельзя меня бить.

– Да причем тут это… – махнула рукой Катя, бросая в рот очередную сигарету. – Причем тут – бить… Просто человек сидит в тюрьме только за то, что хотел видеть Родину свободной, а вы в это время прожигаете жизнь, как… – Она попыталась подыскать наиболее обидное определение, но так и не придумала.

«Нет у меня времени на развлечения, – подумал Данил. – Заказал бы я Лемке фотомонтаж, где мы с Возняком вместе сочиняем манифест супротив Батьки – ты б, дуреха, передо мной навытяжку встала…»

Вышла Оксана, в длинном, до пола, халате, при каждом движении подчеркивавшем тело так, что любая прозрачная ночнушка проигрывала. «Какая девочка, – подумал Данил, ощущая все ту же тоскливую пустоту. – Боже, какая девочка… Влюбился бы при другом раскладе, голову потерял…»

– Что же с тобой придумать? – Оксана задумчиво воззрилась на него. – Давай какие-нибудь Олеговы брюки приспособим…

Катя демонстративно фыркнула.

– Не надо, – отказался Данил, все же ощущая некоторую неловкость. – Сейчас мои парни подъедут, я просил что-нибудь привезти…

– Он не имеет отношения к органам? – громко спросила Катя, указав на Данила так, словно он был пустым местом.

– Ни малейшего, – сказала Оксана. – Он имеет отношение ко мне, и только лишь. Он вообще из России, в наши игры не запутан…

– А политически вы на чьей стороне?

– Ей-богу, не знаю, Катя, – устало сказал Данил. – Я простой коммерсант и в эти тонкости не лезу.

– Ну, вообще-то, с вами не все еще потеряно… – Катя словно бы подобрела, так, опустилась стрелка на парочку делений. – Оксана, я с тобой хочу серьезно поговорить.

– Только, умоляю, без морали…

– Я не об этом. Пусть Олег разбирается, если только захочет лезть в эту грязь… Оксана, я у тебя вижу одно-единственное ценное качество…

– Интересно, какое? – медоточивым голоском поинтересовалась та.

– С органами ты никак не связана…

– Бог миловал.

– Вот и хорошо. Я просто не знаю сейчас, куда идти… В общем, я тебе оставлю свой архив, – показала она на объемистую хозяйственную сумку. – Там ничего компрометирующего, но для истории сохранить необходимо… Когда-то же будут писать историю борьбы… Даю честное слово, ничего компрометирующего…

– Мы люди недоверчивые, – сказал Данил.

Присел на корточки, расстегнул сумку, покопался: груды вырезок из газет, на русском, на рутенском, на парочке иностранных, ксерокопии каких-то бумаг, фотографии, рукописи, разномастные книжонки… Действительно, хлам.

– Извините, – сказал он, выпрямляясь. – Я человек аполитичный, как уже говорилось, но не хочу, чтобы Оксанку во что-нибудь этакое ненароком впутали…

– Вы это называете «впутали»?

– Ох, не надо дискуссий, – поморщился Данил. – У вас своя жизнь, у нее своя…

– Но ты можешь это сохранить? Оксана?

– Да сохраню, сохраню, – досадливо заверила Оксана. – Что это ты вдруг решила расстаться с бесценными сокровищами?