Одержимость романами - Кейтлин Бараш

или простит тебя, или нет. Ну и что? Твое творчество слишком важно, чтобы позволять кому-либо другому контролировать, о чем и о ком ты пишешь.

P. S. В предвкушении твоего грядущего литературного успеха я отложу повышение уровня морфия.

Ее юмор никогда не был таким мрачным, но сейчас не время гадать, почему.

Отлично понимая, что она предлагает мне сделать, я отгрызаю заусенец, а затем пишу Розмари.

Мне очень понравился твой рассказ. Когда мы можем встретиться для обсуждения?

К кассе подходит парень примерно моего возраста в бейсболке, держа в руках мемуары Мишель Обамы, и это неплохо отвлекает от постоянной проверки смартфона на предмет ответа Розмари. Чек выписан, и я решаю еще больше замаскировать персонажей моей истории, чтобы они могли все отрицать. Семья Калеба станет ирландцами – Уэльс и Ирландию объединяют туманные зеленые холмы и угрюмые болота. Не так уж много придется переписывать.

Я готова защищаться: этот уголок мира необходим для его характера. Он обязан быть родом со скалистого острова, дрейфующего в Северной Атлантике.

После того как моя смена наконец закончилась, я включаю сигнализацию, хватаю пальто и вожусь с ключами, и тут мой телефон пиликает в заднем кармане. На холоде улицы я дышу на ладони и растираю их, а затем проверяю сообщения.

«Ух ты, это было быстро, – написала Розмари. – Спасибо за прочтение и добрые слова. Я очень занята в ближайшие несколько недель – давай я напишу, когда все уляжется?»

Добрые слова? Ее мягкая формальность несколько подозрительна. И что за несколько недель?

Она избегает меня или действительно занята? Первый вариант льстит моему чувству собственной важности, хотя и абсолютно разрушителен по своим последствиям, но после того, как я снова обратилась к «Гуглу» (впервые за несколько недель, смею добавить) и выяснила, что ее имя и должность всплыли в недавнем объявлении о сделке по продаже книги, второй вариант кажется более реалистичным, и все же…

Пытаясь унять свою паранойю по поводу того, не связано ли «тревожное» событие, о котором она написала Калебу, со мной, я загружаю приложение для медитации «Хэдспейс».

Вдох и выдох.

* * *

То, что Розмари «очень занята», мне не нравится. Мы не общались вот уже несколько недель. Недавно я отправила ей понравившееся эссе из журнала «Харперс», но она пока не ответила.

– Черт, в этом году мы припозднились, – говорит Луна, когда мы открываем коробки с открытками ко Дню святого Валентина, чтобы расставить их на стойке к концу смены. – День святого Валентина меньше чем через две недели.

– Кто-то действительно покупает открытки за две недели? – Я изображаю презрение. – Обычно ажиотаж начинается тринадцатого.

– Гетеронормативность наносит ответный удар.

Раньше я всегда старалась игнорировать День святого Валентина, высмеивая его перед всеми, но теперь, когда у меня есть пара, я действительно намерена как-то отметить свой новый статус. В отсутствие шикарного ужина, о котором я, конечно, не прошу и не жду, я с благодарностью приму открытку, цветы, вино и, возможно, шоколад, а также несколько раундов потрясающего секса, во время которого мы вместе посмеемся над тем, как все это глупо. «Но какой прекрасный повод для цветов, шоколада и красного вина!» – легкомысленно скажу я после третьего оргазма подряд.

(Круто, весело и никаких лишних расходов, понятно?)

К концу смены я использую свою скидку сотрудника, чтобы тайком купить четыре открытки с разной степенью сентиментальности – от «Я бы поделился с тобой своим десертом» до «У меня от тебя тахикардия!». В день икс я решу, насколько хочу быть откровенной.

В субботу вечером, за пять дней до Дня святого Валентина (о боже, неужели я теперь так измеряю время?), мы с Калебом смотрим джазовое шоу и играем в бильярд в «Фэт-кэт» с Даниэль и ее новым парнем, одетым в рубашку поло и с прической, напоминающей университетских игроков в лакросс. Это не мой тип (или ее, если уж на то пошло), но я все равно завидую тому, как легко они общаются после всего месяца знакомства – шутки для двоих, взгляды, его рука на ее спине. На публике мы с Калебом все еще как-то отделены друг от друга: взгляды кидаются, но не пересекаются, как будто каждый из нас ждет, что другой сделает первый шаг публично. А что, если причина нашей общей нерешительности и беспокойства заключается в том, что Калеб сомневался в отношении моих чувств к нему, как это делала я? Я ненадолго задумываюсь, может ли это быть причиной. Вообще-то он может быть куда чувствительнее, чем я думала, и улавливать мою тревогу и подозрения.

Когда мы обе с Даниэль были без пары, то любили играть в одну игру: в каждом баре оценивали парочки и пытались угадать, как давно они вместе. Это первое свидание, третье, переспали ли они уже, кто безнадежно влюблен, а кто считает, что это всего лишь интрижка? Клянусь, я никогда не подходила и не спрашивала – конечно, нет, – но внутри мне что-то подсказывало, как на самом деле выглядят влюбленные люди.

Если б незнакомец увидел нас в постели, сжимающих кружки с красным вином, увидел наши ноги, переплетенные под одеялом, увидел, как Калеб нежно поглаживает мою спину раз, другой, после того как мы гасим свет, все было бы по-другому.

Калеб наклоняется над бильярдным столом – лопатки вырисовываются под хлопчатобумажной футболкой – и наклоняет кий. Я аплодирую, когда шары разлетаются.

Теперь моя очередь, и внезапно, вопреки всем законам физики, один из шаров отскакивает от стола и летит в сторону группы явно несовершеннолетних студентов Нью-Йоркского университета, играющих в пинг-понг.

– Хочешь нас убить? – кричит один из парней, прихлебывая пиво и уворачиваясь от удара.

– Извините, – бормочу я, пытаясь забрать шар.

– Мой маленький Терминатор. – Калеб ерошит мои волосы. – Ты худший игрок в бильярд, которого я когда-либо видел.

Застигнутая врасплох внезапной лаской, я приглаживаю волосы и думаю, не начал ли он читать мои мысли.

– Ты прав. – Я указываю в сторону уборной. – Сейчас вернусь.

На хлипкой двери кабинки сломан замок. Чтобы избежать контакта с грязным сиденьем унитаза, я удерживаю задницу в воздухе на несколько дюймов выше, хватаюсь за ручку и подтягиваюсь, чтобы сохранить равновесие, а через щель между дверью и полом мимо меня проносится парад одинаковых туфель на каблуках. Я представляю, что все они одиноки и отчаянно ищут любви, внимания или хотя бы бесплатной выпивки, и не завидую ни одной из них.

Спустив воду, выйдя из кабинки и вымыв руки, остаюсь стоять в тускло освещенном