Место под солнцем (СИ) - Эльберг Анастасия Ильинична

Он до сих пор помнил тот вечер в мельчайших деталях — от одежды, которая была на Насрин, до затопивших его чувств, которые мог бы испытывать маленький мальчик. Наверное, тогда он и вправду превратился в маленького мальчика. Невидимая рука схватила его за шиворот и забросила в далекое детство. Фуад мог поклясться, что услышал голос матери, с которой расстался на пороге приюта. «Я растила тебя целых семь лет, дорогой, и ты должен быть мне благодарен. Обычно от нежеланных детей избавляются еще до того, как они появляются на свет. Я оказала тебе большую услугу, подарив жизнь, но так дальше продолжаться не может. Мне нужно покупать еду. На тебя уходит много денег. Дети — это дорогое удовольствие, которое я не могу себе позволить». Фуаду едва исполнилось семь, и он был слишком мал для того, чтобы понять истинный смысл этого поступка, да и воспоминания о тех днях казались блеклыми, как выцветшая фотография. Единственное, что с тех пор осталось неизменным — его чувства к матери. Он смотрел на нее, красивую рыжеволосую женщину с бархатно-зелеными глазами, и пытался понять, зачем она это сделала. Почему отказалась от собственного сына, как от надоевшего платья или наскучившего подарка очередного поклонника — их у матери были много, и она даже при большом желании не сказала бы, кто одарил ее сынишкой.

За несколько лет, проведенных в приюте, Фуад усвоил массу жизненных уроков. Научился защищать себя, отбирать еду и сладости у тех, кто слабее, выделять из общей массы истинных вожаков и держаться рядом с ними. Но главному его научила мать. Теперь он знал, что все в жизни рано или поздно заканчивается болью. И лучший способ избежать этой боли — опередить соперника. Бросить женщину первым. Первым достать нож, если кто-то тебе перечит. Первым протянуть руку, взять то, что тебе не принадлежит, и приготовиться к борьбе.

Фуад часто размышлял о том, как бы повернулась его жизнь, не познакомься он с Ливием Хиббинсом. А встреча эта была случайностью, и оба могли пройти мимо, даже не обернувшись. Их с Халифом разделяло всего лишь несколько лет, но Фуад безошибочно разглядел в высоком худощавом парне то, что видел в некоторых ребятах из приюта. Даже не разглядел, ощутил кожей. Внешне Ливий походил на смазливую девку, слишком дорого одевался, слишком громко смеялся, слишком много пил и слишком легко увлекался наркотиками, но в нем уже тогда была сила, перед которой все опускали головы. Он одинаково хорошо умел вести переговоры и резать чужие языки. Уступал постель другу, если тому нужно было где-то переночевать, и спал на полу, а то и не спал вовсе. Дарил деньги, а не давал их в долг. И всегда брал ответственность за свои поступки, даже если речь шла о тюрьме.

Порой Халиф вел себя как наглый напыщенный козел, а порой — как избалованный мальчишка, но Фуад был обязан ему многим, если не всем. И однажды он позволил себе мысль, которая несколько лет спустя разрушила все. Чем он хуже Ливия Хиббинса? Почему в нем не чает души Аднан, почему вокруг него всегда самые красивые женщины? Почему каждый мужчина из его «свиты» готов пожертвовать свободой или, если до этого дойдет, жизнью ради короля, а ему досталось позорное второе место? Как-то раз они с Северином крепко выпили, и Фуад, которому спиртное развязало язык, задал приятелю этот вопрос. Змей добродушно рассмеялся. «Глупости, — сказал он. — Это же Ливий. Он всегда первый. Первым приходит на разборку, первым затевает очередное дело, первым переступает порог заведения Брике. Он просто делает то, что хочет. Такие парни нравятся всем, и рано или поздно они становятся первыми, потому что рождены для этого. Я думаю, что ты недостаточно выпил, и на тебя напало философское настроение. Но Змей — хороший хозяин, и он припас для друга еще одну бутылку винца, а?».

У Ливия никогда не было любимчиков — он одинаково ценил всех своих приближенных и начисто забывал о теплых отношениях, когда кто-то совершал ошибку, требующую наказания — но слово «друг» он использовал редко. И, как подозревал Фуад, плохо представлял, что такое дружба. В представлении Халифа она ничем не отличалась от заботы о детях, которые выросли, но так и не научились быть самостоятельными. Он помогал деньгами, мог найти нуждающемуся хорошую работу или устроить отличный брак — именно это он когда-то сделал для Фуада, пусть и не без помощи Аднана, и никто не виноват в том, что финал у истории уродливый. Он умел обеспечивать и окружать заботой, но ставил четкие границы между собой и окружающим миром. Даже о своем прошлом говорил так, будто это случилось не с ним, а с безликим незнакомцем. На редкие вопросы Фуада «что ты при этом чувствовал» Ливий передергивал плечами и холодно отвечал: «Не помню, с тех пор прошла вечность». И каждый такой ответ добавлял миллиметр к разраставшейся между ними пропасти.

Халиф не бросал женщин и друзей первым из страха перед болью. Он изначально не цеплялся за них, расставаясь с такой легкостью, будто они встретились пару часов назад. На языке Фуада Талеба, мальчика, выросшего в приюте, это означало только одно: опасность. Когда-нибудь их дороги разойдутся, но до этого он успеет привязаться к другу и вновь ощутит то, что испытал тогда, в детстве. Проблема была только одна: легкость, с которой Ливий мог бросить самого дорого друга, не только пугала его, но и держала рядом. Порой Фуаду казалось, что без Халифа он не выживет. Что лучше: в одиночку сражаться против жестокого мира, но ни от кого не зависеть, или навечно застрять на месте главного прихвостня короля, делая вид, что ему это место по душе?

— Я предупреждала тебя, — услышал Фуад голос Насрин и вздрогнул, выныривая из воспоминаний. — Я запрещала тебе приближаться к моему дому и к моим детям. Ты хочешь, чтобы я позвонила Аднану и попросила его решить этот вопрос лично?

Он задумался так глубоко, что не обратил внимание на подъехавшую машину. Белая «тойота», двигатель которой до сих пор работал, стояла чуть поодаль, водительская дверь была распахнута настежь. Насрин, одетая в нежно-голубые джинсы и широкую белую блузу, остановилась напротив его автомобиля, загораживая подъездную дорожку. За годы их брака она превратилась из пугливого подростка в красивую женщину, и характер у нее, как выяснилось, не сахар. Аднан часто говорил, что упрямых жен нужно воспитывать, но Фуад не слушал. Он любил ее, а когда ты любишь, ты слеп. Дело не в Насрин. Он сам во всем виноват. Он разрушил их счастье собственными руками.

— Привет. Давно не виделись, ты стала еще красивее.

Под внимательным взглядом женщины Фуад вышел из машины и взял с заднего сиденья кожаный кейс.

— Я скучал, — добавил он.

Насрин скрестила руки на груди и насмешливо подняла бровь.

— Еще что-нибудь важное до того, как я уйду на работу? Ты отнимаешь у меня и у моего сына время, которое мы могли бы провести наедине. Целых полчаса вдвоем.

— Я думал, ты уже вернулась.

— И ухожу снова. У меня две работы. Так оно обычно бывает, когда растишь троих детей, а твой муж пытается себя убить.

— Папа! — радостно воскликнул Самир.

Он бросился к калитке, но Насрин остановила его решительным жестом.

— Иди в дом, дорогой. Я хочу поговорить с папой наедине.

— Но я не видел его так долго… я хочу показать ему воздушного змея!

— Я велела тебе отправляться в дом, Самир. Не смей перечить мне при посторонних. Через час вернется твой брат, и ты покажешь ему все, что душе угодно.

Удар кулаком в солнечное сплетение вряд ли подействовал бы на Фуада так, как это «при посторонних». Мальчик понурил голову и, развернувшись, пошел к дверям дома.

— Он совсем большой. Все дети, которые растут без отца, чертовски быстро становятся взрослыми. Это я знаю по себе.

— Детям нужна мать, — ответила Насрин. — Отец может дать им только деньги, но в современном мире женщины и с этим неплохо справляются. Порой даже лучше мужчин.

— Детям нужен отец, — тихо сказал Фуад.

— Только в том случае, если речь идет о мужчине, которому их мать доверяет.

— Мы говорили об этом тысячу раз. Когда в семье появляются дети, родителей должны переключаться на них и забывать о проблемах в собственных отношениях.