Иван Грозный. Книга 1. Москва в походе - Валентин Костылев

– Не достойно нашу землю грязнить рыцарской дохлятиной, – хмуро произнес он.

Подошедшие к Тольсбургу Куракин и Бутурлин одобрили действия Троекурова.

В ночь на двадцать четвертое июня в священной роще близ замка Тольсбург эсты справляли праздник Лиго-Яна. Празднество справлялось тайно.

Высокого роста, с большой бородой, в железной зубчатой короне, жрец жалобно выкрикивал моления, а вокруг него, кланяясь, хороводом совершали шествие убранные бусами и лентами девушки и юноши. Они размахивали полотенцами и платками, как бы разгоняя злых духов. Тут же, на костре, жарился козел и варилось в чанах пиво.

В недавние времена с копьями и зубастыми псами нападали на молельщиков немцы-католики, ранили людей, разгоняли по лесам. Теперь не меньше приходилось опасаться и немцев, ставших лютеранами. И те и другие навязывали эстам силою свой язык и веру, что не мешало «христовым братьям» на глазах язычников убивать друг друга в спорах о Боге. Вера рыцарей не могла казаться эстам справедливой. Слишком много крови пролили в былые времена ливонские рыцари, обращая эстов силою в католичество, а после не меньше было пролито крови при обращении католиков в лютеранство.

Накануне праздника Лиго-Яна из Риги пришло воззвание духовенства: «Любезные эстонцы! Наш псаломник составляет великое богатство и драгоценное сокровище! Научайте и вразумляйте друг друга этими псалмами, хвалебными и духовными песнями! Приятно воспевайте Господа в сердцах ваших!»

Эстонские старшины изорвали воззвание и прокляли того, кто написал его.

Воскресли теперь снова тяжелые воспоминания о том, как немецкие завоеватели в древности отняли у эстов землю, покой и свободу. Ведь даже и теперь без разрешения помещика, у которого живешь, нельзя вступать в брак, а за побег из поместья отсекают ногу. И недаром приезжие чужеземцы говорят, что «во всем мире, даже между язычниками и варварами, не встречается таких жестоких и бесчеловечных угнетателей, как лифляндские землевладельцы».

У архиепископа хватило совести рассылать Лютеровы псаломники и называть эстов «любезными». Кто еще ему поверит?

В этот год крестьяне ближних к Тольсбургу деревень тайно справляли свой старинный праздник с большей смелостью, нежели прошлый год. Их радовало, что рыцари терпят поражение от московских войск. Небывалое дело: многие мужчины взяли с собой в лес на моление луки, стрелы, дубины и сабли. На случай, если кто-либо из властей нападет на мольбище.

В то самое время, когда жрец поднял руки к небу, произнося заклинания «величайшему из Богов» – Юмала, поблизости послышался конский топот.

Моление было приостановлено. Топот становился все ближе и ближе. Молельщики быстро попрятались за деревья и в кустарники.

На поляну выехало трое верховых, сопровождавших повозку, запряженную парой сильных коней.

Крестьяне узнали одного всадника – то был сам фогт фон Колленбах. Ясно, что «храбрец» бежит из замка, устрашаясь московского войска. Десятки стрел пущены в сторону всадников. Двое упали, фогту удалось ускакать по дороге в сторону города Ревеля.

Толпа поселян выбежала из засады и окружила повозку, в которой сидела связанная по рукам и ногам женщина. Рядом с ней старик.

Когда женщину развязали, она стала говорить что-то очень непонятное. Она плохо выговаривала немецкие слова, пересыпая их какими-то другими, чужеземными словами. Все же в конце концов выяснилось, что она русская и что ее Колленбах держал в темнице.

Крестьяне дали ей отведать своего пива и отправили ее в ближнюю деревню.

Вскоре послышались совсем близко пушечные выстрелы. Эсты, насторожившись, прислушались. Казалось, сами листья на деревьях затрепетали, пришли в беспокойство...

Из уст в уста передавалось слово «Москва».

На измученном лице девушки появилась улыбка.

Раненых рыцарей подобрали и положили в повозку, которую и повернули обратно к Тольсбургу.

Море в лучах летнего солнца очаровало Герасима своим простором, ослепительным сверканием пенящихся волн.

С чувством победителя Герасим следил, как его Гедеон входит по песчаному дну в море, как волны бегут навстречу ему, как свертываются в клубок изумрудные гребни на песке и, пенясь, убегают опять на простор. Тихий шелест волн навевал мысли о красоте и правде, – и то и другое наполняет жизнь, но так же, как трудно поймать жар-птицу, так трудно на земле добиться и жизни прекрасной, правдивой... одно радует, что когда-нибудь она будет, что можно поймать эту волшебную жар-птицу... Иначе зачем жить?..

С громкими восклицаниями шумной толпой прискакали к морю ертоульные, объезжавшие окрестности замка Тольсбург.

От них Герасим узнал, что в замке Троекуров творит суд и расправу над захваченными в плен немцами. Другие воеводы устанавливают порядок в городе и замке.

Воеводы выслали к морю телегу с бочонком. Приказ: наполнить его морской водой для отсылки в Москву, в подарок царю. Ратники и даточные люди с деловым видом старательно черпали ковшами воду, войдя по пояс в море и передавая ковши от одного к другому.

– Буде! Полно! – крикнул стрелецкий сотник с телеги, заглядывая в бочонок.

Тут же плотники законопатили бочку, окутали ее кошмой и кожей, одели железными обручами и в сопровождении вооруженных стрельцов повезли в стан к воеводам. Пушечная стрельба в окрестностях стихла. На цитадели развевался русский флаг.

– Ого! – покосившись в сторону замка, усмехнулся один из воинов.

– Ждали дядю Макара, а пришел Спиридон.

– Ждала сова галку, а выждала палку... Тому так и быть должно. Немцы подмоги ждали, а подмога подмокла... И что это за люди, эти лыцари? Горды, задорны, а сами никуды! Чудно́!

– И царство-то все их чудно́е – о семи дворах, восемь улиц, и все дворы в разные стороны глядят.

– На кой бес камня столь накладено, коли храбрецами себя почитают.

– Немец завсегда прятаться любит. Его такая доля – сидеть в сундуке.

Когда воеводы принимали поклон горожан Тольсбурга, к шатру подвезли бочку с морской водой.

Герасим побежал в замок. Ему указали дом фогта. Он обошел все комнаты, обшарил там все уголки, но и здесь не нашел Параши.

Опять встретился ему в воротах замка тот самый рыбак, которого он водил к воеводам. Герасим спросил, не знает ли он чего о пленнице Колленбаха, о русской девушке.

Рыбак весело рассмеялся:

– У нас у каждого рыцаря по нескольку ворованных девок... А у старого грешника, у Колленбаха, и вовсе... Так и гоняется за ними, словно кобель. Никакого удержу на него нет. Может, была у него и такая, да ведь от нас все это скрыто... У них напоказ только кресты, а худое бережется в тайне.

Так ничего и не узнал Герасим.

Вечерняя заря пришла тихая, величественная. Солнце садилось в море, большое, яркое-красное. Башни замка, освещенные лучами заката, казались раскаленными, огненными; на самом же деле там было сыро и прохладно.

Бродивший до самой ночи по замку Герасим озяб. Его начинало трясти, не то от прохлады и сырости, не то от великой тоски.

На другой день часть русского войска двинулась назад, к югу от морского берега, к замку Везенберг, стоявшему недалеко от Тольсбурга.

Свирепый фогт фон Анстерит уполз из замка, словно таракан, в своей рыжей, крытой кожею повозке. За ним, напуганные баснями о жестокостях московитов, ославленных людоедами, ушли почти все жители города. Замок Везенберг опустел. Когда убегавших обывателей спрашивали, куда они уходят, они отвечали: «В Германию!» Некоторые даже не побоялись угрожать, что-де за них заступится германский император «и отнимет опять у Москвы крепость». Ратники с удивлением слушали их речи.

– Набрехали вам ваши Господа. Не токмо детей, мы и рыбу-то лишь два раза в неделю едим. Грех! Бог накажет!

Утром к шатру воевод приблизилась толпа крестьян.

Толмач перевел челобитье эстов. Они сказали, что с ними пришла русская девушка, отнятая ими в лесу у бежавших рыцарей.

Воеводы просили привести ее в лагерь.

– Она здесь! – низко поклонился старый эст.

Из толпы вышла Параша, бледная, еле державшаяся на ногах.

Крестьяне были обласканы воеводами. Куракин обещал приехать к ним в гости в деревню. Им выдали хлеба, мяса, зерна и вина.

Довольные встречей с воеводами, крестьяне пожаловались, что в Эстонии нет железа, чтобы делать топоры, крючья, косы, мечи. Воеводы велели дать крестьянам не только железо, но и оружие: бердыши, мечи, рогатины.

Воеводы расспросили Парашу, как она попала в Тольсбург. Девушка рассказала обо всем, что с ней было, показала свою спину, руки со следами плетей, полученных за то, что она не хотела изменить своей вере.

Герасим объезжал взморье, поглядывал, не появятся ли неприятельские корабли вблизи лагеря. На побережье было тихо. Невольно залюбуешься восходом солнца, хотя на сердце тяжелый камень. Алые косы зари разметались над лесом, будя самые дорогие воспоминания.