Преисподняя XXI века - Джуниус Подраг

Навстречу попалась женщина, ехавшая на верблюде.

— Из зоопарка, — пояснил водитель. — Когда начались проблемы с водой, животных поить стало нечем: которые передохли, которые разбежались. А верблюды пригодились.

Каден не думала, что у верблюдов есть иммунитет к заразе, — стало быть, женщина имела доступ к питьевой воде. Может быть, она принадлежала к числу «водных фермеров», контролировавших источник воды… с помощью огнестрельного оружия. Ну а поскольку бензин в Зоне был даже большим дефицитом, чем питьевая вода, верблюд для «водного фермера» являлся весьма ценным приобретением.

Билли Кид и Кит Карсон[32] тоже вписались бы в ситуацию в нынешнем Санта-Фе наилучшим образом. Между а-рабами тут и там попадались мужчины и женщины, одетые в стиле Дикого Запада и открыто носившие оружие. Предпочтение они отдавали длинноствольным шестизарядным револьверам, потому что, как объяснил водитель, «в такой пыльной атмосфере автоматические пистолеты ненадежны».

«Сухая гниль», — подумала Монтес, глядя на людей. Обитатели Зоны показались ей хрупкими, готовыми рассыпаться в пыль, как заброшенные дома в призрачном городе Старого Запада.

У всех, кого она видела, за исключением представителей силовых структур Управления, была пергаментная кожа и ни единой унции жира. Эта стадия обезвоживания превосходила даже то, что привыкшие к жаре и жажде техасские ковбои называли «сплевывать хлопком». Они были иссушены и снаружи, и изнутри.

— Су-мас-шест-вие, су-мас-шест-вие, — промурлыкал водитель строчку из популярной песенки. Все это и вправду походило на сумасшествие. Другое дело, что сойти с ума было бы для многих, пожалуй, благом. Люди, пытавшиеся мыслить рационально, лишь усложняли свою недолгую жизнь и ускоряли встречу с неизбежным концом, в отличие от безумцев, утративших связь с реальностью.

Каден любила Санта-Фе — во всяком случае, тот город, какой она знала в старые времена. «Старые времена» — так теперь с полным правом можно было говорить о ее последнем визите сюда, состоявшемся всего-то несколько лет назад. Расположенный на высоте почти семи тысяч футов над уровнем моря, город лежал у подножия Sangre de Cristo, Крови Христовой, горного кряжа, чьи пики вздымались на высоту двенадцати тысяч футов. Здесь всегда был сухой, чистый воздух горного плато с легким ароматом чаппараля[33]. Ей вспомнился Таос, всегда наводненное туристами поселение художников с расположенными выше в горах превосходными лыжными трассами, естественное продолжение так нравившегося ей города. Который под именем Villa Real de la Santa Fe de San Francisco de Asis — Королевское Поселение Святой Веры Святого Франциска Ассизского — был основан четыреста лет назад на месте куда более древнего пуэбло индейцев тива. Помимо того что здесь обитали духи коренных американцев Каменного века, Санта-Фе, как и Седона, привлекал художников, писателей, гуру, искателей энергии «Нового Века», а также богачей, бежавших с охваченного насилием Ближнего Востока и желавших поселиться в знакомом климате Солнечного пояса[34]. Впрочем, провести остаток дней в Солнечном поясе были не прочь и многие из тех, кого утомила напряженная жизнь мегаполисов Америки.

За этот город разворачивались ожесточенные сражения между индейцами, испанцами, янки, конфедератами, а в недавнем прошлом еще и между наводнившими его строителями и торговцами недвижимостью.

«Деловой центр» — это, пожалуй, все, что осталось от когда-то занимавшей обширную территорию столицы штата. Самовольные поселенцы, захватившие и удерживавшие столько жилой площади, сколько могли защитить от посягательств таких же, как они, обитали в помещениях бывших ювелирных мастерских и художественных галерей. Осколки выбитых стекол и обломки мебели, выброшенной на улицы в ходе стихийных волнений, охвативших город в начале кризиса, по большей части так и валялись на тротуарах и мостовой.

Как и повсюду в Зоне, скудные жизненные ресурсы поставлялись в город из северных штатов караванами грузовиков и цистерн под конвоем вооруженной охраны, и прекращение этого снабжения означало бы окончательную гибель Санта-Фе. И всех его жителей.

«Главная улица» представляла собой торговый квартал в стиле ближневосточного базара, но с дополнительными штрихами в духе фильма «Бегущий по лезвию»[35] — тут можно было купить что угодно, от нацистских кинжалов в лавке военной атрибутики до вяленого мяса тюленей и жестянок с водой, захваченных при разграблении караванов. Тут даже имелся старинный автомат для мороженого, выдававший сладкие рожки. Надпись, сделанная от руки, гласила, что при производстве используется вода из частного источника.

— Черт их знает, откуда они берут воду и что у них за мороженое, — буркнул водитель.

Однако люди мороженое покупали: жизнь в Зоне вообще была проникнута фатализмом. Фактически всем этим людям уже был вынесен смертный приговор, и его исполнение было лишь делом времени. А покупка рожка мороженого, пусть тот и мог оказаться зараженным, позволяла хоть ненадолго избавиться от мучительной сухости во рту, того самого «хлопка». В конце концов, каждый здесь знал, что единственный способ гарантированно не заразиться — не употреблять жидкостей и пищи, кроме тех, что прибыли с севера в опечатанных контейнерах. Но этого правила практически никто не придерживался.

По оценкам Монтес, каждый третий или четвертый человек на улице имел симптомы заражения. На ранних стадиях недуга усиливалась жажда и появлялся яркий розовый румянец, так что казалось, будто кожа «светится». Через несколько месяцев цвет менялся на красный… а жажда становилась нестерпимой. Затем поражение распространялось на нервную систему, ухудшая координацию движений. В годы детства Каден, когда мир еще не был столь политкорректным, людей, страдавших заболеваниями, связанными с потерей двигательной координации, вроде церебрального паралича, называли «инвалидами». В большом мире это слово почти вышло из употребления, а вот в Зоне опять вошло в обиход. Стадия «инвалидности» продолжалась несколько месяцев, после чего больной переходил в состояние, которое Раймонд Чандлер называл вечным сном[36].

«Господи, помилуй всех нас», — подумала Каден, заметив «старуху», которая по возрасту была моложе ее, но едва тащилась по улице, используя для опоры тележку для покупок.

Слово «инвалид» Монтес помнила с детства: ее мать называла так всякого, физически или психически ущербного. «Какими странными дорогами ведет нас судьба», — подумалось ей. До сих пор Каден удавалось счастливо избегать «свечения» — благодаря Коджи Оба, снабжавшему водой ее и «лягушек».