Последний торпедоносец - Александр Мартвнов

Его слушали молча. И Игорь лишь стиснул зубы, когда Денис допевал:

… Этот взгляд — словно высший судДля ребят, что сейчас растут!И мальчишкам нельзяНи предать, ни обмануть,ни с пути свернуть…

— Это отец у него в доме нашёл, — сказала Танька, поглядев на остальных своими странножутковатыми глазами. — И говорит: "Денису вашему отдай.»

Она тряхнула руками и с силой растянула на них большое полотнище военноморского флага. Старого флага: с синей полосой внизу, звездой, серпом и молотом. Флаг был со складками от долгого лежания.

— Ему не нравился наш флаг, — сказал Денис и вздохнул. — Свастика не нравилась, это и понятно… — он принял из рук Таньки старый шёлк. — Что с ним делать? Это же… тоже боевой. Не на стенку же.

За накрытым в эллинге столом воцарилась угрюмая тишина. Денис раскинул флаг по спинке дивана, сел рядом. Потом вдруг ожесточённо сказал:

— Я ненавижу слово «был»! Это так Розенбаум поёт. Я ненавижу слово «был», честное слово. Был дед Трофим. Был Советский Союз. Был Черноморский флот. Была наша победа. А что есть? Что есть, ребята?!

— Память, — сказал Сенька. Денис дёрнул углом рта, поглаживая флаг:

— Память… Утешил. По праздникам, или когда кто-то уходит… насовсем.

— Не расклеивайся… — Сенька покосился на девчонок… капитан.

"Да знают они!" — захотелось крикнуть Игорю. Но он не крикнул. Ещё ему захотелось драться. И в этом ожесточении он внезапно понял, что надо делать.

В ночи эллинг казался незнакомым и жутковатым, если честно. По углам шеве

лились разные жутики, которые отскакивали от луча фонарика и снова начинали копиться за спиной. Смешно было бояться темноты после всего, что с ним было на этих каникулах, но Игорь боялся и ничего с собой не мог поделать.

Флаг лежал там же. На диване. Когда Игорь коснулся его, то отчётливо ощутил: в эллинге есть люди. Ощущение было таким внезапным, что спина взмокла, а ноги подогнулись.

Игорь обернулся — быстро, чтобы страх его не убил.

Никого. Только плавно разошлась в стороны темнота… нет, не темнота. Игорь почти увидел людей — они стояли двумя шеренгами, образуя коридор. Игорь не видел лиц, но различал гюйсы и полоски тельников. В следующий миг видение пропало. Но с ним пропал и страх. Люди изгнали его прочь.

— Я возьму? — тихо спросил Игорь, складывая флаг. — Я… мне на дело. На хорошее дело. Честно.

Темнота молчала ободряюще.

К подножью Мечкамня Игорь пришёл около двух ночи. Скала — молчаливая и грозная — в самом деле казалась мечом, проросшим из этой древней земли. В ней таилась… нет, не угроза. Скорее холодная насмешка: ну что, букашка? Я видела и не таких, как ты. Греки в гребнястых шлемах шли этими берегами. Были тут белокурые свирепые готы. Пришли и ушли русы. Нахлынули полчища османов. И снова вернулись русские. А я стояла, глядя на их суету. И буду стоять, когда вас не станет.

— Посмотрим, — процедил Игорь. Поправил укладку за плечами.

И звякнул карабинами(1)…

… На трети подъёма Игорь понял, что попал.

Он приник к скале, которую не могли покорить — Наташка говорила — лучшие альпинисты. Пот заливал глаза, драл кожу по всему телу. Руки и ноги дрожали.

Игорь прислонился горящей щекой к прохладной скале. Вниз? Да, вниз. Осторожно — вниз, по проторённой дороге. Он ещё успеет вернуть флаг в эллинг.

— Чёрта с два, — процедил он, поднимая лицо. И увидел перед самыми глазами глубоко врезанные в скалу знаки, выписанные алой и чёрной краской. А может… может, просто кровью и сажей?

Скруглённая свастика и два значка — похожий на наконечник стрелы и тот, который носили на мундирах ЭсЭсовцы.

Знаки справа не были ему знакомы(2). Но что-то такое шевельнулось внутри. Как будто — чуть выше — прижимался к скале отчаянный мальчишка с яркими глазами и копной соломенных волос — тот, кто лез на эту скалу в незапамятные времена: доказывать храбрость, встречать рассвет или просто чтобы показать: я могу! И сейчас он обернулся, протянул вниз руку и со смехом сказал: " Лофа, маттахарья! Фрамфрам!"(3)

Игорь почти услышал эти слова. Стиснул зубы. И… понял, куда надо встать, чтобы продолжить подъём…

1. Имеется в виду делать альпинистского снаряжения.

2. Руны «тиваз» (руна бога побед Тива) и «совило» (руна Солнца). Готы, жившие в Крыму, были уже христианами, но широко пользовались "наследием предков".

3. Руку, воин! Вперёд-вперёд! (готск)

Когда Игорь — почти бездыханный и ослепший от напряжения — ввалился на верх Мечкамня, солнце начинало подниматься над морем.

Узкая — метра три в диаметре — площадка продувалась ветром. Он был ощутимым и сильным. Игорь, забросив разбитую руку за спину, вытащил шест. Закрепил на заранее приготовленных скрепах знамя. Поднял его в руках. Ветер качнул мальчишку, рванул из рук знамя, но Игорь устоял, а знамя — развернулось и затрепетало.

С резким выдохом Игорь всадил шест — на четверть длины — в щель на самом краю скалы. И обернулся, чтобы присесть и перевести дух. В нём сейчас не было ни гордости, ни радости. Он просто сделал то, что должен был сделать.

Должен. А за это мужчины не ждут наград.

Перед Игорем был скальный выступ… а на нём белели невесть когда выбитые в камне строчки. Он смотрел на них и не верил своим глазам… Ушла боль в мышцах. Мыслей в голове не было, кроме одной — чудеса бывают.

1831 годъ Р. Х.

Кубанскi пластуны: Эсоулъ?ома Провъ Колывановъ

Казакъ Грегорий Иванов Колесниковъ

Казакъ Иван Богданов Бахмачъ

Казакъ?еодор?еодоров Губинъ

Турештiну отсуль вiднять!

Всё ещё неверяще Игорь коснулся ладонью камня. И прочёл:

— Есаул… Фома… Пров… Колыванов… Колыванов… — повторил он и прочёл дальше: — Колесников, Бахмач, Губин… ребята… ЭТО ВЫ?!

Что-то случилось с глазами — строчки на миг расплылись. А когда Игорь поднял голову — на краю скалы стояли люди. В ряд, обнявшись — молодые, белозубые, лихие, в драных черкесках и разбитых мягких сапогах, в мохнатых папахах на затылок, Из-под которых вились чубы. И, смеясь, смотрели на юг. Восходящее солнце блестело на газырях и обкладке оружия.

Игорь моргнул снова. Видение пропало. Но Игорь, встав, подошёл к краю скалы и взялся за флагшток, слыша, как шумит полотнище.

Солнце всходило. В ущельях и распадках ещё лежала тьма, но и её уже пронзали огненные пики, и она сжималась, уползала, втягивалась в щели и норы. На юг над морем шли гряды лёгких облаков, косматых, как бурки, как гривы коней. Миру не было ни конца, ни края. Миру русского солнца, русского неба, русского моря и русской земли…