От Балаклавы к Инкерману - Сергей Ченнык

Заехав левым плечом, они пошли на рысях вдоль порядков русской пехоты. При этом один из батальонов Одесского полка открыл по ним огонь. Ошибка стоила уланам 2 лошадей и 3 человек. Одессцы объясняли это цветом лошадей улан, позволившим им принять их за англичан. Но случившееся не катастрофа. «Дружественный огонь» был, есть и останется столько, сколько мир будет периодически устраивать войны.

Липранди принял правильное решение. Лучшее, что можно было предпринять в столь ограниченное время. Если бы не бессмысленное метание бригады Рыжова, можно назвать его как идеальной тактической западней. Недаром упомянутый генерал потом оправдывал свои действия неким заманиванием неприятеля в нее.

Педжет характеризует ситуацию как полное отсутствие опасности с тыла, так как никто не преследовал и не пытался преследовать англичан, и смертельную опасность с фронта, которую представляли для них, занявшие позицию в отлично выбранном месте “ Teropkine”. Так он именует русских улан.{903}

Дойдя до дороги, ведущей к Трактирному мосту, уланы развернулись из колонн в линию и через считанные секунды столкнулись с британцами. Только оказался это не рассеянный и измотанный враг, а вполне сохранившие порядок эскадроны.

Это о той стычке говорил Энгельс, упомянув, что английская кавалерия «…уже поворачивала обратно, как вдруг русские уланы атаковали ее с фланга. Они только что подошли и сразу напали на утомленную британскую конницу. На этот раз, несмотря на частичные успехи англичанам, пришлось отступить и русские совершенно разбили их…».{904}

Британцы любят подчеркивать организованность своего отступления. Пожалуй, позволю себе не согласиться с этим, пусть даже рискуя в очередной раз навлечь на себя гнев фанатов английской версии сражения, которые приведут как контраргумент слова Корибут-Кубитовича: «Нужно отдать справедливость англичанам: они представляли верх совершенства в этом отношении и шли на рысях в порядке, как научении».{905}

Но ведь и Рыжов, и Кожухов пишут о страшной неразберихе, где перемешались русские и англичане, превратившейся в хаос? Ни о каком сохранении порядка говорить уже не приходилось: каждый дрался сам за себя и стремился к единственной цели: выжить и вырваться. Они совершенно правы. Преследуя гусар и казаков, 4-й, 11-й, 13-й и 17-й полки распались на мелкие группы и не могли даже близко походить на те красивые линии, в которых начинали атаку.

Точно так же прав и Кубитович. Просто он видел других англичан. Образцово маневрировавший отряд, который атаковали уланы, мог быть только относительно пострадавшим 8-м гусарским полком, который полковник Шуэлл вел в третьей линии.

Эта линия получилась случайно. Полк сильно отстал от второй линии. Шуэлл и майор де Салис в дыму постоянно теряли направление и потому не переводили эскадроны на галоп, стараясь держаться за бывшие перед ними 13-й и 17-й полки. Когда видимость совершенно ухудшилась, перед ними оказался своим правым флангом 4-й полк Педжета. Шуэлл, посчитав по идентичности униформы, что это 13-й полк, решил, что слишком сократил дистанцию, и еще больше замедлил движение своих людей, стараясь одновременно сохранять строй, отстав от основных сил бригады почти на 400 м.

Потеряв много людей от огня артиллерии, гусары «нырнули» в пыль и дым перед батареей и выскочили из него в тот момент, когда уланы Еропкина только подходили к намеченному месту, которому отводилась роль эшафота для попавшей в западню Легкой бригады.

Калторп говорит, что 8-й гусарский проскочил батарею или то, что там оставалось, пронесся дальше и поняв, что перед ними разверзлась, как написал позднее Тениссон, «пасть дьявола», развернулся, сметая все и всех на своем пути, и в порядке рванул назад.

Трудно сказать, кого они «смели», вероятно, лишь одиночных казаков и гусар, имевших несчастье оказаться на их пути. Красиво сделав разворот, гусары Шуэлла унеслись обратно в дым,{906} вызвав известный всем восторг Корибут-Кубитовича.

По пути к 8-му полку присоединилось несколько кавалеристов из других полков, в том числе в прошлом «герой-любовник», суперзвезда английской театральной сцены, а ныне рядовой кавалерии Вильям Пеннингтон, написавший позднее отцу о происходившем с ним в этот день: «… Доблестное сражение нашей кавалерии в Балаклаве было безумием. Ты увидишь, как газеты будут писать о нем, назовут его словами «сражение пушек на передовой». Мы двигались галопом к этим пушкам через шрапнель и картечь на обоих флангах, и пехота тоже бежала за нами под этим сплошным огнем. Падали и гибли лошади и люди, но это не могло остановить нашего стремительного натиска. Все русские артиллеристы были зарублены — и мы завладели пушками. Но без поддержки нам их было не удержать. Этот бой с русской пехотой и кавалерией и это отчаяние, с которым наши парни переживали сложившееся положение — все это нельзя назвать просто отступлением. А что касается меня, то я недотянул до пушек на переднем крае, крупная картечь попала в мой кивер, пробив его в двух дюймах от головы, другая попала в ногу, а следующая — в голову лошади (прекрасная черная кобыла). Тут я был уже, так сказать, на милости их казаков. Демоны не дают тебе покоя, если ты не в седле. В этот момент я увидел, как приближается 8-й гусарский полк с лошадью без всадника. Вскочив на нее, я как со своим собственным полком ринулся в атаку. Но ситуация все ухудшалась, нам пришлось развернуться — сильная вражеская кавалерия зашла в тыл, отрезая путь к отступлению. Пробиться — теперь это был вопрос жизни и смерти для оставшейся горстки людей. Мы бросились, ломились через них, на место одного человека вставал другой».{907}

По схеме Смита уланы дважды сталкивались с англичанами. Но второй раз дело до сильной схватки не доходило. Когда 8-й гусарский, описав дугу (как раз тот самый красивый разворот, который увидел Корибут-Кубитович), прошел через пустую позицию 1-го дивизиона Донской батареи, русские практически не трогали британцев.{908}

Столкновение с уланами Еропкина было молниеносным. Майор Тиньков, командир дивизиона, оставшийся старшим в полку, замещая отозванного к Липранди Еропкина, выбрал место, где уланы спокойно дожидались отступающую английскую кавалерию. 1-й эскадрон ротмистра Вержбицкого, повернув направо, а потом во фронт, первым бросился на англичан, внезапно выросших перед ними.{909}

Похоже, уланы встретили англичан залпом из карабинов, получив который в упор, последние решили судьбу не испытывать. Две пули в грудь получил лейтенант Фитцгиббон, родственник бывшего вице-канцлера Ирландии.

Тело этого ирландского офицера так и не будет найдено. Вокруг его судьбы ходила масса слухов и легенд. По одной из них, которую Киплинг обрисовал в своей поэме «Человек, который был», он остался в российском плену, но в 1870 г. был в Индии, где посетил свой полк. Статуя Фитцгиббона в униформе 8-го полка долгое время стояла на мосту в Лимерике, пока в силу различных причин ее не убрали.

Отбив Шуэлла, эскадроны Еропкина выстроились в линию возле дороги, ведущей на Мекензиевы горы, считая, что с неприятелем покончено. Успокоились они рано. Вскоре, вся в клубах пыли, показалась новая группа кавалерии, которую уланы посчитали за возвращавшихся на место гусар Рыжова.{910} Через мгновение стало ясно, что это рвущиеся к своим остатки английской бригады.

Самого Еропкина в это время при полку не было. Так получилось, что он подъехал к уланам, когда его подчиненные уже «гоняли зайцев» по долине, чем объясняется его сравнительно легкая стычка с несколькими британскими кавалеристами. Возможно, отсутствие командира полка и разрозненные действия эскадронов и помогли самоорганизовавшейся части англичан уйти целыми из суровой переделки.

Чтобы «скрасить» прокол, родилась легенда о могучем кулаке и сбитых им с седла английских драгунах. История о боксерском поединке Еропкина происходит из воспоминаний Дена, который за несколько дней до событий встретил полковника и обратил внимание, что тот не носит саблю, на что последний ответил: «…На что мне сабля? Пусть наскочет, я и без оружия приму как следует», показав при этом свой огромный кулак. Все, что было потом, уже из серии «…через две недели мне рассказали».{911}

Уходила уже не бригада, и даже не ее полки. Спасали жизнь ее остатки. Кого-то смогли собрать офицеры, не потерявшие голову и думавшие не только о том, как выжить самим, но и как вывести своих солдат. Например, храбрый полковник Педжет, который, сумев сплотить вокруг себя своих солдат, а заодно и людей из других полков, повел их на прорыв из смертельной ловушки. Кто-то прорывался сам или соединившись с товарищами. Хемли говорит, что англичане выходили в основном небольшими группами по два-три человека, многие из которых объединялись, чтобы вывезти раненного товарища.{912}