Где ты, маленький "Птиль" - Сергей Вольф

— Да, так уж вышло, я сбежал от него, — сказал я.

— А мы думали, что вы прилетите оба, — сказал второй (прорвался, значит, гад, или по нему не велено было стрелять повстанцам). — Сбегать от него вам не было смысла, — закончил он. — Ваш выстрел мы слышали, и он нас насторожил.

— Это как же не было смысла? Когда началась война, уль Орик посчитал правильным изолировать нас, землян, от опасности и отвез к моро. А этот ваш а, Урк украл меня. Силой затащил в винтокрыл. Это не к добру. Я и драпанул…

— А кто стрелял в а, Грипа? — спросили они.

— Понятия не имею. На рыбалке я был один, но со слов моро, где-то рядом были повстанцы. Наверное, повстанцы возле Калихара, когда а, Урк угнал винтокрыл, сообщили своим, а те…

— Зря вы убежали от а, Урка. Лес — дело нешуточное.

— Да я испугался! Хватает, бьет, тащит, чего ему надо?! Он же драпанул в Тарнфил, нас могли бы и сбить над городом.

— Да что мы стоим? — сказал второй. — Пошли. Пора вам, уль Митя, обсушиться, поесть.

Дальше разговор шел уже на ходу. «Знают они или нет от а, Урка об Орике?» — думал я, шагая с ними рядом.

— Чего же вы двинули в Тарнфил, в самый огонь, уль Митя?

— Да я удрал от него прошлой ночью, по расчету мы были близко от Тарнфила. Куда же мне было идти? Обратно?

— Да, это нелепо, — сказал первый. — А где вы ночевали?

— Я? На дереве. В ветках. Подвязался веревкой и спал.

— Уму непостижимо — провести ночь в лесу на дереве!

— Вы меня выследили? — улыбаясь, спросил я.

— Нет, просто увидели издалека. Да и выстрел был.

— Ваши рядом?

— В километре отсюда.

— А вы гуляли?

— Мы — офицеры, — сказал второй, потом добавил: — Ясно, почему вы шли к городу, ну, а здесь-то что бы вы предприняли — не встреть вы нас?

— Неужели вы думаете, что мой отец усидел на месте, узнав от повстанцев, что меня увез а, Урк? На своей машине он наверняка маханул в Тарнфил. Я должен как-то его найти.

Дальше мы медленно шли молча, а я размышлял, верно — не верно, — не знаю. А,Урк, потеряв меня, наверное, смолчал. Обо всем по телеку сообщили повстанцы. Но не рассказал ли а, Урк сгоряча об Орике?! Или сам а, Урк должен прятаться, если я, не дай бог, погиб в лесу? Ему ведь никто из высоких чинов не поручал уворовывать меня. Это была его некоторая вольность.

— Извините, — сказал я. — Может быть, это заденет вашу честь, но я хотел спросить у вас, это важно для меня.

— Мы слушаем вас, уль Митя, — сказал первый.

— Еще раз простите. Как складывается борьба? — спросил я. — А потому: каково ваше положение в лесу? Вы, извините, проиграли и отступили? Или ваш отряд цел и ждет команды? Вы намерены уходить в леса или идти на Тарнфил?

— Ну… это же дела военные, тайна!

— Ну, разумеется, — сказал я. — Тайна! Особенно важная для меня, так как я лазутчик повстанцев. Все гораздо проще. Если вы уйдете в леса, то мне как-то смешно идти обратно. Если в бой, то как мне быть? Я как раз собирался избежать боя.

— Резонно, — сказал второй. — Положение в Тарнфиле мы тем не менее сообщать вам не будем. Но в лес мы не уйдем. Мы ждем сигнала к бою.

— И возьмете меня с собой?

— А вы хотите пострелять вместе с нами?

— Воюете вы, а мы гости всей Политории, не так ли? Да есть, простите, причина и поважней.

— Какая же, если не секрет?

— Мне моя мама уши надерет, если узнает, что я рисковал жизнью, не подумав о ней.

Оба они рассмеялись, и, честное слово, хотя они были сторонниками квистора, выглядели они оба довольно симпатичными.

— А что уль Орик? — спросил я. — Он закинул нас к моро и улетел в Тарнфил. Как он?

— Ходят слухи, что он перешел к повстанцам, хотя те объявили, что взяли его и его дочь заложниками.

— Ну да?! — я изобразил сомнение. — К повстанцам?!

— Он член оппозиции, и это было бы логично с его стороны. Кто-то, может, и огорчен этим, но не удивлен.

— Как и другими сходными случаями? — спросил я.

— Ого! — сказал второй. — Вы глубоко копаете.

— Ничуть, — сказал я. — Я тоже смотрел телек. Многие перешли на сторону повстанцев, в том числе и военные.

— А,Урк потерял в лесу не лазутчика, — сказал второй первому. — Он потерял агитатора. Да, Реет?

— Похоже, Митар, — сказал Реет. — Да, уль Митя, мы вам не представились: Реет… Митар.

Я поклонился.

— Я не агитатор, — сказал я. — Как вы знаете, я еще учусь в школе, но так уж вышло, что мы с папой попали в такую ситуацию, что многого понаслушались и понагляделись.

— Вот как? — сказал Реет.

— И убейте меня на месте, если вы по характеру и даже облику чуточку не напоминаете мне повстанцев.

Реет и Митар расхохотались, а Митар сказал:

— Как же быть с вами-то, уль Митя?

Я пожал плечами и вдруг спросил:

— А что слышно про Пилли, если вы знаете, о ком я говорю?

— Знаю. Я знаю, — сказал Реет. — Мы даже дружили когда-то. Вчера ее видели среди повстанцев. В одежде медсестры.

— Вот это да! — сказал я бойко. — Не ожидал!

— Все возможно, — сказал Реет. — Между нами говоря, мой большой друг давно стал повстанцем — капитан Рольт.

— Капитан Рольт?! — воскликнул я. — Это тот самый, на знаменитой подлодке, да?

— Он самый и есть, — сказал Митар.

— Потрясающе! — сказал я. — Уль Реет, тогда вам прямая дорога к повстанцам, если уж капитан Рольт ваш друг…

— У нас с ним оказались разные представления о чести военного офицера, — сказал Реет задумчиво.

— Разные представления? — спросил я. — Не знаю, не уверен.

Реет так же задумчиво посмотрел на меня, думая, вероятно, совсем о другом, потом сказал:

— Что же с вами-то делать, вызвать сюда машину?

— И что?

— И в город. Риск? Все же меньший, чем если мы пойдем в бой. Не оставлять же вас в лесу. Головоломка какая-то!

— А там-то как, в городе? — спросил я. — Где я буду?

— В наших укрытиях. В казармах. Где же еще?

— А как я найду отца?

— А как бы вы нашли его, доберись вы до города сам?

Мне оставалось только вздохнуть. Не мог же я сказать, где бы я стал его искать.

— Может, он в нашем бывшем доме. Дом вряд ли тронут.

— Да, конечно. Вы — гости, — сказал Митар, — но… а, Урк…

— Вот вы говорите а, Урк, а, Урк, — сказал я. — А кто он такой, собственно? Откуда вы его знаете?

— Ну-у, он известный в Политории кулачный боец.

— Да, — сказал я, — но говорите-то вы о нем не как о кулачном бойце. Он был в отряде повстанцев, бежал оттуда, он сам рассказал это мне. Он там был в плену, хотя он и не чиновник квистории, не военный. Кто он такой вообще?

— Как вам сказать… он — работник тайной службы квистории, что-то вроде этого, — сказал Митар.

— И исполнял приказ квистории? — спросил я. — Я имею в виду не его побег, а то, что «прихватил» и меня? Нам что, угрожали моро или повстанцы рядом? Смешно.

Реет и Митар были явно смущены. Пикнула «машинка» Реста.

— Уль Реет, — услышал я. — Центр сообщает…

— Что именно? — спросил Реет.

— Что скорее всего по ситуации наш отряд сегодня уже будет не нужен. Время позднее.

— Понял, — сказал Реет. — Скоро будем. Приготовьте одежду среднего размера. С нами землянин.

— Я вас понял. Все будет выполнено.

Через пару сотен метров из-за деревьев вышел солдат и отдал Ресту и Ми-тару честь — прямая рука, резко выкинутая в сторону, параллельно земле. Честное слово, при внешней несхожести это напомнило мне жест фашистов. Поглядев влево и вправо, я увидел и других солдат, с равными промежутками стоящих в лесу по некоей кривой, вероятно, они окружали лагерь отряда в роли часовых. На секунду у меня замерло сердце — я подумал о моро, о Митаре и Реете; было такое ощущение, что шаг, другой — и они сами уйдут к повстанцам (и вовсе не от страха поражения), но, появись моро, и Реет, и Митар стали бы сражаться и погибли бы, а мне не хотелось, чтобы они погибли.

Конечно, тот, кто связался с Рестом, рассказал отряду, что за «птицу» ведут их офицеры. Реет всех «успокоил», сказал, что ночь я провел в лесу на дереве, немало прошел, выбился из сил, так что вопросы ко мне потом. Лагерь отряда ничем особенным не отличался: двухскатные защитного цвета навесы и гамаки. Работало несколько печек — готовился ужин. Я переоделся, обтеревшись полотенцем, повесил сушиться рубашку, куртку, брюки и достал, к общему восторгу, рыбу. Когда я показал снасть, которой я ловил, все ошалели от моей сообразительности. Рыбу зажарили, а я пока сидел на куске бревна, прислонившись спиной к дереву, и, кажется, какое-то время ни о чем не думал. Часовые молчали, начало темнеть, чуть тише и реже стали выстрелы и взрывы в Тарнфиле: надвигалась ночь. Ночь в гамачке, как когда-то — сон днем летом на даче, на Земле, не так ли, Митя Рыжкин, ученик-школьничек, а? Да-а, до этого восьмого класса надо еще дожить: выжить и долететь до мамы. Худо мне было на душе: отец не знал, что со мной, жив ли я, а я боялся выдать себя и кого-то еще, если наладить коммуникатор.