Демон в полдень (СИ) - Раш Грета

Он был красив той экзотичной красотой, которая характерна для детей межэтнических пар. Смуглая кожа, полные губы, высокий лоб, густая черная шевелюра, картинно вьющаяся крупными кольцами — все это, скорее всего, было свидетельством наличия предков, родом с самого жаркого континента на земле. И очень неожиданно смотрелись на таком лице ярко-синие, словно небо над Лазурным морем, глаза в обрамлении длинных кукольно изогнутых ресниц. Его прекрасный облик немного разбавлял крупноватый нос и небольшая полнота, которая с учетом достаточно высокого роста и широких плеч, тем не менее, его не портила. Однако находилась на той критической отметке, когда еще пару килограмм — и наличие лишнего веса станет очевидным.

— Не нравлюсь? — продолжал источать дружелюбие и приветливость мой случайный знакомый.

— Почему? — искренне удивилась я и без стеснения отметила: — Вы чертовски хороши собой и наверняка знаете об этом.

— Да, я просто божественен, — убрав улыбку с совершенно серьезным видом подтвердил мужчина, а после расхохотался так непринужденно и заразительно, что я не смогла не поддержать его. — А вы — самая очаровательная девушка на этом вечере.

Отсалютовав мне бокалом, он пригубил напиток. Я последовала его примеру и также поднесла свой бокал к губам. Нос уловил приятный цветочный аромат с фруктовыми нотками и мимолетным оттенком поджаренного хлеба.

— «Салон Лё Мениль», — мягко и чуть насмешливо склонив голову к плечу произнес мужчина, заметив, что я принюхиваюсь. — Лучшее, что можно сделать из винограда сорта Шардоне. Само воплощение элегантности.

Я сдержанно улыбнулась и сделала маленький глоток. На вкус это было как нечто среднее между белым вином и шампанским, хотя я не была особенным знатоком в элитных алкогольных напитках.

— Неплохо, — оценила я, улыбнувшись в ответ на пристальное наблюдение за дегустацией.

— Не любите брют? — предположил мужчина.

— Не люблю алкоголь, — откровенно призналась я.

— Почему же? Алкоголь раскрепощает человека, позволяет ему быть собой.

Я приподнялась на носочки туфель, потянулась к лицу мужчины и, легонько прикоснувшись к его плечу для сохранения равновесия, проникновенно прошептала на ухо:

— И выпускает из клетки всех тех монстров, которых трезвый мозг держит под замком. И которым следует оставаться надежно запертыми.

Мужчина с неподдельным удивлением взглянул на меня.

— Разбираетесь в замках?

Я убрала руку и словно невзначай скользнула кончиками пальцев по тыльной стороне его ладони. Краем глаза заметив, как он вздрогнул, шагнула назад и, загадочно улыбаясь, произнесла:

— Разбираюсь в монстрах. И в клетках, — а после чуть склонила голову и добавила: — Прощу прощения, мне пора.

— Стойте! — он схватил меня за запястье, когда я уже повернулась к нему спиной и собралась уходить. — Подождите.

Я обернулась и взглянула на него из-под дрогнувших ресниц.

— Вы здесь одна?

Опустив ресницы, я чуть отодвинулась в сторону и, растерянно оглянувшись, пробежала взглядом по незнакомым лицам окружающих.

— А это важно? — мой голос с легкой долей печали прозвучал чуть слышно.

Теплые пальцы незнакомца скользнули вниз по запястью и ласково, но крепко переплелись с моими.

— Конечно, важно, — мягко произнес он, склонившись к моему оголенному плечу. Его губы замерли в паре сантиметров над моей кожей. — Если такая красавица одна, то у меня есть все шансы на продолжение нашего общения.

Я попыталась как можно невозмутимее ответить:

— А если я ожидаю спутника?

— О, тогда мне придется сражаться за вас, моя очаровательная незнакомка, — к его тону добавилась игривость, словно мы находились на сцене. И все происходящее — лишь акт из пьесы. И только пальцы, крепко сжавшие мои, выдали его истинные эмоции. — Потому как я не намерен отпускать вас.

— Сегодня? — смущенно уточнила я.

Он выпрямился, очертив взглядом линию моей шеи и подбородка, уделив особенно пристальное внимание губам. А после уверенно заявил:

— Всегда.

— Очень смелое заявление, — оценила я и попробовала забрать свою руку. Но мне не позволили, продолжив держать крепко и уверенно. Внешне он сохранял спокойствие и лишь в глубине ярко-синих глаз я уловила тот характерный блеск, что мне уже доводилось видеть у мужчин.

— Не хотите осмотреть выставку? — предложил он с ласковой улыбкой.

— Хотела бы, — ответила я, — ведь именно за этим приходят в картинную галерею, разве нет?

— О, совсем нет, — мужчина, не отрывая от меня пристального взгляда переместил мою руку на свой согнутый локоть и накрыл другой ладонью. Он как будто боялся, что я вдруг истаю, словно призрак. Исчезну, растворившись в воздухе, а потому ему требовался неразрывный физический контакт со мной. Мужчина как будто хотел быть уверенным, что я все еще здесь, все еще рядом с ним. — Большинство присутствующих здесь пришли посмотреть вовсе не на картины. На самом деле, на таких мероприятиях нет места искусству, оно выступает лишь фоном, красивым интерьером. А по факту здесь обсуждаются финансовые сделки, налаживаются контакты, назначаются встречи. Все эти толстосумы и их холеные курочки явились сюда только с одной целью.

Говоря так, он двинулся вперед, мягко рассекая толпу и увлекая меня за собой.

— Померяться, у кого бриллианты больше, — предположила я, ощущая себя крайне неуютно. Мы проходили мимо людей, и они с оборачивались с изумлением глядя сначала на меня, потом на моего спутника, а после снова на меня, но уже оценивающе и словно не веря своим глазам. Легкий шепоток пробегал от одного человека к другому и усиливался за нашими спинами.

Но мужчина не обращал на все это никакого внимания. Казалось, наоборот, он наслаждался ситуаций. И после моих слов лишь громко рассмеялся, слегка запрокинув голову назад.

— А вы остроумны, — сказал он, отсмеявшись. — Люблю остроумных женщин, а если они еще и так божественно красивы, как вы, то это просто мой идеал.

Я скромно улыбнулась.

— Нет, все эти крокодилы в дорогих пиджаках пришли сюда ради автора выставленных сегодня картин, — продолжил незнакомец, все также не замечая всеобщего оживления, явно вызванного нашей парой и тем демонстративным безразличием к присутствующим, которое откровенно транслировал мой спутник.

— Они хотят им пообедать? — снова выдвинула я свою гипотезу, за неловкой шуткой постаравшись скрыть смущение и желание покинуть сие мероприятие прямо сейчас. Потому что все происходящее напоминало ярмарочный фарс, а себе я виделась главным развлечением сегодняшнего вечера. Эдаким шутом, которого обрядили в пестрые одежды и повесили колокольчик на шею. И нарастающая с каждой минутой тревога подсказывала, а точнее откровенно вопила, что в конце вечера шута могут и казнить.

— Нет, — покачал головой мужчина, — они хотят получить его деньги.

Я удивленно выгнула брови.

— Он так богат?

— Он чертовски богат, — подтвердил мой спутник и с заговорческим видом подмигнул мне. — И с каждым годом становится только богаче, что не может радовать тех, кто хочет занять его место. А этого хотят все.

— А еще он очевидно страдает тягой к живописи, — негромко проговорила я, не рассчитывая, что кто-нибудь услышит. Но услышали.

— Он воображает себя великим художником, — легко рассмеявшись, уверенно заявил мужчина так, словно знал автора выставки лично. — И с завидной плодотворностью ваяет свои картинки. Сегодня мы имеем честь лицезреть лучшее из того, на что он способен.

И широким движением руки мужчина обвел рукой зал, в котором мы находились и стены которого были увешаны полотнами. Не успев их еще как следует рассмотреть, а потому с большой заинтересованностью я устремила взгляд вперед — мы как раз подходили к основному стенду, где были выставлены три большие картины. Современное искусство редко, когда достойно внимания. Но то, что было изображено на холстах — поражало.

Обезображенный и обугленный манекен, ползущий вверх по горе, состоящей из человеческих костей и черепов с гниющими глазницами и ртами. Вот, что изобразил автор на первой с левого края картине. На втором полотне, что находилось посередине, художник создал еще более гнетущий образ. Шахматная доска, по клеткам которой разбросаны фрагменты человеческих тел. На заднем плане отчетливо, до мельчайших деталей, вырисован фрагмент из кукольного спектакля с жуткими куклами-актерами. Их лица отвратительно гиперболизированы, а движения подчинены кукловоду, чья загадочная фигура прячется в тени. Третья картина пугала новым сценарием — гигантский человек с крыльями как у летучей мыши лежит в грязной луже. Нижняя часть его тела словно собрана из осыпающихся кубиков, верхняя словно разъедена какой-то кислотой, а в утопающие в грязи крылья воткнуты заржавевшие иглы.