Креольские ночи - Дебора Мартин

– Черт побери, милые глазки, где ты? – громко воскликнул он.

Если он ее найдет… Нет, когда он ее найдет, то постарается как-нибудь убедить не обращать внимания на его невыносимый характер и остаться. Но первое, что он сделает, – это положит ее поперек колена и… Нет, подумал он мрачно, не то. Когда он ее найдет, то крепко обнимет и прижмет к себе. Потому что без нее…

Он повернулся спиной к своему усмехающемуся изображению и вышел из комнаты.

Тот же усмехающийся образ упорно не покидал и Элину. Он не выходил у нее из головы, когда она с Сесилией трудилась на кухне, помешивая подливку для гумбо – блюда из бамии. Хотя прошло уже шесть дней с тех пор, как она покинула дом Рене, девушка все еще ясно видела перед собой его лицо и фигуру, какими она их изобразила. Твердый подбородок, легкий отблеск смеха в глазах, напряженное тело.

Что он сейчас делает? Встревожился ли, узнав, что она исчезла? Разыскивает ли ее?

Наверняка разыскивает. Ведь его гордость задета. Но что он станет делать, когда не найдет ее?

«Он будет вспоминать меня как женщину, с которой развлекался один день и одну ночь», – с горечью подумала Элина. В конце концов, от нее ему было нужно только одно – чтобы она уступила, отдалась ему. И он этого добился. Ее глаза наполнились слезами, когда она вспомнила, каким образом позволила ему сломить свою гордость. Пока она старалась справиться со своими чувствами, ее руки застыли без движения.

– Не переставай мешать, крошка, не переставай мешать! А то подливка подгорит, – предостерегающе крикнула Сесилия по-английски со своим ужасным акцентом. Большую часть времени они с Элиной разговаривали по-креольски, но иногда Сесилия со своей новой помощницей практиковалась в английском языке.

Элина спохватилась и сосредоточилась на работе. Девушка мешала подливку быстрыми короткими движениями, стараясь не забрызгать руки смесью муки и масла. Как только подливка начинала темнеть, она становилась опасной, как расплавленная смола, и приставала к коже. Элина на собственном опыте убедилась в этом на второй же день своего пребывания в доме Ванье, когда капля подливки попала ей на руку и на ее месте образовался волдырь величиной с горошину.

Девушка должна была, однако, признать, что бамия, приготовленная с такой подливкой, стоила всех этих хлопот. Элина, казалось, никак не могла наесться вкусной, густой темной похлебкой, становившейся еще гуще от добавки большой столовой ложки ароматной толченой зелени.

Гумбо был всего лишь одной из многих новинок, с которыми познакомилась Элина за первую неделю своего пребывания у мадам Ванье. Элина не лгала, когда сказала мадам Ванье, что немного умеет готовить. Ее мать, происходившая из небогатой семьи, считала необходимым научить дочь основам кулинарного дела. Но тушеные цыплята, мясные пироги и деревенский хлеб, которые умела готовить Элина, не шли ни в какое сравнение с мясом под роскошными соусами, густыми пряными супами и изысканными кондитерскими изделиями, которые так любили креолы. Каждый день Элине приходилось участвовать в приготовлении экзотических блюд, которые были привычными в хозяйстве Ванье.

Однако девушку поражали не столько сами блюда, сколько их количество. Никогда прежде Элина не видела так много еды. Во время трапез всегда появлялись гости. Креолы были весьма общительны. Не проходило и дня, чтобы кто-нибудь не явился с визитом выразить свои соболезнования Джулии Ванье по поводу утраты «нашего дорогого Филиппа».

Внешне мадам Ванье обычно выглядела совершенно спокойной и вела себя, как и подобает любезной хозяйке. Она великолепно содержала дом, отлично управляла хозяйством, по-доброму и с уважением относилась к рабам. Казалось, она весьма довольна своей жизнью.

Но, несмотря на все это, Элине почему-то казалось, что мадам Ванье просто соблюдает приличия, создавая видимость благополучия. Возможно, это объяснялось тем, что раз или два Элина заметила на лице Джулии выражение глубокого страдания.

«Что могло заставить эту женщину так страдать?» – размышляла Элина, мешая подливку. Может быть, мадам Ванье так сильно переживает потерю мужа? В это трудно было поверить, но Элина пришла к выводу, что так оно и есть. Элина полагала, что вторая жена отца должна быть холодной и рассудительной, что ее интересуют только деньги и положение в обществе. Обнаружив, что Джулия Ванье так же добра, как ее собственная мать, она была обескуражена. Она хотела бы ненавидеть женщину, которая заняла место в сердце ее отца, но не могла, тем более что порой эта женщина казалась глубоко несчастной.

Сесилия пронзительно вскрикнула, выведя Элину из задумчивости.

– Что случилось? – обеспокоено спросила девушка. Сесилия разразилась потоком креольских ругательств, поразивших Элину своей резкостью.

– Как глупо я обожгла руку, – ответила Сесилия, покачав головой, и, взяв пальцем кусочек масла с блюда, намазала ладонь. – А я как раз собиралась отнести мадам успокоительный чай.

Сесилия горестно взирала на тяжелый поднос, где стоял чайник с травяным чаем и лежал кусок ткани, смоченный в холодной ароматной воде.

– Мадам плохо спит последнее время. Я подумала, может быть, мои травяные настои помогут.

– Кто-нибудь другой отнесет, – успокоила ее Элина.

– Ну, конечно же, дорогая! – ответила Сесилия. – Я буду тебе очень признательна.

– Я… я не имела в виду себя, – поспешно добавила Элина. – Разве я знаю, что надо делать?

Сесилия рассмеялась:

– Все очень просто. Мадам выпьет горячий чай, а ты в это время приложишь холодный компресс к ее голове. Смесь холодного и горячего благотворно подействует на ее тело, и она уснет.

Элина едва сдержала смех:

– Не знаю, должна ли я… Лицо Сесилии опечалилось.

– Конечно, не должна. Я иногда забываю, что ты не рабыня. Такие занятия унизительны для тебя.

– Нет! – воскликнула Элина и пошла за подносом. – Я просто не уверена… О, не беспокойся. Я с удовольствием выполню твои указания. А ты отдохни, пока я вернусь, и ничего не делай этой рукой.

Сесилия опустилась на стул, а Элина с подносом в руках быстро выскользнула за дверь.

Девушка медленно продвигалась по дому. Она не часто бывала в комнатах, за исключением тех, что примыкали к столовой. Поднимаясь на второй этаж, она с любопытством осматривалась вокруг. Значит, у отца было два дома, один на плантациях и другой, городской, в Новом Орлеане. Это сюда он приезжал, говоря, что отправляется в поездку по торговым делам.

Эта мысль взволновала Элину, хотя она уже начала привыкать к мысли, что отец вел двойную жизнь. Ей даже стало любопытно, какова же была эта вторая жизнь. Проводил ли он большую часть времени в конюшнях, как делал это в Крев-Кёр? Или же находился в своем великолепном дворце, городском доме, наслаждаясь своими владениями, устраивая приемы для креольских друзей?