Призраки страсти - Антон Леонтьев

Набока крякнул и отдал распоряжение:

– Тогда ликвидируйте эту тварь!

Генрих Минц вздохнул:

– Как у тебя все просто, Витя! Ликвидируйте… Менты ведь уже здесь! Ладно, с ментами можно договориться, нет проблем. Но ведь история уже по Москве пошла гулять! Свидетелей была тьма! Так что если особа, что на тебя покушалась, вдруг исчезнет, это вызовет массу ненужных вопросов.

– Бородача же пристрелили, почему ее нельзя? – спросил Набока, всегда склонявшийся к радикальному разрешению проблем.

– Витя, бородача пристрелили твои телохранители, потому что он помогал Тогобицкой скрыться. Кстати, и здесь вообще-то придется поработать, отмазывая их от ментов, потому что никакой опасности нападавшие уже не представляли. Ну да ладно, я справлюсь! Конечно, можно сейчас Тогобицкой ввести дозу побольше, и она уже никогда не проснется. Но ведь все равно слухов не оберешься! К тому же свидетели… Сейчас, предположим, ни мне, ни тебе история на приеме не навредит, но наши с тобой недоброжелатели запомнят ее и, когда настанет нужный момент, используют в своих целях. А твое реноме и так пострадало из-за ДТП на проспекте Мира! Новый скандал тебе разве нужен?

Набока насупился.

– Но что ты предлагаешь, Генрих? Может, мне отпустить эту чокнутую мстительницу на все четыре стороны? И еще спасибо сказать, что меня не кокнула?

Генрих Минц усмехнулся:

– Нет, Витя, отпускать мы ее не будем. Потому что женщина доведена до отчаяния. Иначе бы не решилась на столь безумный поступок. Что позволяет сделать вывод – если представится возможность, Тогобицкая устроит новое покушение. Подозреваю, она не только тебя хотела покарать, но и меня. А мне получить пулю в лоб ой как не хочется! Надо сделать так, чтобы тетка исчезла – раз и навсегда. Но чтобы, с другой стороны, ее исчезновение не вызвало ненужных вопросов и слухов.

Олигарх в раздражении воскликнул:

– Генрих, не говори загадками! Что ты замыслил? Менты ведь захотят взять ее с собой!

– Пусть берут! – заявил законник. – Долго она у них не задержится. Потому что, как ты сам упомянул, Тогобицкая – чокнутая. Собственно, ее так в Интернете и зовут – «сумасшедшая мамаша». Ты ведь видел ее выступление в «Народном ток-шоу»? Нет? Жаль! У тетки в самом деле крыша поехала. Так что нам ничего даже подтасовывать и изобретать не придется. У меня же имеются очень хорошие контакты среди врачей, и в том числе среди психиатров. Тогобицкая будет отправлена на психиатрическое освидетельствование, ее признают умалишенной и запрут до конца жизни в дурдоме. Только психи в таких заведениях долго не живут! Вот уляжется скандал, а через полгодика-годик Тогобицкая и помрет. Например, с собой покончит. Хотя ведь ее могут до такой степени медикаментами накачать, что она просто в «овощ» превратится. И все, проблема решена, Витя!

Набока уставился на Минца.

– А ты ведь, Генрих, прав, черт побери! Дурка для этой идиотки – самое подходящее место! Только выбери ей клинику похуже, такую, чтобы ей там несладко пришлось! Хочу, чтобы она мучилась. А ведь это даже лучше, чем ее ликвидировать или в тюрягу отправлять!

Миллионер одобрительно похлопал адвоката по плечу.

В комнату заглянула женщина с некрасивым лицом и стянутыми на затылке в пучок волосами.

– Господин Минц, требуются ваше красноречие, ваш дар убеждения! – заявила она.

Минц, извинившись, исчез.

Виктор Набока, подойдя к находящейся в беспамятстве пленнице, внимательно посмотрел ей в лицо и злорадно произнес:

– Ну что, Тогобицкая, убедилась в том, что победа всегда остается за мной? Так-то!

Глава 40

В себя Наталья пришла в милицейском фургоне, где находилась одна, – лежала на заплеванном, грязном металлическом полу, запястья у нее были по-прежнему скованы наручниками.

Женщина попыталась приподняться, но у нее не получилось. Наконец вышло подползти к лавке и с большим трудом забраться на нее. Тело неимоверно болело, ужасно хотелось пить. Наталья постаралась вспомнить, что с ней произошло.

Итак, ее план провалился. Вместо Набоки умер Михаил. А она оказалась в руках у своего заклятого врага. Наверняка он передал ее милиции. Что предстоит ей теперь – КПЗ, допросы, суд, колония? Наташа была готова ко всему. Потому что знала: она никогда не успокоится. Не успокоится до тех пор, пока Набока и Минц не понесут заслуженное наказание. А оба мерзавца заслужили смерть!

Фургон притормозил, двери лязгнули, появился тщедушный парень в милицейской форме.

– На выход! Давай, шевелись! Или тебе особое приглашение требуется? – скомандовал он.

Наталья, качаясь, подошла к дверному проему. ДВЕРЬ. Нет, об этом она может забыть. Более того – мужа нужно забыть!

Женщина осмотрелась. Они находились не в отделении милиции и не около следственного изолятора. На прокуратуру тоже не очень походило. Фургон затормозил перед входом в большое бетонное здание, больше напоминавшее больницу. Или ее доставили сюда для медицинского освидетельствования?

Милиционер и его напарник передали Наталью на руки двум дюжим типам, облаченным в зеленые балахоны. Напоследок милиционер снял наручники. А через несколько мгновений милицейский фургон тронулся с места.

Тогобицкая заметила высоченный забор, окружавший по периметру бетонное здание. А на окнах его виднелись решетки. Значит, все-таки КПЗ или что-то в этом роде. Но почему тогда ее встречали типы, похожие на санитаров? У нее мелькнуло смутное предположение, какая-то странная и страшная мысль.

– Где я? – спросила Наталья.

Но санитары, не соизволив ничего ответить, подхватили ее с обеих сторон под руки, поволокли в здание. Женщина повторила вопрос, однако ответа так и не получила. Они оказались в длинном коридоре, застеленном выцветшим линолеумом. Пахло сыростью, лекарствами и пылью.

Затем зашли в какую-то комнатушку, посреди которой стояла обтянутая дерматином кушетка. Санитары поместили Наталью на нее. Она попыталась сопротивляться, но силы были неравные. Мужчины пристегнули ее руки и ноги кожаными ремнями к лежаку и вышли.

И тут Наталья поняла, что именно пришло ей на ум при виде бетонного здания. Так выглядела одна из столичных психиатрических больниц, где она несколько раз побывала еще студенткой, во время практики.

Женщина попыталась освободить руки или ноги, но безрезультатно. Ремни были эластичными и чрезвычайно прочными. Наталья чувствовала, что силы у нее на исходе. Итак, ее поместили вовсе не в следственный изолятор, а в сумасшедший дом. Здесь с ней может произойти все что угодно. И никто не спасет ее, не придет ей на помощь. Потому что у нее никого не было – все, кто был ей дорог и кого она любила, уже мертвы.