Возрождение Дерини - Кэтрин Куртц

Однако больше она не успела прочесть ничего, так как Келсон сразу начал отвечать, и туман стал рассеиваться.

Дракон пал,Власть ушла,Ум попралСилы Зла.

Глаза Кариссы угрожающе потемнели, но она промолчала. Она полагала, что победит легко, но мальчик, как оказалось, знает куда больше. Не то чтобы она усомнилась в своей победе — разве новичку с только что приобретенной силой одолеть настоящего чародея Дерини, изощрившего свои способности многолетней практикой? Герцогиню разгневало то, что он осмелился бросить вызов ее могуществу.

Терпеливо, чтобы сохранить силы к концу, она принялась за обычные испытательные чары, решив истощить силы своего противника. Это может занять больше времени, но исход, по крайней мере, известен.

Чары пересекали круг — атака и отражение, вновь нападение и ответный удар; все вокруг замерли, наблюдая за битвой. Люди Кариссы спокойно стояли, построившись в колонну, за спиной своей госпожи. Привыкнув к ее упражнениям в магии, они удивлялись только тому, что схватка так затянулась. По-видимому, ее слуги были уверены, что все это делается только для устрашения простонародья и что скоро их госпожа уничтожит этого новичка, и терпеливо ждали. Впрочем, некоторые мавры наблюдали за происходящим с неподдельным интересом — они были знакомы с магией не понаслышке, и для них каждый выпад хозяйки был уроком.

Сторонники Келсона следили за боем с мрачными лицами. На глазах Нигеля выступили слезы, ибо в какой-то момент он испугался, что мальчик не справится с герцогиней. Морган поднял голову и тронул Дункана за плечо здоровой рукой.

— Дункан…

Тот с тревогой посмотрел вниз. Лицо Моргана было бледнее, чем прежде, и его благородные черты были еще сильнее искажены болью.

— Что-то случилось? Болит?

Морган сжал зубы и чуть кивнул.

— Я потерял много крови, Дункан. Я чувствую, что слабею… А то усилие, которым мы спасли Джеанну, почти доконало меня.

— Чем я могу помочь тебе? — наклонился священник. Морган попытался лечь на высокой ступени поудобнее и застонал — движение вызвало сильную боль.

— Помнишь, я говорил тебе об исцелении Дерри прошлой ночью? Так вот, теперь я попытаюсь сделать это снова. — Он положил левую руку на грудь, чтобы видеть печать с грифоном. — Думаю, путь я уже знаю, да хватит ли сил. Поддержи меня, следи за направлением моих мыслей, но не вмешивайся. Я побаиваюсь, как бы не забраться в кое-какие области… ну, сомнительные.

Дункан слабо улыбнулся.

— Ты хочешь сказать, что вступаешь в союз с дьяволом, Аларик?

— Может быть, — пробормотал тот.

Он вновь с тоской посмотрел на схватку и улыбнулся, увидев, как мальчик отразил нападение какой-то, должно быть, ядовитой заморской твари. Генерал перевел глаза на печать с грифоном, сосредоточился, и они заблестели, как только он вошел в первую фазу Тиринского транса. Едва он достиг этого состояния, Дункан также сконцентрировал внимание на печати. Священник легко вошел во взаимодействие и разрешил своим мыслям смешаться с мыслями своего родственника, позволил себе поплыть по течению его мыслей, чтобы защитить и поддержать его, когда это понадобится. Нигель даже не догадывался о происходящем.

Для Келсона время тянулось бесконечно. Все эти существа и твари, реальные или вымышленные, которых он убивал и сам создавал, явились, как казалось ему, из какого-то давнего, полузабытого сна: драконы с крыльями и без; осьминоги с извивающимися щупальцами; изрыгающие огонь грифоны; Стенрект — такой, каким он видел его в саду; единороги — список казался бесконечным. А Карисса уже собиралась наслать на него какой-то новый ужас.

Он выпрямился и весь собрался, внезапно почувствовав, что предшествующие чары Кариссы — просто баловство в сравнении с тем, что предстоит сейчас.

Стоило ее пальцам сделать несколько новых, странных движений, как Келсон понял — это чародейство действительно темнее всего предыдущего. Он напряг слух, ловя каждое слово, когда она начала произносить заклинание:

Дитя Дагона, любимец Баэла,Теперь, как всегда, услышь мой приказ:Заклинаю тебя. Сын Грома,Явись ко мне сюда и сейчас.Порази хвастливого принца.Плащ сорви, рассей его спесь,Помоги мне вернуть наследствоИ воцариться сейчас и здесь.

Как только она это сказала, в воздухе раздался грохот, и густой черный дым начал собираться в какой-то огромный, расплывчатый силуэт, очертаниями смутно напоминающий человека, но с чешуйчатой кожей и длинными когтями и клыками.

Существо это постояло мгновение, растерянно мигая в непривычно ярком для себя свете, и Келсон, сжав руки за спиной, с ужасом подумал, что у него не хватит сил одолеть чудовище. А когда оно, опомнившись, уже двинулось к нему через круг, Келсон начал колдовать — вяло и безрезультатно.

Чавкая и визжа, существо продолжало ковылять через круг, исходя голубым дымом и пламенем, его глаза сверкали багровым светом, бросавшим отблески на стены собора.

Чудовище проползло полпути, и мальчика охватил ужас.

Глава XVI

«Ибо Ты встретил его благословениями благости, возложил на голову его венец из чистого золота. Он просил у Тебя жизни — Ты дал ему долгоденствие на век и век».[4]

Когда существо приблизилось еще ближе, Келсону на ум пришло ответное заклинание. Отступив несколько шагов, он начал произносить его, и голос мальчика усилился, чувство уверенности пришло на смену страху.

Господь Света, весь в сиянье,Защити меня, коль услышалТвоего слуги моленья,Что на бой за народ свой вышел.На этого Демона дай мне силы,В Ад повергни его опятьИ разбей этот круг проклятый,Что вместе с Кариссой пришлось создать.

Замолчав, Келсон воздел обе руки, нацелив их в точку, находившуюся в нескольких футах от него и меньше чем в двух шагах от приближающегося чудовища.

Как раз в этот момент солнечный луч прорвал облака и, преломившись в витражных окнах собора, бросил многокрасочный отсвет на пол, где стоял Келсон.

Юный король по-прежнему твердо стоял на ногах, а чудовище покачнулось в лучах света и стало корчиться, испуская струи огня и дыма. Оно извивалось и визжало от ярости и боли, билось в ногах Келсона, но не в силах было покинуть освещенный участок. Внезапно его агония прекратилась, чудовище рассеялось, и лишь едкий голубой дымок да игра золотого и малинового света на полу напоминали о происшедшем только что.