Без грифа «Секретно». Записки военного прокурора - Борис Викторов

Приложение: приказ № 55/2с[158]

п. п. прокурор Союза ССР И. Акулов

ПРИКАЗ

ПРОКУРОРА СОЮЗА ССР

23 января 1935 г. г. Москва

№ 55/2с

10 декабря 1934 г. в производстве УНКВД АКССР возникло дело по обвинению Сафронова Василия Павловича в подготовке к совершению террористического акта в отношении Председателя СНК АКССР.

В процессе расследования по этому делу было установлено, что отец Василия Сафронова — Павел Александрович Сафронов, узнав об убийстве тов. Кирова, заявил в кругу своих знакомых, что «мало одного Кирова, надо и Сталина убить».

В процессе расследования Павел и Василий Сафроновы были взяты под стражу и им было предъявлено обвинение по признакам ст. 588 УК.

20 декабря 1934 г. пом. прокурора АКССР по спец, делам тов. Малкова Нина Яковлевна, ознакомившись с материалами дела, предложила в письменной форме освободить Павла Сафронова.

Принимая во внимание, что Малкова проявила полное непонимание задач, стоящих перед органами прокуратуры в настоящее время, и что при таких условиях дальнейшее ее нахождение на прокурорской работе недопустимо; что пом. прокурора АКССР Власов, исполняя в это время обязанности Прокурора Республики, допустил отсутствие должного руководства работой Малковой и, в частности, надзором за делами УНКВД; что и. о. Прокурора АКССР Михайлович не обеспечил надлежащей постановки работы в секторе по спец, делам.

Приказываю:

1. Пом. Прокурора АКССР Малковой Нине Яковлевне объявить строгий выговор и с работы в органах прокуратуры снять.

2. Пом. Прокурора АКССР Власову объявить строгий выговор.

3. И. о. Прокурора АКССР Михайловичу Григорию Степановичу указать на отсутствие должного наблюдения за спецсектором.

4. Копию настоящего приказа разослать Прокурорам Союзных Республик, краев и областей, военным прокурорам округов и Прокурорам дорог.

п. п. Прокурор Союза ССР И. Акулов

Вскоре И. А. Акулов и Председатель Верховного Суда СССР А. Н. Винокуров были освобождены от занимаемых должностей[159].

Через некоторое время даже такая директива была признана недостаточной. Отменяя ее «как явно политически неправильную», А. Я. Вышинский предложил всем прокурорам квалифицировать как террористический акт не только контрреволюционные выступления, содержащие одобрение террористических актов, но и «обычные высказывания террористических намерений». Предлагалось также дела, по которым нет достаточных документальных данных для рассмотрения в судах, направлять для рассмотрения Особым совещанием при НКВД СССР.

Такие указания по линии прокуратуры и суда ориентировали на упрощенное понимание состава террористического акта, расширение круга лиц, посягательство на жизнь которых следует рассматривать как террористический акт. Они позволяли подводить под террористический акт угрозы и антисоветские высказывания, широко применяя при этой чрезвычайный закон от 1 декабря 1934 г.

Не ясной была позиция на закон от 1 декабря 1934 г. наркома Юстиции Н. В. Крыленко. В юридической литературе можно встретить утверждение, что Крыленко отрицательно относился к закону от 1 декабря 1934 г., как противоречащему основным принципам советского уголовного права и процесса[160].

Между тем, занимаясь реабилитацией самого Н. В. Крыленко, мы познакомились с хранящимся в архиве его докладом от 23 марта 1935 г. на общем собрании студентов Саратовского правового института и работников юстиции, где он заявил:

«Против кого должно направляться сейчас подавление? Первый объект подавления — открытые контрреволюционные действия, открытые контрреволюционные акты, их мало, но они есть. Есть очень много и скрытых контрреволюционных актов, актов контрреволюционных по своему существу, которые должны нами оцениваться как контрреволюционные, хотя они часто не подходят под формальные моменты, в частности под определение нашего Уголовного кодекса. Уголовный кодекс сильно устарел, и в ряде статей не отвечает новым общественным отношениям в стране».

Интересовала нас и позиция по этой категории дел руководителей центральных органов военной юстиции, где решалось много таких дел. Наиболее полно она выражена в письме-обращении Главного военного прокурора, текст которого приводим полностью:

«ВСЕМ ВОЕННЫМ ПРОКУРОРАМ

Дорогие товарищи!

Громадные успехи социалистического строительства в нашей стране, превращение России нэповской в Россию социалистическую и, следовательно, окончательная победа социализма в городе и в деревне, не могли не вызывать бешеного ожесточения сопротивления классового врага и его агентуры, теряющих последнюю почву под ногами.

Подлое убийство тов. Кирова, совершенное отхвостьем зиновьевско-троцкистской оппозиции, превратившейся в замаскированную двурушничеством форму белогвардейской организации, свидетельствует о том, что враг переходит к крайним средствам сопротивления.

Это требует усилия всех рычагов пролетарской диктатуры на основе всемерного повышения классовой бдительности, настроенности и непримиримости к врагам.

В первую очередь это требование относится к нам, работникам Военной прокуратуры, поставленным партией на важнейший участок борьбы с наиболее острыми формами контрреволюционной работы и в то же время непосредственно стоящих на страже крепости и мощи РККА — важнейшего оплота пролетарской диктатуры.

Однако ряд фактов сигнализирует явное притупление классовой бдительности у отдельных работников Военной прокуратуры.

Эти факты находят свое выражение в смазывании существа контрреволюционных дел, в несвоевременной изоляции классово-враждебных элементов, в затяжке расследования контрреволюционных преступлений, не всегда к тому же проводимом с достаточной полнотой.

Приведем несколько подобных фактов:

1. В депо Бочкарево бригадир Подопригора, исключенный в 1930 году за антисоветские действия из партии, выступая по поводу приговора Военной коллегии над контрреволюционерами Зиновьевым, Каменевым и др., заявил, что приговор в отношении Зиновьева неправилен, что Зиновьев заслужил иного отношения к себе, что он — Зиновьев — защитник рабочего класса.

Налицо активное контрреволюционное выступление зиновьевца, которого необходимо было немедленно арестовать и привлечь к ответственности.

Инструктор политотдела Уссурийской дороги и парторг депо совершенно правильно потребовали немедленно арестовать контрреволюционера Подопригору.

А пом. военного прокурора Уссурийской железной дороги т. Малиевский заявил, что оснований для ареста этого активного контрреволюционера-зиновьевца он не видит, и в санкции на арест отказал.