Загадки истории - Эдвард Радзинский

Император был небрит и лежал в полутьме на кровати. Во время беседы он иногда пытался приподняться, как бы с великим трудом, а я ему помогал. Когда Риккетс вышел, Бертран спросил его: как он нашел нашего Государя?

«Генерал Бонапарт, безусловно, болен, – отвечал Риккетс, – особенно меня пугает его полнота, весьма странная. Голова буквально уходит в плечи, щеки дряблые, спадающие по обе стороны, и ему явно трудно садиться на кровати, два-три движения уже причиняют ему боль... Я переговорю с губернатором о лечении и врачах для генерала».

Между тем, наш больной уже к вечеру скакал на лошади, был весел и ел с отменным аппетитом. И даже поработал немного в саду. Правда, вспомнив, что англичане наблюдают, вдруг выронил лопату, пошатнулся и упал на мои руки…

Но именно тогда и меня, и Бертрана, и Монтолона... всех нас неприятно удивило странное доверие Лоу к Киприани. Губернатор ни с кем из на сне поддерживал отношения, а с Киприани, как выяснилось, он общался и даже доверял ему свои поручения. Вот тогда Бертран и рассказал нам удивительную историю, которую узнал от Гурго – о неудачном побеге императора. И о роли Киприани во всем этом...

Маршан уже собирался рассказать ее мне, но я перебил его:

– Я знаю эту историю от самого Гурго.

– Тем лучше. И тогда граф Бертран, – продолжил Маршан, – решился поговорить с императором. В моем присутствии он спросил: не волнуют ли его эти странно доверительные отношения губернатора и Киприани?

Император ответил: «Да, это животное действительно доверяет Киприани. Дело в том, что Киприани – его шпион... Причем очень давно». И долго наслаждался изумлением Бертрана.

Оказалось, Лоу завербовал Киприани еще на Капри, где англичанин должен был оборонять остров от войск императора. И Киприани предложил «идиоту» доставлять сведения о французах. На самом же деле все было наоборот – Киприани верно служил императору. И оттого наши войска при его помощи так легко взяли остров. И когда Лоу стал губернатором на Святой Елене, Киприани по приказу императора тотчас явился к нему и вновь предложил свои услуги...

Все это император рассказал нам. И добавил: «Вы можете себе представить радость этого болвана. Так что теперь Киприани „служит“ губернатору, а я знаю каждый шаг англичан, каждое слово. Например, вчера Лоу решил выслать врача О'Мира...

Этот врач-англичанин уважал императора. Именно на него Государь во время врачебных осмотров обрушивал потоки поношений в адрес англичан. Но тот терпел... А когда О'Мира уехал, император в моем присутствии торжествующе сказал Бертрану: «Знаете, за что его отослали? Как сообщил мне два месяца назад Киприани, губернатор обсуждал с О'Мира, какие выгоды принесла бы Европе моя смерть, и делал это в такой форме, которая, как заявил О'Мира одному из чиновников, „при разнице наших с ним положений ставит меня в самое затруднительное положение“. Эти благородные слова и стоили ему карьеры!»

Но император сделал так, что слова доктора стали известны и в Лондоне. И через пару месяцев Его Величество позвал Монтолона, Бертрана и меня и сказал: «Вот вам первый результат истории с О'Мира. Теперь англичане больше всего боятся, что я умру. Ибо вся Европа тотчас обвинит их в моей смерти. Поэтому, как сообщил мне Киприани, из Лондона прибыла депеша с выговором „животному“. Так что мне остается только умереть, чтобы добить моих тюремщиков». И он засмеялся.

И действительно, после этого режим явно смягчился – императору разрешили большие прогулки. Помню, во время одной из них мы наткнулись на прелестное поместье километрах в трех от Джеймстауна. Оно принадлежало одному из отставных высших чиновников Ост-Индской компании. Ковер из тропических цветов, целый ботанический сад из всевозможных деревьев, великолепный дом в колониальном стиле... Я поскакал к дому и попросил от имени Государя дозволения отдохнуть в саду. Чиновник с восторгом согласился и вышел сам встретить нашу кавалькаду. Он проводил нас к очаровательной поляне у родника.

Здесь мы славно позавтракали. Во время еды император, конечно же, принялся оживленно беседовать с хозяином – как обычно, набрасываясь с вопросами на нового человека.

Когда мы уезжали, я пошел поблагодарить хозяина. И тот сказал мне» Ваш генерал – само очарование. Но я не могу не удивляться его полноте... Как старый врач, я хочу предупредить – это очень опасно. Он болезненно тучный. Тучный и круглый, как китайский боров. У него еще много энергии, но боюсь, слухи о его болезни не сильно преувеличены».

Пока я все это выслушивал, император молодецки вскочил на лошадь, тронул ее с места... и вдруг спешился. И я увидел, как его под руки ведут к экипажу, который по решению врачей теперь всегда нас сопровождал. Я решил, что он, как обычно, притворяется... у него был звериный слух, и хотя мы с англичанином говорили на значительном расстоянии, он мог нас услышать и тотчас показать, как он болен. Но в экипаже у него началась сильнейшая рвота. И я понял – это уже не было притворством...

Бедный император! Ему по-прежнему казалось, что он играет, а между тем... он и в самом деле был очень болен. Он продолжал стремительно жиреть, у него совсем отвисли щеки и теперь после еды часто бывала тошнота. Я осмелился сказать, что ему не худо бы серьезно поговорить с доктором. Он рассмеялся и вдруг очень серьезно ответил: «Единственно порядочного врача они выслали, а эти – отравители. Неужели вы не поняли – меня травят. Вы же видите, как я изменился. Но надеюсь, все выяснится после моей смерти...»

Но как они могли его травить? Я позвал графа Монтолона, который был у нас управителем дома, сообщил ему слова Государя, и мы обсудили положение. Монтолон сказал, что император уже не раз ему говорил об отравлении, но этого быть не может. Мы едим одну еду, император все время на глазах... Однако Монтолон согласился: что-то происходит, Государь наш все меньше играет в болезнь и все больше болеет.

Обсудив все варианты, мы оба пришли к единому выводу: это могло быть только вино! Он пьет свое вино, не доверяя англичанам. И пьет его – один. Ему привозили вино специально из Алжира. А ключ от винного погреба находился... у Киприани!

Проклятье! Опять Киприани! Конечно, мы вспомнили рассказ Гурго о лжешпионе... И я сказал: «А если он... обманывает императора?!»

С этой минуты мы не спускали глаз с проклятого корсиканца. Перед тем, как он спускался в погреб, мы с Монтолоном прятались там за бочками и наваленной конской сбруей... И вот однажды корабль привез для императора его вино из Алжира. Мы, как всегда, заняли свой наблюдательный пункт.

В погребе появился Киприани... И мы увидели, как он неторопливо открывает бутылку за бутылкой только что привезенного алжирского вина и... что-то туда подливает! Я первым выскочил из укрытия. Но Киприани, увидев меня, совсем не смутился, а как-то зло спросил, что я тут делаю.

Вышедший из укрытия следом за мной граф сурово спросил его о том же. Киприани засмеялся и ответил: «Доливаю воду в вино по приказанию императора».

Монтолон тотчас поднялся наверх и все рассказал императору. «Совершенно верно, – сказал Государь, – я велел ему сделать это».

И тогда мы решились... Мы тайно перелили вино из бутылок императора в общие и начали потчевать им Киприани. Корсиканец, в отличие от императора, обожал выпить. И пил вино бокалами...

Маршан остановился и усмехнулся.

– И что же? – не выдержал я.

– Не догадались? Он вскоре умер!.. Через месяц после его смерти остров покидала Альбина Монтолон, и мы тогда получили окончательное подтверждение. Император был с ней очень сух и даже не пошел проводить. Он сказался больным и наблюдал через ставни, как она и ее дети садятся в экипаж. В последнее время он делил ее с молодым английским офицером Бэзилом Джексоном – об этом при мне императору сообщил Киприани. И император тогда сказал: «Она мне больше не нужна... интриганка, ссорившая меня со всеми и отдающая сердце только за выгоду...» Но все равно перед отъездом передал ей весьма кругленькую сумму... А ее муж, граф Монтолон, как вы знаете, остался... К чему я это рассказываю? Уже садясь в экипаж, Альбина вспомнила, что забыла отдать книгу, которую взяла почитать... На титульном листе было написано имя ее владельца – Киприани! Это была книга... о знаменитой отравительнице, маркизе Мадлен де Бренвийе, которая постепенно, малыми дозами мышьяка убила отца и обоих братьев, чтобы завладеть их состоянием. На страницах, где цитировались допросы маркизы и шла речь о дозах мышьяка, были многочисленные пометки Киприани. В книге были подробности, заставившие меня вздрогнуть. Рвота, головные боли, сильный озноб – все, что император испытывал в последние дни. Это и были симптомы отравления мышьяком!

Киприани умер, но дело, видимо, было сделано. Англичане купили мерзавца! Чтобы у потомков не было сомнений в преступлении, я начал вести дневник болезни императора. Он оказался дневником смерти Государя»