Секретные миссии - И. Колвин

Я замолчал. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь чьими-то шагами в коридоре и отдаленным уличным гулом. Дронкерс медленно поднялся и пристально посмотрел на меня, затем поднял вверх руку с вытянутым указательным пальцем. Я почувствовал, что все во мне напряглось. Неужели наступил долгожданный миг признания?

— Сэр, — торжественно произнес Дронкерс, — клянусь господом богом, клянусь памятью покойного отца, вкушающего ныне райское блаженство, что я верен своей стране и своей королеве. Я не шпион.

Я разочарованно откинулся на спинку кресла, но ничего не сказал. А Дронкерс сел и залился слезами. Пожалуй, целых четверть часа плечи у него вздрагивали от рыданий. Я сидел и смотрел на него, пока он не пришел в себя.

— Все равно, Дронкерс, вы шпион, и я докажу это.

На двенадцатый вечер я занялся последней принадлежностью Дронкерса — объемистым голландско-английским словарем Крамера. Обложка и чистые листы в начале и конце книги были в пятнах от соленой морской воды. Где-то на этих смятых страницах прячется ключ от дела Дронкерса — или я почти две недели убил на то, чтобы опорочить невиновного человека. Он передо мной, этот словарь, а рядом большая пепельница, доверху наполненная окурками. Была страшная ночь. Ревели сирены, возвещая о воздушном налете, раздавался лай зенитных орудий, а потом свист и вой падающих бомб. Затягиваясь сигаретой и прихлебывая горький черный кофе, я отделил от книги обложку и внимательно осмотрел ее, но не нашел никаких улик. Осталось одно — изучать под микроскопом каждое слово набранного мелким шрифтом объемистого словаря.

Началась тяжелая работа. Несколько часов, не отрываясь, перелистывал я страницу за страницей. Наконец решил немного отдохнуть и, выключив свет, закрыл уставшие глаза. Затем встал и поднял тяжелые шторы. На небе пламенел отсвет пожаров и близкого рассвета. Тяжело ступая, прошел пожарник со шлемом в руке. Чувствовалось, что он смертельно устал. Его разгоряченное лицо было покрыто пеплом и пылью. Я залпом выпил стакан холодной воды и вернулся к словарю.

Страница следовала за страницей, но никаких улик не было. Я перелистал уже больше половины книги. С каждой просмотренной под микроскопом страницей уменьшались шансы доказать виновность Дронкерса.

Но вот пошла четыреста тридцать вторая страница. И тут я с облегчением вздохнул. Я нашел то, что искал, — еле заметный булавочный накол под заглавной буквой «F». Наконец-то раскрывается метод Дронкерса. Я не сомневался, что найду роковые булавочные наколы и под другими заглавными буквами на остальных страницах словаря. Так и есть! Каждую букву я записывал. К счастью, наколы располагались в правильной последовательности, иначе пришлось бы потратить много времени, чтобы расположить буквы в нужном порядке. Наконец все наколотые буквы записаны на листке бумаги. Они составляли две фамилии и два адреса, по которым Дронкерс должен был посылать добытые им разведывательные данные. Первый был в Стокгольме: Froeken Annette Yschale, Grevmagnigatan, 13-V. Другой в Лиссабоне: Fernando Laurero, Rua Sousa Martin.

Тринадцатидневная работа завершена. Теперь можно и поспать. Утром я приехал в школу и немедленно послал за Дронкерсом. Когда он вошел в комнату, мне впервые бросилось в глаза, что он очень немолод и согнут под тяжестью лет. Дронкерс тяжело опустился в кресло и равнодушно посмотрел на меня. Видимо, он тоже устал от ежедневных допросов. Он еще не знал, что этот будет последним.

Я вынул из кармана лист бумаги, на котором были написаны фамилии и адреса двух иностранных конспиративных «почтовых ящиков» Дронкерса, расправил его и положил на стол.

— Дронкерс, — сказал я, — спрашиваю в сотый раз: вы признаете, что вы шпион?

Тотчас раздался знакомый ответ, словно я нажал нужную кнопку автомата:

— Я сказал вам правду, сэр.

Тогда я повернул лист бумаги и подвинул его к Дронкерсу. В тихой комнате мой голос упал до шепота:

— Дронкерс, вы родились голландцем, но будете повешены как предатель. Прочитайте эти две строки. Теперь вы признаетесь, что вы шпион?

Это был конец. Дронкерс понял, что игра проиграна. Сопротивляться больше не имело смысла. Он во всем признался. Да, он шпион, он действительно был послан сюда герром Штраухом — одной из зловещих фигур немецкой разведки, который часто посещал кафе «Атланта» в Роттердаме. Ганс, конечно, был связан с немцами. Другие пассажиры были невиновны — их взяли на борт судна, чтобы рассказ Дронкерса выглядел как можно правдивее.

Стенографистка записывала беспорядочный рассказ Дронкерса. После нескольких дополнительных вопросов выяснились все подробности. Вскоре признание Дронкерса было напечатано и подписано им. С профессиональной точки зрения я был удовлетворен, с чисто человеческой — мне было интересно, что же толкнуло к предательству этого мелкого чиновника, по взглядам своим заурядного мелкого буржуа.

— Скажите, Дронкерс, что заставило вас встать на этот путь? Что вынудило вас, честного человека, докатиться до такого страшного преступления?

Вид у Дронкерса был жалкий. Куда только девалось его упорство! Медленно, невнятно рассказывал он о себе, и в душу мне невольно закрадывалась жалость. У этого изможденного человека, преждевременно постаревшего от суровой жизни, была одна цель, отнюдь не эгоистическая, скорее даже благородная. Он обожал свою жену и ради нее действительно занялся торговлей на черном рынке, но ему не везло. Сам он еще мог бы перенести бедность и голод, но он не мог видеть, как страдает жена. И вот, последний выход из положения он увидел в шпионаже и добровольно вызвался помогать немцам. Они обещали платить его жене что-то около пятнадцати фунтов стерлингов в месяц, а по возвращении обеспечить работой его самого.

Ему должны были платить двести фунтов в год — если он вернется. Из Англии он должен был возвращаться сам, не дожидаясь от немцев никакой помощи. Немцам эти условия были, разумеется, выгодны.

И вот он здесь, всего через две недели после отъезда из Голландии. Когда он, запинаясь, сказал мне, что рисковал только ради своей жены, я поверил ему впервые за тринадцать дней.

Глава 7

НИКОГДА НЕ ВЕРЬ СЛУХАМ

После высадки в Нормандии я получил приказ возглавить голландскую контрразведывательную миссию, приданную штабу союзных экспедиционных сил, и отправиться на континент с группой из шести офицеров. Вместе с английской контрразведкой нам предстояло очистить тылы союзников от шпионов и саботажников и обеспечить безопасность линий коммуникаций их наступавших армий, которые уже освободили Нормандию и через Францию и Бельгию неудержимым потоком хлынули в Голландию.

Для пятидесятипятилетнего человека эта работа оказалась нелегкой. В полевых условиях ешь нерегулярно и всухомятку, спишь урывками, не раздеваясь, где придется, и непрерывно разъезжаешь по изрытым бомбами и снарядами дорогам — все это очень тяжело. Я, конечно, не собираюсь строить из себя героя или жаловаться на свою судьбу — опасности и лишения, которым ежеминутно подвергались фронтовики, не шли ни в какое сравнение с моими. Но я уже был немолод и, хотя еще мог идти в ногу с остальными, навсегда потерял бесценное качество юности — гибкость тела и духа, которая помогает после нескольких часов отдыха восстановить силы.

Каждый день на меня сваливалось столько работы, что ее немыслимо было бы сделать и за двое суток. Во всех освобожденных городах приходилось разбирать множество обвинений и контробвинений. Рассчитывая, видимо, свести старые счеты, многие присылали в контрразведку самые правдоподобные обвинения в адрес того или иного человека. Все эти обвинения нужно было изучать, проводить допросы. Правда или почти правда в конце концов всегда раскрывалась, но на это уходило много времени. А там накапливались другие неразобранные дела. Отступавшие немцы оставили позади себя много саботажников и шпионов, приказав им взрывать мосты, склады боеприпасов или просто сообщать о продвижении и численности наступающих войск. Этих агентов необходимо было разыскать и обезвредить.

Кроме своих обычных обязанностей мне пришлось заняться одним очень интересным делом, оказавшимся самым значительным из всех, которые мне когда-либо попадались. Я расскажу о нем ниже.

Трудности мои все возрастали. Шестеро отобранных в мою группу офицеров контрразведывательной службы постепенно начали расползаться, как жуки. Американцы, остро нуждавшиеся в хорошо подготовленных офицерах-контрразведчиках, забрали двух человек. Расставаясь с ними, я должен был бы сказать им «прощайте» вместо «до свидания» — встретиться с ними мне больше не довелось. Затем мне приказали временно отдать двух офицеров англичанам. Они тоже не вернулись. Наконец, канадское командование забрало двух последних офицеров. Сколько я ни добивался возвращения своих подчиненных, все мои попытки оставались тщетными Итак, мне пришлось одному приняться за работу, для которой было мало и семи офицеров. Я нисколько не преувеличу, если скажу, что, создав свою группу по расточительным штатам высших штабов, я загрузил бы работой по меньшей мере сто офицеров и солдат. Судите сами: за несколько недель мне предстояло без сколько-нибудь удовлетворительных транспортных средств и помощи высших властей очистить от саботажников и шпионов сотни квадратных километров в тылу широкого фронта союзных армий, которые быстро продвигались в Голландию.