Избранное. Том 1 - Станислав Константинович Ломакин

Хозяин дома и огорода насчитал двенадцать котов, включая в это число и своего рыжего кота Ваську. Они сидели вокруг корня в полуметре друг от друга, образуя ровный круг, распевая свои кошачьи песни. При этом синхронного лада было трудно уловить, услышать, так как каждый кот пел своим голосом, не подстраиваясь к другим певчим. Какофония кошачьих звуков была слышна на всех немногочисленных улицах небольшой деревни.

Сергей Петрович разогнал котов, предпочтя им какофонию современных бардов, шансонье, менестрелей по телевизору. А у читателей может быть другое мнение, противоположное мнению Сергея Петровича?

НА СВОЮ ГОЛОВУ

В комнате, залитой мягким солнечным светом, сидят двое: пятидесятишестилетний профессор-филолог Иван Степанович и шестилетний внук Александр. Идет урок по русскому языку. Немного из истории их взаимоотношений: Иван Степанович, имея огромный педагогический опыт (преподает четверть века в университете) вознамерился сделать из внука гения, навязывая ему свою систему обучения и воспитания. Мальчишка оказался толковым к учебе, он на лету схватывал идеи филолога и даже делал попытки развивать их. Александр в четыре года свободно уже читал детские книжки, а к шести годам перешел к взрослым книгам, мог часами искать в энциклопедических словарях объяснения того или иного слова, понятия. Вернемся в комнату, в которой идет урок в форме диалога. Дед учит правописанию шипящих: в словах после ж, ш не пишутся буквы ы, я, ю, а пишутся и, у; жи, ши пиши через и, например: жилище, шиповник. Внук: дед, а жилище тождественно, идентично, таким словам как: угол, приют, гнездо, квартира, дом, жилплощадь, пристанище. Дед: да, конечно, ты прав, эти перечисленные тобой слова являются синонимами слову жилище. Но давай продолжим. Внук: дед, а почему слова: шепот, женщина, железо, шелест пишутся через е. Дед долго молчит, а затем идет жаловаться на кухню жене Варваре Васильевне: Ты понимаешь, мать, он меня радует своей начитанностью и взрослостью, но раздражает своими недетскими вопросами. Может, ты знаешь, когда после шипящих букв пишется и, а когда е». Варвара Васильевна говорит супругу: «Иван, это была твоя идея подготовить Александра до школы. Нужна особая методика, а я не филолог в отличие от тебя, а всего лишь врач». «Понимаешь, Варвара, я никогда не учил правописание, пишу грамотно, потому, что много в жизни прочитал книг. И мне легче рассмотреть в рамках философии две, требующие осмысления, возможности подхода к анализу языка: на логическом и лингвистическом уровнях. Наверное, я учу внука языку, как способу корректировки, уточнению понятий, соответствующих значению слов. Меня беспокоит то, что я через некоторое время уже не смогу отвечать на его вопросы «почему?». Вспоминаю поэта, у него есть такие строчки, словно про нашего внука:

Он взрослых изводил вопросом «почему?»

Его прозвали маленький философ.

Но только он подрос, как начали ему

Преподносить ответы без вопросов.

И больше он, конечно, никому

Не задавал вопросов «почему?» –

– Вот-вот, так и получится, – молвила Варвара Васильевна, – я продолжу мысль процитируемого тобой поэта, его же стихами:

Существовала некогда пословица,

Что дети не живут, а жить готовятся,

Но вряд ли в жизни пригодится тот,

Кто жить готовясь, в детстве не живет.

– Иван, ребенок должен жить всеми радостями, которые отпущены на определенный период его взросления, нельзя форсировать взросление ребенка, можно деформировать, сломать психику, но и тормозить не нужно, т. к. можно сделать инфантильным. Отпусти его на улицу, пусть поиграет в футбол с мальчишками, а то опять засядет за компьютер, он уже и так ионизировался.

– Ты, как всегда, права, мать, – пусть Санька идет на улицу, погоняет мяч во дворе с ребятами, это тоже проявление жизни, одной из составляющей, прозревающей сущности бытия.

КОТ МАТВЕЙ

Кот Матвей имел двух хозяев. Одного официального, у которого жил постоянно, а другого деда Захара, – маргинального, т. е. временного. Кот приходил к деду Захару как гость на неопределенное время, иногда оно растягивалось на несколько суток, а потом он неожиданно исчезал и появлялся через неделю, две. Это был здоровенный сибирский кот черного окраса. Его огромная голова трапециевидной формы покоилась на толстой мощной шее. Ноги тоже толстые, средней длины, крупными круглыми лапами и густыми пучками шерсти между пальцами. Уши широкие, у основания имеют форму равностороннего треугольника. Нос небольшой. Подушки усов делали его морду красивой. Глаза у Матвея крупные, широко расставленные, цвет их гармонирует с черным окрасом. На выпуклом лбу, выше глаз, покоилась небольшая белая звездочка. Матвей появлялся тогда, когда видел деда Захара сидящим на крыльце. Дед не сидел без дела: он чинил сети, чистил картошку, набивал порохом патроны, готовясь к открытию охоты. Словом дел у сельского пенсионера всегда великое множество. Зимой дед Захар выходил покурить на крыльцо, садился на старую фуфайку и предавался размышлениям. Вот снег кругом, в цвете его заключена вся красота полей, огородов, всей деревни. Чем больше снега на полях, тем больше изобилия, которое последует летом. Красота цвета, – размышлял старик, – равным образом является показателем чего-то ценного и совершенного. Всё в мире сообразно, наилучшим образом, приспособлено, являющимся следствием, знаком какого-то сверхразума, духа... Кот Матвей появлялся из подворотни и прерывал размышления старика. Дед Захар при встрече всегда произносил одну и ту же фразу: «Явился, не запылился». Матвей, прежде чем подойти к деду, всегда соблюдал свой ритуал, он зимой и летом, встряхивал ноги, а затем подходил к деду и терся молча об его ноги.

Старик поднимался, открывал дверь в дом, пропуская Матвея, разговаривая с ним, не повышая голоса, вызывая доверие Матвея к деду. Матвей чувствовал себя у деда вольготно. Старик кормил кота тем, что сам ел, кот проходил в большую комнату и укладывался спать на любимое кресло. Он сам устанавливал себе режим: когда спать, когда гулять, влюбляться и развлекаться. Спал Матвей, после еды, несколько часов, лишь принимая различные позы во время сна.

Последнее время Матвей приходил в гости к деду Захару не один, он приводил с собой подругу. Старик за два месяца насчитал семь кошек. Все они были разные по окрасу, но все были голодные. Старик выносил еду в двух чашках: одну Матвею, другую его очередной подруге. Матвей к еде не притрагивался, он смотрел, как ест его возлюбленная, а она, покончив с едой, переходила к чашке Матвея. Дед Захар иногда ворчал: «Где ты, Матвей, находишь