Записки неординарной эльфийки - Эльфарран

– Эскорт прибыл!

В поднявшейся суматохе я, направившись к двери и наступив на длинный подол, шлепнулась. Заботливые папочкины руки, встряхнув, снова придали мне вертикальное положение и, дав легкий шлепок пониже спины, быстро доставили на стартовую площадку.

Приветственные крики, звон переносных арф, яркие пятна лент, всё слилось в один параноидальный синдром. Сыпались лепестки лилий под колеса экипажей и, расплющиваясь, источали одуряющий аромат. Лошади, покрытые попонами с гербами, то и дело встряхивали головами, пытаясь скинуть белоснежные плюмажи. Упряжь светилась от сверчкового сала, сотни цветов были воткнуты в уздечки и хомуты. Копыта запутывались в благоухающих гирляндах, а гривы уложенные в лучших парикмахерских, поражали своим начесом.

"Бедный Изик, – некстати, подумала я, – ты всегда мечтал о таком убранстве, но не судьба. Водишь теперь табун своих жен и ребятишек где-то на степных просторах . Мне так не хватает твоих рассуждений, стихов, а особенно, неутомимых ног."

Дворец поразил своей легкостью и воздушностью – белоснежный изукрашенный лазуритом и бирюзой, с золочеными воротами и легкими террасами поднятыми к самому небу, с многочисленными занавесями трепетавшими из окон, журчащим мраморным водопадом спрятанным за листьями вековых ясеней.

Душистые снежинки, между тем, набивались в рот, нос, уши. Дамы сопровождения обмахивались платочками и величественно кивали как андуинские утки. Моё положение было самым поганым – полная невозмутимость и равнодушие. Эту позу я два дня репетировала на диване.

– Потерпи, уже скоро – горячо зашептала мне мама.

"Терплю," – подумала я.

Ужасно чесался нос и, прилипшие к нижней губе лепестки, тоже беспокоили. Незаметно облизнув губы, фыркнула, хотя это не остановило зуд, но на душе стало легче. Приветственные крики становились все восторженнее – значит приближаемся, четко определила я. И действительно, подобно гигантским кузнечикам почетный караул выпрыгнул из останавливающихся карет и выстроился по обеим сторонам дороги с зачехленными луками и начищенными кинжалами, моментально застыв, даже не моргая глазами. Вдохнув в себя побольше воздуха и подобрав подол, вывалилась из родового кабриолета. Отец предусмотрительно страховал на случай падения, но все обошлось как нельзя лучше, чинно и благородно. Сестры оперативно размотали шлейф и пискнув мне:

– Гоп, – подхватили его концы.

По команде распорядителя выезда подошли две колоны маленьких эльфочек и приподняли мой мифриловый хвост.

Началось торжественное шествие по направлению к парадной лестнице.

Её вид поверг меня сначала в тихую, а затем в громкую панику. Добрая сотня ступенек уходила в самое небо. Смутно догадываясь, что с черного хода забраться на эту верхотуру не дадут, на подгибающихся коленях начинаю восхождение. Вот и вторая ступенька, легкий передых, и ядовитый шепот напоминает, что мы уже выбиваемся из графика на пол минуты. Положительно, на Карадрасе было легче, и никто не следил за стройностью осанки и точной постановкой шеи (я лезла на утес на четвереньках – кстати, очень удобно). На первом десятке ступеней резко появляется желание повернуть назад, но умоляющие глаза родителей заставляют поменять решение. Иду, сбивая уже третье дыхание и, презрев все приличия, открываю рот – начинаю хватать воздух как рыба, выброшенная из родной стихии. Звенят мифрилово-изумрудный вериги, тяжеленный шлейф тянет опрокинуться назад, желудок сводит от мысли о пропущенном обеде. Онемевшие пальцы, намертво вцепившись в расшитые юбки, просто не слушаются. Вторая половина лестницы растягивается до бесконечности. Кажется, что конца нет моим, и не только моим, мучениям. Девочки-бедняжки выбиваются из сил и начинают потихоньку опускать шлейф, и я, как старая лошадь, тащу этот будто засыпанный мокрым песком подол.

Последние ступеньки иду в полусне, мысленно поминая известных богов и неизвестных строителей. На верхней площадке уже стоит мой друг и прохлаждается. Громко выдохнув, осиливаю последний подъем. Ожидаю слов сочувствия.

– Ты опоздала на целую минуту – сквозь зубы процедил он.

– Потаскай шлейф в гору, – огрызнулась я, стараясь при этом не испортить вежливой улыбки.

По обычаю изображаем радость встречи, получается не очень убедительно. Опять не доберу баллов по предмету торжественных визитов.

Холодно усмехнувшись, жених отлепляет потерявшую чувствительность мою левую руку от платья и, вывернув её до боли в кисти, тащит меня по зеркальному коридору.

– Быстрее, мы должны нагнать потерянную минуту, – торопит он.

Так я не бегала с моей последней встречи с орками, но и они были более милосердны. Споткнувшись несколько раз за расстеленные ковры, машу свободной рукой для равновесия. За что получаю дополнительную серию упреков. В зеркалах отчетливо вижу, что все почетные шлейфоносицы без зазрения совести бросили шлейф, и только мои сестры, держась из последних сил, тащатся следом. Отчетливо понимаю, что весь хвост я везла одна уже со второй половины лестницы, а заодно волокла и этих нахалок. На возмущение нет времени. Мелодичный бой часов застает нас возле опаловых дверей. Они распахиваются, и мы с торжественно-идиотским видом вступаем в малый тронный зал. Овальный, залитый светом матовых окон, он, кажется, мягко светится изнутри. Полукруглый ряд придворных с последним ударом часов размеренно выполняет полный эльфийский поклон. Мы встаём возле незаметной маленькой веточки с двумя листочками, положенной на пол для обозначения нашего места.

– Готова? На счет "три" начинаем кланяться, – шепчет, аранен.

Быстро прокрутив в голове требования заученные и успешно сданные три дня назад, я прикинула: "Угол спины 30 градусов, рука, описывая правильный эллипс, на пятом счете отводится в сторону."

– Раз, два, три – начали!

Изящно взмахиваем левыми руками, опускаем ресницы, на лицах растягиваем идентичные улыбки, одновременно сгибаем поясницы каждый на свой градус. Лег застывает, а я продолжаю движение вниз. В воспаленном мозгу слышатся вопли учителя: "Вдох в себя, не заваливайся, ниже, ниже прогиб!" На восьмом счете достигаю нужного положения.

– Держаться! – шепчет согнутый аранен.

"За что!" – вертится у меня на языке. Но молчу, потому что все последние силы быстро утекают на большой придворный реверанс.

"Девять, десять, одиннадцать, двенадцать, – как крупные дождевые капли падают слова. – Подъем!"

И тут я понимаю, что уже не разогнусь, в спине что-то хрустнуло, цепочки зацепились за кружева подола, а головная сетка съехала на одно ухо. Отчаянно выдыхаю.