МЖ. Роман-жизнь от первого лица - Алексей Колышевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Менеджер на свой карман – 2. Паша
А на следующий день утром, когда я вышел из квартиры студентки Алисы и зашагал под дождем к метро, я понял, что скука вновь вернулась в мою жизнь и обещала, что надолго. Мечта о свободе от офисного рабства так и осталась мечтой. Лера будет продолжать бесконечно ворчать и в конце концов сведет меня с ума. Просиживание штанов в опостылевшей квартире, накачивание алкоголем в гараже, черная тоска и никакого света в конце тоннеля, вот что ожидало меня уже сейчас. Оно уже настало. Пойду куплю блок сигарет и начну дымить по-взрослому. Все равно уже ничего не произойдет. Лучше бы у тех двоих горе-киллеров не сломался автомобиль. А может, пойти вон в тот заброшенный детский сад, забраться в маленький игрушечный домик, согнувшись для этого в три погибели, и пустить себе пулю в рот? Что это за жизнь? Так же наверняка чувствовала себя Маргарита после окончания бала у Воланда, когда вдруг поняла, что все ее мечты напрасны, все обещания сатаны пусты, а ей самое время пойти и утопиться. Топиться не стану, слишком я хорошо плаваю, так что ничего не получится. Стреляться тоже не стану, вспомню лучше дочкины глазки, которые мне хочется видеть как можно дольше. Ладно… Душу только совсем испоганил. До такой степени, что брезгую собой сам. Убийца, взяточник, прелюбодей, причем прелюбодей дважды. Свои отношения со Светой я прелюбодеянием не считал, так что когда изменял, то изменял сразу обеим, и ей, и Лере. Зачем такому козлу жить на свете? Но ведь живу! Живу для чего-то, вон, даже у двух злодеев машина сломалась, не смогли меня прикончить. Может, я просто орудие в руках Господа Бога? Так хочется в это поверить, чтобы стало спокойней. Но нет. Отвернулся от меня Создатель. Сдал меня чертегам из FBI. Хорошо, что я в России живу. Сюда к нам ни одна тварь импортная не залезет, побоится. Понятное дело, что фашисты, лучше уж их так называть, для краткости, прекрасно знают, на чье имя ушли деньги, которые они успели перехватить. Обо мне теперь много кто знает, кто и знать-то совсем не должен. Киллер хренов: после первого же дела замарался так, что даже на карандаш в ФБР попал, рядом с Диего Санчесом, Усамой и Маликом Коллинзом. Хорошо еще, что там везде имя Романа Клименко, не то сейчас было бы мне совсем не весело. Захотят, при желании найдут, наверное… Только вот желание вряд ли возникнет. Я же не совершал ничего против США, скорее наоборот. Меня даже не пустили в эту достойную страну. Посчитали хуже какого-нибудь террориста. А теперь еще и деньги арестовали. Как жить теперь? Воистину нелегко. В церковь я даже зайти не имею права. Не родился еще священник, который, выслушав мою исповедь, отпустил бы мне грехи и причастил меня. Вот что тяжелее всего. Всегда надеешься, что если люди не простят, то простит ОН. А мне стыдно просить у него прощения. Господи, не надо меня прощать просто так. Мне самому от этого легче не станет, да и как я узнаю, что ты меня простил? Прошу тебя: пошли мне возможность совершить что-то такое, что искупит мою вину перед самим собой, после чего я смогу жить сам с собой в мире и покое.
Прошли несколько месяцев. За это время воспоминания о моей боевой молодости сильно остыли и все реже приходили ко мне. Я продолжал жить с Лерой, проводил все свободное время с моей милой Светой, которая так и не потеряла надежды на то, что когда-нибудь у нее со мной может «что-то такое получиться», что-то хорошее, вроде семьи, где и дети будут, и все будет как надо. И с этой непреодолимой, раздирающей меня на две половины, болезненной, оголенной любовью к двум женщинам я продолжал как-то тащиться по жизни, все ниже и ниже пригибаясь к земле и не помышляя ни о каких приключениях. У меня вырос живот, второй подбородок, все чаще стало беспокоить кровяное давление, а пить я так и не бросил. Совершенно случайно, хотя ничего случайного в моей судьбе, по-видимому, никогда не случится, я устроился на работу. Помогла мне замечательная добрая женщина, Ирина Анатольевна Ромина, хозяйка одной из крупнейших виноторговых компаний России, в которой работал, да и сейчас работает мой друг и замечательный писатель Сережа Минаев, который тогда еще писателем не был и его «Духлесс» только зарождался бессонными ночами в московско-питерских экспрессах. Вернее, помог сам Сергей. Он, в очередной раз где-то подобрав меня пьяного, довез мою персону до дому, поговорил с Лерой, погладил по голове Еву и сказал:
– Бедные вы, бедные. Отец-то ваш совсем пропадает. Надо бы ему на работу, что ли, пойти?
Я только мычал что-то похожее на согласие, а вот Лера буквально взмолилась:
– Сереженька, милый, помоги ему, помоги всем нам! Ведь слоняется целыми днями без дела, ничего не делает, всех так достал, что впору руки на себя наложить. Мочи с ним нет никакой, да и деньги совсем уже кончаются. На что жить через пару месяцев станем, я ума не приложу.
Минаев, что называется, «почесал репу» и выдал:
– Ну, у меня в конторе таких менеджеров на свой карман и без него хватает. А вот поговорю-ка я с Ириной. У нее большие связи, так что она все может. Он же у нас закупщик, правильно? Вот и надо его куда-нибудь в закупщики определить. И для моей конторы очевидный профит, и для семейства вашего прямо глоток воздуха будет. Причем не московского, а все чаще средиземноморского. Ну, что, пьянь? Поговорить мне с Ириной? Только смотри, облажаешься, я тебе не то что руки не подам, а вообще тебя в сортире замочу.
– Серег, ик, да я, эт самое, я это, да я тебе за это, я это…
– Эхх… Ладно, поговорю. Ирина добрая, поможет.
И он «поговорил». И Ирина помогла. И вот, побритый и втиснутый в костюм, я приступил к выполнению обязанностей в самой большой и влиятельной московской розничной сети. Темой моей был все тот же алкоголь, деньги потекли рекой, и через пару месяцев я уже чувствовал себя более чем уверенно. Вновь я начал строить планы безмятежной счастливой жизни, а Света, видя, что у меня сейчас очередная удачная полоса, решилась и забеременела. Как только это произошло, я забрал ее из той паскудной коммуналки в Марьиной Роще, где она оставила свою тоску о нормальной жизни, которая, как известно, начинается с собственного отдельного жилья, и купил ей однокомнатную квартиру в соседнем доме. Я не подгадывал нарочно, но подходящая квартира подвернулась сама собой, и теперь я, просыпаясь каждое утро и выходя на кухню, подходил к окну и видел ее, также стоящую у окна и смотрящую на меня. Нас разделяло теперь так мало, но все же мы не были вместе. Я отвозил ее на работу и встречал по вечерам, но уже не одну, а с маленькой зайкой inside. Вскоре мы узнали, что нас ждет встреча с девочкой, примерно в конце мая. Мы готовились к этому событию, я разговаривал с огромным Светиным животом и слушал, как за тонкой стенкой этой теплой плоти шевелилось маленькое неведомое существо, с которым мне предстояло познакомиться. На работе все шло прекрасно: Андрей, Костя, Марина, Макс и многие другие известные московские пивоалкогольные бизнесмены платили мне ежемесячную зарплату и, помимо нее, еще и разовые премии. Выходило неплохо. В среднем в месяц я имел около тридцати-сорока тысяч долларов, а потом, после того как европейская валюта набрала вес и все московские закупщики, не сговариваясь, но словно по команде перевели все свои тарифы в евро, причем по курсу 1 доллар = 1 евро, я стал получать еще больше. Я обзавелся четырьмя мобильными телефонами, каждый из которых классифицировался в соответствии с названием той или иной товарной группы. Так, коричневая трубка звонила тогда, когда мне что-то решила рассказать пара табачных компаний, у которых я был, естественно, «на интересе», зеленая принадлежала «пивнякам», синяя, что характерно, «водочникам», а веселенькая оранжевая пользовалась высоким спросом у безалкогольных компаний и производителей соков. Наш департамент закупок вновь походил на полицейский участок, в котором, помимо столов, тумбочек, стульев, вешалок и оргтехники, возвышались два огромных пивных холодильника, в которых, помимо пива, хранились горы съедобных «образцов». Именно так, «образцами», называют прожорливые и пресыщенные закупщики то, что тащат к ним, как тащили дань к ненасытным ханам в орду, забитые и затравленные Поставщики. Два по моему повелению привезенных послушными Поставщиками холодильника, «Heineken» и «Клинское», были забиты банками черной белужьей икры, так как красную никто из нас не ел. Она считалась «фи-фи-фи» и раздавалась неимущим коллегам, в соседние отделы. Хамоном, лучшими сырами, осетриной и севрюгой, всевозможными консервированными деликатесами. В дальнем углу сидел менеджер по имени Яша Мукин. Возле Яши был словно вкопан огромный ящик, постоянно доверху набитый свежайшими экзотическими фруктами. Здесь не было места банальным бананам и скромным пролетарским яблокам. Ящик ломился от ананасов, таиландских продолговатых манго, что по двести рублей штука, тяжелых кистей французского мускатного винограда, гренадилл, мешков с кумкватом, роскошных пита-хайев, свежайшей клубники и прочих неисчислимых фруктовых изысков. Что касается меня, то я был самым статусным в отделе парнем, ибо я был барменом. За моей стеной стоял низкий, но очень вместительный холодильник, укомплектованный всем, что только мог пожелать в меру пьющий, но все же пьющий, организм. Виски не ниже, чем «Chivas Regal», восемнадцатилетней выдержки, абсент «King of Spirit», коньяки «Courvoisier X.O.», «Hennessey Paradise» и даже «Hennessey Richard», кальвадос «Perre Mogloire», текила «Olmeqa», арманьяк «Chabasse», вина итальянские, французские и аргентинские, португальские портвейны, шампанские «Crug», «Ruinart», игристый восхитительный «Trocken», пять или шесть сортов нефильтрованного пива и лед в специальной леднице. Все мои коллеги были людьми, любящими к хорошей закуске «чуть-чуть чего-нибудь». Большой популярностью у обоих полов пользовался «завтрак a la continente»: ломтики свежайшей малосольной лососины и к ним рюмка черной английской водки «Blavod». После такого замечательного завтрака работа, на удивление, спорилась, все оживленно обсуждали какие-то новости и частенько подбегали ко мне за маленькой порцией «чего-нибудь». Я щедрой рукой наполнял подставленные чайные кружки, стаканы, рюмки, что попало. Все пили, но все и работали просто по-стахановски, из-за постоянного нахождения «под допингом». Особенно я любил подливать из своего обширного хозяйства своей подружке Ленке-хохотушке. Этот веселый, милый человечек Ленка могла бы выиграть чемпионат мира по заразительному смеху. Она закатывалась так, что даже те, у кого скребли на душе кошки, через секунду буквально лежали от смеха на полу.