Том 17. Избранные публицистические статьи - Лев Толстой

Резко критикуя социальный строй, обрекающий деревенских тружеников на голод и вымирание, нарисовав потрясающие картины народных бедствий (позднее они будут повторены в романе «Воскресение»), Толстой и эту статью закончил морализаторским обращением к богатым людям: добровольно отказаться от своих кастовых привилегий, прийти к своим «братьям» с раскаянием и любовью, выдвинув вновь проповедь нравственного самоусовершенствования как средство решения общественных проблем.

17 ноября Н. Я. Грот сообщил С. А. Толстой, что во все газеты разослан приказ от Главного управления по делам печати не публиковать ни одной статьи Толстого. Сам Толстой находился в это время в Бегичевке Рязанской губернии, занимаясь организацией помощи голодающим. Тот же Грот написал 21 ноября в Бегичевку о «мерзостях», творящихся в Петербурге вокруг дела о голоде, и называл Толстого «духовным царем», на которого возлагаются все надежды лучших людей России в это трудное время.

Попытку напечатать хотя бы отрывки из статьи «О голоде» предпринял редактор газеты «Неделя» П. А. Гайдебуров. В январском номере «Книжек Недели» за 1892 год они появились под названием «Помощь голодным».

Полностью статья напечатана впервые на английском языке-в лондонской «Daily Telegraph» 14(26) января 1892 г. под заглавием «Почему голодают русские крестьяне». Для перевода на английский, французский и датский языки Толстой просил отдать статью еще 25 ноября, надеясь, что, опубликованная за границей, она будет в обратном переводе перепечатываться русскими газетами.

Реакционные «Московские ведомости» перепечатали 22 января 1892 г. выдержки из статьи, но сопроводили их своим «комментарием», обвинив Толстого в пропаганде социализма (см. выше, с. 256).

Советник при министре иностранных дел В. Н. Ламздорф отметил в эти дни в своем дневнике, что газеты получили распоряжение не перепечатывать статьи Толстого из «Московских ведомостей» и не помещать никаких комментариев: «Со всех сторон просят этот номер на прочтение; его нельзя приобрести ни за какие деньги; говорят, в Москве за номер этой газеты предлагают до 25 рублей». 31 января тот же Ламздорф записал, что «прокламации, захваченные на днях, находились в прямой связи с мыслями, высказанными Толстым. Это доказало действительную опасность письма. В связи с этим в городе было произведено несколько обысков» (В. Н. Ламздорф. Дневник. М. — Л., 1934, с. 248, 254, 261).

Либерально настроенный Н. Я. Грот, собиравшийся раньше печатать в редактируемом им журнале статью Толстого, написал ему 30 января, что «весь Петербург уже целую неделю только и говорит», что про статью о голоде: «Все богатые тунеядцы раздражены против вас донельзя». «Но надо сказать, — добавлял Грот, — что и вы виноваты немножко. Ваши письма все-таки полны раздражения, злобы и презрения к богачам… Вы… когда пишете то не спокойны вполне и даете направо и налево пощечины» (ГМТ).

Вынужденный послать письмо в «Правительственный вестник» (об искажениях в тексте его статьи вследствие двукратного перевода), Толстой просил ничего не изменять в этом обращении. «Всякое слово я обдумал внимательно и сказал всю правду и только правду», — писал он 12 февраля 1891 г. (т. 84, с. 118).

Глубокой правдой статьи «О голоде» восхищался В. В. Стасов, представитель передовых кругов русского общества: «В статье были такие чудные картины крестьянского житья-бытья, крестьянских бед, нехваток и т. д., что я был в великом восхищении» (письмо Стасова к С. А. Давыдовой. — «Незабвенному Владимиру Васильевичу Стасову». Сборник воспоминаний. СПб., 1906, с. 105).

Ходившая по рукам запрещенная статья, другие статьи Толстого о голоде, печатное обращение С. А. Толстой вызвали большой приток пожертвований: до весны 1892 г. была получена 141 тысяча рублей, а также продовольствие, одежда.

Пожертвования шли не только из разных концов и от разных лиц России, но также из-за границы. 4 ноября 1891 г. было отправлено благодарственное письмо издателю Ануину Фишеру, который просил Толстого быть доверенным лицом и посредником между руководителями сбора пожертвований в Англии и организациями в России, оказывающими помощь голодающим: «Я очень тронут тою симпатией, которую выражает английский народ к бедствию, постигшему ныне Россию. Для меня большая радость видеть, что братство людей не есть пустое слово, а факт» (т. 66, с. 76).

В Соединенных Штатах Америки также был организован сбор средств, деятельное участие в нем принимала переводчица Изабелла Хэпгуд. 19 ноября Толстой сообщил В. В. Рахманову, что из Америки отправлены в Россию семь пароходов, груженных кукурузой. 13 (25) января 1892 г. Мак Рив, секретарь Комитета мировой торговли штата Миннесота, сообщал Толстому об организации среди мукомолов Америки сбора пожертвований мукой.

Стыдно. Статья напечатана (с большими искажениями и сокращениями) 28 декабря 1895 г. в петербургской газете «Биржевые ведомости». Полностью — в «Листках Свободного слова», 1899, № 4 (Лондон). В 1911 г. вошла в Собрание сочинений Толстого.

В последние 25 лет жизни к Толстому часто обращались разные люди — из России и многих стран мира — за нравственной и материальной поддержкой, с рассказами о невзгодах и духовных сомнениях, с просьбами о заступничестве. Многие публицистические выступления Толстого явились откликами на эти обращения.

22 апреля 1895 г. сельские учителя Каневского уезда Киевской губернии В. Ю. Шимановский, С. Т. Губернарчук и Д. Е. Гунько направили Толстому возмущенное письмо о телесных наказаниях людей «крестьянского сословия». Сам Толстой не раз выражал в печати негодование тем, что трудовые люди, крестьяне подвергаются позорному наказанию — за любую провинность и в особенности за неповиновение властям. В сентябре 1892 г., по дороге в Бегичевку, на станции Узловая он встретился с экстренным поездом карательной экспедиции тульского губернатора, ехавшей «усмирять» крестьян села Бобрики. Крестьяне воспротивились порубке их леса помещиком, и теперь 400 солдат в боевом снаряжении и с розгами направлялись в село. Встреча произвела на Толстого мучительно тяжелое впечатление, и он выразил свое гневное чувство в XII главе трактата «Царство божие внутри вас», над которым тогда работал. О позорности и преступности самого права телесного наказания он писал в статьях о голоде, в частности — в 1893 г. в «Заключении к последнему отчету о помощи голодающим». Вопрос для него был ясен, отношение много раз высказано. Но 7 декабря 1895 г. в Дневнике отмечено: «Вчера написал статейку о сечении…Лег спать днем и только забылся, как будто толкнул кто, поднялся и стал думать о сечении и написал» (т. 53, с. 72). В этом первом варианте статья была озаглавлена «Поругание человеческого достоинства». Потом заглавия менялись: «Возвращение к звериному образу», «Озверение русского общества», «Странный вопрос», «Одичание», «Декабристы и мы», пока, наконец, не появилось «Стыдно». Начиная с первого и до самого последнего варианта статья открывалась воспоминанием о Семеновском полке, о декабристах. Нет никакого сомнения в том, что работа над статьей началась потому именно в декабре 1895 г., что Толстой вспомнил о «лучших русских людях», которые семьдесят пять лет тому назад в своих полках отказались от телесного наказания солдат, заслужили их уважение и любовь, а в декабре 1825 г. вышли вместе с ними на Сенатскую площадь. 14 декабря 1895 г. — дата окончания, проставленная автором; но, судя по сохранившимся рукописям, работа продолжалась и во второй половине декабря. Своей статьей Толстой напоминал о годовщине декабрьского восстания.

Статья произвела большое впечатление на читающую Россию. Толстой получал благодарственные письма. 28 декабря (в день публикации статьи) бывший студент Харьковского ветеринарного института И. Ф. Лебединский (раньше писавший Толстому об истязаниях, которым он подвергся в полиции) благодарил за статью «Стыдно». Толстой ответил: «Я ненавижу так же, как и вы, то устройство, при котором возможны те насилия, которым вы подверглись, и все силы свои употребляю, не скажу — на борьбу с ним — это цель слишком частная, — а на деятельность, долженствующую разрушить это устройство и заменить его новым… Средство уничтожить это и всякое другое зло — в том, чтобы общественное мнение казнило презрением людей, подающих руку правительству в таких делах» (т. 69, с. 38–39).

В печати на статью откликнулся писатель А. И. Эртель. Он полагал, что Толстой не прав, когда пишет о нравственном падении русского общества сравнительно с началом XIX века и отрицает в борьбе со злом «путь прошений, заявлений и адресов». Вместе с тем Эртель утверждал, что толстовское «авторитетное слово, к которому привык прислушиваться весь цивилизованный мир, возымеет в деле освобождения русского народа от развращающего влияния телесного наказания отнюдь не меньшую силу, чем многочисленные ходатайства комитетов и земских собраний» («Неделя», 1896, № 3, 21 января).