Диско 2000 (сборник) - Сборник Сборник

Муллы хотели, чтобы люди использовали временные тоннели как телевизоры, настроенные на показ величайших моментов истории. От одной этой мысли у Абделя сводило зубы. Во всем Лос-Анджелесе — от потонувшей в роскоши Санта-Барбары на севере, до неприглядного Феникса на востоке — проживало больше исламских ученых, чем существовало на свете за все время предыдущего существования ислама. И никто из них так и не отважился пренебречь повелениями мул, войти в гипервременной переход и изменить прошлое. Прошлое не может, не должно и не будет изменено, — утверждали муллы, — ибо так повелел Сам Аллах.

Религиозные консерваторы всегда и повсюду одинаковы. Никто из них не в силах понять, что Аллах достаточно мудр, для того чтобы иметь в запасе несколько жестких дисков с бэкапом. И ему не занимать умения в работе с Отделом переписывания истории.

Возможно, что некоторые события ему даже удается отправлять в контору "Чего не было, того не было".

Абдель был готов: он окончательно решился. Он больше не мучился сомнениями. Он войдет в тоннель, вернется в прошлое в тот момент, когда история пошла неверным путем, убьет Джоули Фаллоу — этого Большого Шайтана, который во всем виноват — и вернется в мир, который в соответствии с железной логикой следствий и причин будет другим, будет намного лучшим, чем тот мир, который Абдель покинул.

Он фликнул на позитронный электрофраммис, проверил кварковый компактор на нейрофранце еще один раз, раскрыл субпространство в узле Финагля и смело вошел в гипервременной тоннель.

Первым, что он увидел, выйдя из перехода, был гигантский черный муравей, размером с взрослого самца носорога.

Муравей тоже увидел Абделя и обратился к нему на рафинированном классическом арабском со следующими словами:

— О презренная и ничтожная пылинка верблюжьего помета, что ты делаешь в моем гипервременном переходе?

Седьмое условие перспективы

Орсон Уэллс не носил свитеров из ангоры!

— Я — телемит, — объяснял Мавис Селин. — В полночь для меня начнется новый, девяносто седьмой год ЭГ.

— ЭГ — это эра Гора, правильно? — вежливо переспросил Саймон.

— Гора-пар-Краата или, иначе, Гарпократа, — сказал Мавис Селин. — Я придерживаюсь учения реформированного телемитства.

Вечеринка анти-миллениализма была в полном разгаре. Часовая стрелка только что миновала цифру «одиннадцать», и поэтому все с нетерпением ожидали не-миллениума, который должен был наступить через час. Саймон ради такого случая даже наклеил поверх фотообоев с морским пейзажем репродукцию картины Сальвадора Дали "Упрямство памяти". Плавящиеся часы, изображенные на этом гениальном полотне, наводили на мысль о бессмысленности любой временной шкалы.

— Для нас, — рассказывал Хуан Тутригро на другом конце комнаты Марвину Гардензу, — новый год наступает 31 октября. Семьдесят девятый год закончился 30 октября, а 31 октября начался новый, восьмидесятый год psU, — заметив удивление Марвина, он быстро прибавил. — Мы добавляем к номеру года psU, что означает post scriptum Ulysses[!(латин.) после написания "Улисса"!], поскольку Джойс написал последнюю фразу в своем Евангелии 30 октября 1921 года, завершив тем самым христианское летоисчисление.

Китовая туша Блейка Уильямса нависла над ними обоими:

— Так что, вам еще 920 лет ждать первого миллениума? — спросил он, делая пометки в записной книжке (он изобрел нейросемантическую топологию и постоянно вел исследования в этой области). — Дольше ждать придется только патафизикам, календарь которых начинается с 1873 года э. в.

Стоя у двери в патио, маленький человечек по фамилии Гинзберг рассказывал Кэрол Кристмас.

— Я пришел на эту вечеринку только потому, что тоже не верю, что сегодня наступает миллениум. Я не ожидал встретить здесь такое количество странных типов…

— А через сколько лет наступает ваш миллениум? — заботливо спросила Кэрол, которая старалась быть гостеприимной. Ее голова заботливо склонилась к гостю.

— Ну, следующий миллениум это будет год 6000 от сотворения мира, который для правоверного, вроде меня, наступит только через 239 лет, — сказал Гинзберг, несколько обеспокоенный тесной близостью великолепного образца самки млекопитающего.

— Для правоверного иудея, — поспешил добавить он на тот случай, если Кэрол его не поняла.

Саймон Короткое Замыкание в это время занимался тем, что раздавал промокашки с кислотой всем желающим.

— Даты? Фэйт, мне наплевать на даты! Я уверен, что сейчас у Вселенной нет никаких Больших Часов, которые управляют всем. Верно? Меня гораздо больше интересует, что я обнаружу на Марсе, когда применю компьютерный анализ к Лицу.

Саймон сразу узнал голос — это был профессор Тимоти Эф. Икс. Финнеган, который обратил его сначала в патапсихологию, а затем в патафизику[!* Профессор Финнеган. в дополнение к основанию патапсихологии (занимающейся изучением занятных, но малопонятных ментальных феноменов, которые не возможно точно воспроизвести или даже просто вспомнить к шести часам утра следующего дня) создал также КСИПН (Комитет сюрреалистических исследований пределов нормального). КСИПН утверждает, что ни один человек, событие или место никогда не являлись нормальными во всех отношениях, или даже в среднем, и что те, кто верит в нормальность, пали жертвой абстракции. "Не существует таких вещей, как нормальный европеец, нормальная собака, средний закат солнца или даже обыкновенная симфония Бетховена", — писал Финнеган в своей книге "Жизнь после жизни".!].

— Вы имеете в виду изображение лица, которое видится на поверхности Марса? — скептически переспросил Марвин Селин. — Но разве анализ не показал уже, что это всего лишь скалы и тени, ими отбрасываемые?

— Ха! — вскричал Финнеган, передавая дальше кокаин. — При помощи холистического компьютерного анализа я убедительно доказал, что это — лицо Мозеса Хорвица[!Мозес Хорвитц (Моу Ховард) (1897–1975) — знаменитый американский комик, киноактер. В комическом киносериале "Three Stooges", снимавшемся при его участии с тридцатых по пятидесятые годы, участие принимали также его братья Джером и Самуэль Хорвитц (Ховард), а также Ларри Файнберг.!], который, тем самым, является единственным человеком, прославившимся сразу на двух планетах! Разрази меня гром, если теперь весь научный истеблишмент не заерзает своими жопами передо мной!

— Мозес кто? — воскликнули хором, по меньшей мере, пять голосов, но в тот же момент Мами ван Дорен довольно отчетливо произнесла:

— Грязные носки и дурной запах изо рта.

"Какого черта она это сказала, — обеспокоено подумал Саймон, — и о чем это она вообще говорит?"[!* Насчет Мозеса Хорвитца в связи с этим замечанием ничего нельзя утверждать точно (издатели будут крайне благодарны за любую информацию на эту тему), так что, скорее всего, замечание миссис ван Дорен относится к ее роману с Киссинджером. Именно после этого приключения она сказала: "все, чем он мне запомнился — это грязные носки и дурной запах изо рта".!]

Он был удивлен, но улицы Сэндикоува в тысяча девятьсот четвертом году удивили его еще больше. Уличное движение, представленное различными видами конных экипажей и, время от времени, допотопной "самодвижущейся повозкой", вполне соответствовали исходным пространственно-временным данным, но вот прохожие нимало не напоминали ирландцев. В основном это были мальчики-проститутки с арабской внешностью, которые раз двадцать пытались к нему привязаться, прежде чем он вскочил на трамвай, шедший в центр Дублина.

"…со своим братом Джеромом, понимаешь, и их дружком по имени Лоренс Файнстайн…"

"…Сублиминальный Синдикат выглядел бледнее его рубашки… грязные носки для наших ирландских поэтов…"

Обрывки разговоров заглушались доносящимися откуда-то рядом звуками флейт и свирелей… запах полыни, необычно жаркое солнце…

Трамвай влекла огромная черная сороконожка. На кондукторском месте восседала барышня, похожая на Мадонну в одном из ее прикидов — бюстгальтер с остроконечными чашечками и балетная пачка. В руке Мадонна сжимала огнемет, который она иногда приводила в действие, производя предупредительные выстрелы над головой сороконожки, когда та с нескрываемой алчностью тянулась жвалами в сторону пробегавших по тротуарам иезуитов и опричников.

— Терпеть не могу эвфемизмов, — грустно пробормотал Саймон, — но какого протуберанца меня сюда занесло?

Он знал, что недавно принял кислоту, но окружавшая его действительность отнюдь не походила на трип.

— Позволь, я тебе объясню, — сказал огромный рыжий муравей. Действительно огромный — размером с междугородний автобус.

— Мы протащили тебе через переход. Ты и твои друзья-дискордисты хотите сорвать величайший поворотный момент в истории и, тем самым, сыграть на руку гнусным черным муравьям. Я раскрою тебе ужасную правду на английском, твоем родном языке.